— А Потрошитель, похоже, быстро бегает, — сказала она.
Чарльз сверился с карманными часами.
— Мы обогнали его на пять минут, но знали, куда идем. Скорее всего, он не воспользовался кратчайшим путем, избегал главных улиц. Джек искал жертву.
— И уединения.
— А тут не слишком-то уединенно.
Из окон двора на площадь смотрело множество лиц.
— В Уайтчепеле люди давно научились многого не замечать.
Женевьева меряла шагами пространство, словно пыталась ощутить его.
— Прекрасное место, общедоступное, но закрытое. Идеально подходит для разврата под открытым небом.
— А вы не похожи на других вампиров, — заметил он.
— Это так, — согласилась она. — Надеюсь, что это так.
— Подобных вам называют старейшинами?
Женевьева похлопала себя по груди в области сердца:
— Прелестные шестнадцать лет на вид, но родилась я в 1416 году.
Борегар невероятно удивился:
— Значит, вы не…
— Не из кровной линии принца-консорта? Именно так. Моим отцом-во-тьме был Шанданьяк, а его матерью-во-тьме — леди Мелисса д'Акве, а ее…
— То есть все это, — он взмахнул рукой, — не имеет к вам никакого отношения?
— Все имеет отношение ко всем, мистер Борегар. Влад Цепеш — больное чудовище, и он распространяет заразу. Эта несчастная женщина сегодня утром — вот чего можно ожидать от его кровной линии.
— Вы — врач?
Она пожала плечами:
— За прошедшие годы я сменила немало профессий. Была шлюхой, солдатом, певицей, географом, преступницей. Выбирала занятие по обстоятельствам. Сейчас мне больше всего подходит поприще доктора. Мой отец, настоящий отец, был лекарем, а я ему помогала. Может, вы не знаете, но Элизабет Гарретт Андерсон и София Джекс-Блейк — не первые женщины, посвятившие себя медицине.
— С пятнадцатого века многое изменилось.
— Я это понимаю. Что-то такое читала в «Ланцете». Я не стану применять пиявки, разве только в особых случаях.
Борегар неожиданно понял, что ему нравится эта древняя девушка. Женевьева не походила ни на одну его знакомую, «теплую» или не-мертвую. То ли сознательно, то ли по необходимости женщины всегда стояли в стороне, наблюдая, отпуская замечания, но никогда не действуя. Чарльз подумал о Флоренс Стокер — та всегда притворялась, что понимает умных людей, которых развлекала, и обижалась, стоило кому-то не выполнить ее просьбу. Пенелопа же превратила подобное невмешательство в настоящее священнодействие, настаивая, чтобы неприятные новости держали подальше от ее бедной головки. Даже Кейт Рид, «новорожденная», сочувствующая суфражисткам, довольствовалась тем, что делала краткие заметки о жизни, но не участвовала в ней. Женевьева не была зрителем. Она чем-то напоминала Памелу. Та всегда хотела и требовала участия.
— Это политическое дело?
Борегар тщательно все обдумал, прежде чем ответить. Он не знал, насколько мог ей доверять.
— Я навела справки о клубе «Диоген», — объяснила Дьёдонне. — Вы — нечто вроде правительственного учреждения, не так ли?
— Я служу короне.
— А почему интересуетесь Потрошителем?
Женевьева встала над пятном, где умерла Кэти Эддоус. Полицейский отвернулся. На его шее виднелись красные отметины, бегущие от уха до воротника. Похоже, он недавно встречался с вампиром.
— Сама королева изъявила озабоченность. Если она распорядится, мы постараемся поймать убийцу, а потом…
— Потрошитель, наверное, какой-то анархист, — пустилась в размышления Женевьева. — Или твердолобый вампироненавистник.
— Последнее можно утверждать с определенной уверенностью.
— А почему все так уверены, что Джек «теплый»? — спросила Женевьева.
— Все жертвы — вампиры.
— Как и многие люди. Убитые также женщины, проститутки и практически нищенки. Возможно, их связывают воедино несколько условий. Потрошитель всегда наносит первый удар в горло, а это прием носферату.
Полицейский забеспокоился. Женевьева его беспокоила. Борегар заподозрил, что подобное впечатление она производила на многих.
