под осадой в Бхурти: наш полк с полудивизионом артиллерии, рота сикхов, множество женщин и штатских. Нас окружало десять тысяч мятежников, жадных до добычи, как терьеры перед клеткой с крысой. На вторую неделю у нас закончилась вода, и все зависело от того, удастся ли нам связаться с колонной генерала Нилла, которая продвигалась вглубь страны. В этом состояла наша единственная надежда, потому что пробиваться с боем, имея при себе женщин и детей, мы не могли. Я вызвался добраться до генерала Нилла и известить его о нашей беде. Мое предложение было принято, и я обсудил план действий с сержантом Баркли, который, как считалось, лучше всех знал местность. Он нарисовал маршрут, где мне легче будет проскользнуть через линию неприятеля. Тем же вечером в десять я отправился в путь. Я должен был спасти тысячу жизней, но, перебираясь через стену, думал только об одной.
Путь шел по высохшему руслу: мы надеялись, что там меня не увидят вражеские часовые. Но за углом я наткнулся сразу на шестерых, которые поджидали меня, притаившись в темноте. Меня оглушили ударом по голове и связали. Но больше головы болело мое сердце: мало-мальски понимая местную речь, я узнал из неприятельских разговоров, что тот самый человек, на которого я положился в выборе маршрута, с помощью туземного слуги предал меня в руки врагов.
В дальнейших подробностях нужды нет. Теперь вы знаете, на что был способен Джеймс Баркли. На следующий день Бхурти был освобожден Ниллом, но мятежники уволокли меня в свое убежище, и лишь через долгие годы я снова увидел лицо белого человека. Меня пытали, я бежал, меня поймали и снова мучили. Вы сами видите, во что меня превратили. Часть мятежников бежала в Непал, за самый Дарджилинг, потащили с собой и меня. Местные горцы перебили моих мучителей, я попал к ним в рабство и со временем сумел бежать, но не на юг, а на север, к афганцам. Там я бродяжничал не один год и наконец вернулся в Пенджаб, где жил в основном среди туземцев, зарабатывая на жизнь фокусами, которым обучился в странствиях. Что толку, если я, несчастный калека, вернусь в Англию или дам о себе знать старым товарищам? Даже жажда мести не толкала меня к этому. Пусть лучше, думал я, Нэнси и мои друзья будут вспоминать, как Генри Вуд умер с высоко поднятой головой, чем увидят его живого, ковыляющего с палкой, как шимпанзе. Они не сомневались, что я погиб, и я не собирался опровергать это заблуждение. Я слышал, что Баркли женился на Нэнси и быстро пошел в гору, но даже это не заставило меня объявить о себе.
Но когда стареешь, тобой овладевает тоска по дому. Годами мне грезились живые изгороди и зеленые поля Англии. Наконец я решился повидать их перед смертью. Я скопил достаточно денег на переезд, а тут обосновался поближе к военным, так как хорошо их знаю и умею потешить; среди них мне проще себя прокормить.
– То, что вы рассказали, очень интересно, – проговорил Шерлок Холмс. – Я уже слышал, как вы встретились с миссис Баркли и узнали друг друга. Потом, как я понимаю, вы последовали за ней к ее дому и наблюдали через стекло ее ссору с мужем, когда она, несомненно, обвинила его в подлом предательстве. Вы не выдержали, пересекли лужайку и вломились к ним в комнату.
– Да, сэр, и я даже не знаю, с чем сравнить ужас, отразившийся в его чертах. Упав, он ударился головой о каминную решетку. Но умер он еще раньше. Я прочел смерть на его лице так же легко, как могу прочесть в свете камина эту записку. Один мой вид как пуля пронзил его отягощенное виной сердце.
– А потом?
– Потом Нэнси лишилась сознания, и я взял у нее из рук ключ, чтобы открыть дверь и позвать на помощь. Но тут мне пришло в голову, что лучше будет убраться, оставив все как есть, ведь меня могут заподозрить, да и моя тайна выйдет наружу. В спешке я сунул ключ в карман, а трость обронил, когда гонялся за Тедди, который взбежал по занавеске. Когда удалось упрятать Тедди в коробку, откуда он улизнул, я пустился в бега.
– Кто этот Тедди? – спросил Холмс.
Калека открыл дверцу стоявшей в углу клетки. В то же мгновение оттуда выскочил красивый рыжий зверек, с вытянутым гибким телом, лапами как у горностая, тонкой мордочкой и парой красных глазок, каких я не видел ни у одного другого животного.
– Мангуст! – вскричал я.
– Кто-то зовет их мангустами, кто-то ихневмонами, – кивнул калека. – Я их называю змееловами, и Тедди удивительно проворен, когда охотится на кобру. У меня есть одна, беззубая, и Тедди ловит ее каждый вечер, чтобы потешить публику в военной столовой. Что-нибудь еще, сэр?
– Мы обратимся к вам снова, если миссис Баркли будет грозить серьезная опасность.
– В этом случае я, конечно, вмешаюсь.
– Но если дело повернется иначе, не вижу смысла в том, чтобы ворошить прошлое и позорить мертвеца, какие бы подлые поступки он ни совершал при жизни. Во всяком случае, вы можете утешаться сознанием, что все эти тридцать лет он терзался угрызениями совести. А, вот полковник Мерфи идет по той стороне улицы. Прощайте, Вуд. Я хочу узнать, не произошло ли за сутки чего-нибудь новенького.
Мы успели догнать майора, прежде чем он завернул за угол.
– А, Холмс! – промолвил он. – Вы, наверное, слышали, что вся эта суета завершилась ничем?
– А именно?
– Следствие закончено. Из свидетельства медика недвусмысленно явствует, что причиной смерти был апоплексический удар. Как видите, случай все же оказался самым простым.
– О да, наипростейшим, – улыбнулся Холмс. – Пойдемте, Ватсон; думаю, в Олдершоте мы больше не нужны.
– Остался один вопрос, – сказал я по дороге к станции. – Если мужа звали Джеймс, а другого мужчину – Генри, при чем тут Давид?
– Дорогой Ватсон, будь я тем безупречным мыслителем, каким вы любите меня представлять, одного этого имени мне бы хватило, чтобы прозреть всю историю. Имя Давид было брошено в упрек.
– В упрек?
– Да. Как вы знаете, Давиду случалось временами сбиваться с пути истинного. Однажды он совершил тот же грех, что и сержант Джеймс Баркли. Помните историю с Урией и Вирсавией? Мои библейские познания, боюсь, уже повыветрились из памяти, но вы найдете этот рассказ то ли в Первой, то ли во Второй книге Царств.
Домашний пациент
Просматривая свои довольно беспорядочные заметки, имеющие целью дать представление о необычных свойствах ума моего друга мистера Шерлока Холмса, я поразился тому, насколько трудно отыскать в них примеры, полностью отвечающие поставленной задаче. Как раз в тех случаях, когда Холмсу случалось проявить наивысшее аналитическое