Он обдумал ее теорию:
— Судя по данным, полученным после вскрытий, женщин никто не кусал и не обескровил. К тому же вампирская кровь не заинтересовала бы другого вампира.
— Это не совсем так, мистер Борегар. Вампиром можно стать, лишь испив кровь не-мертвого. Мы кусаем друг друга, хотя и редко. Иногда для того, чтобы установить превосходство внутри группы — так мелкий тиран собирает дань со своих подданных. Иногда подобные вливания бывают целительными для порченых линий. Естественно, порой взаимное кровопускание, как и всякое другое, может стать частью полового акта…
От такой прямоты Борегар зарделся. Лицо полицейского побагровело, он тер воспаленные раны.
— Кровная линия Влада Цепеша загрязнена, — продолжила она. — Чтобы пить из такого колодца, надо совсем обезуметь от болезни. Но в Лондоне полно хворых вампиров. Потрошитель легко может быть из их числа или из числа «теплых» ненавистников.
— Может, он хочет крови женщин, так как жаждет послесмертия. В ваших жилах течет фонтан молодости. Если наш Потрошитель «теплый», но страдает от какого-то недуга, он вполне мог отчаяться настолько, чтобы прибегнуть к таким мерам.
— Стать вампиром не так уж и сложно. Разумеется, многие люди в легкие пути не верят. В вашем предположении есть здравое зерно. Но зачем столько жертв? Одной матери-во-тьме вполне достаточно. И зачем убивать? Любая из этих женщин обратила бы его за шиллинг.
Они вышли с площади и направились в сторону Коммершиал-стрит. Географически та располагалась прямо в центре дела о Джеке. Поблизости убили Энни Чэпмен и Лулу Шон. Здесь же находился полицейский участок, где велось расследование, «Кафе де Пари» и Тойнби-Холл. Прошлой ночью Потрошитель, скорее всего, пересек эту улицу где-то к югу от Уайтчепел-Хай-стрит и Коммершиал-роуд и, возможно, даже направился по ней к Лаймхаузу и докам, пряча окровавленный нож под пальто. Ходили упорные слухи, что убийца был моряком.
— Может, он — просто безумец, — сказал Чарльз. — Орангутан с опасной бритвой, который убивает без всякой цели.
— Доктор Сьюард утверждает, что сумасшедшие не так просты. Действия душевнобольных могут показаться случайными и бессмысленными, но в них всегда есть некая схема. Если рассмотреть их с разных сторон, то рано или поздно начинаешь понимать, видеть мир как безумец.
— И потом мы сможем его поймать?
— Доктор Сьюард сказал бы «излечить».
Они прошли мимо листовки с именами последних преступников, отправленных на кол. Тайберн превратился в лес умирающих воров, гомосексуалистов и бунтарей.
Борегар задумчиво произнес:
— Боюсь, для этого безумца есть только одно лекарство.
На перекрестке Вентворт и Гоулстон-стрит, рядом с кварталом недавно отстроенных Образцовых зданий, столпились полицейские и чиновники. Там были Лестрейд с Эбберлайном, но все смотрели на тощего мужчину в шелковой шляпе и с печально обвисшими усами. Сэр Чарльз Уоррен, комиссар городской полиции, против воли приехал в самый презренный угол своих владений.
Борегар не спеша подошел к собравшимся, вампирша — вместе с ним. Судя по всему, обсуждали нечто важное. Лестрейд отодвинулся в сторону, пропуская их внутрь. Чарльз удивился, найдя лорда Годалминга среди гражданских сановников. «Новорожденный» носил шляпу с широкими полями, тень от которых скрывала лицо, и курил сигару.
— Кто этот человек? — сварливо осведомился сэр Чарльз, показывая на Борегара и игнорируя Женевьеву как нечто, не стоящее его внимания. — Вы, молодой человек, подите прочь. Это официальное дело. Быстрее, пошевеливайтесь!
Сделав себе репутацию на Каффирской войне, сэр Чарльз относился ко всем, кто не имел официальной должности, как к туземцам.
Годалминг объяснил:
— Мистер Борегар представляет интересы клуба «Диоген».
Комиссар проглотил раздражение. Его глаза слезились от утреннего солнца. Борегар понимал, почему полиции не нравилось присутствие начальника, но получил некоторое удовлетворение, вызвав неудовольствие сэра Чарльза.
