сосен порозовело. Лесная тишина дышала, шуршала множеством еле уловимых звуков. Редкий подлесок разнообразил темные стволы деревьев. Где-то совсем рядом гукнула ночная птица и, хлопая крыльями, исчезла в лесной чаще. Прохладный чистый воздух был насыщен давно забытыми запахами. Он вдохнул полной грудью, пытаясь насытиться утренним ароматом соснового леса, поправил на плече двустволку и не спеша двинулся по намеченному маршруту.
Пройдя с километр, он подумал:
«Лося подсунут где-нибудь дальше, где лиственный подлесок станет плотнее. А здесь видимость хорошая — негде лосю укрыться».
С восточной стороны, наверное, не дальше полукилометра кукукнуло.
— Ну вот, можно посчитать, сколько осталось! — прошептал он и остановился.
Кукушка прокуковала восемь раз и на последнем девятом недокуковала — он услышал только: «Ку».
«Восемь с половиной. Неплохо», — подумал он.
Первые лучи солнца осветили крону большой сосны. Справа на юге снова послышалось «Ку-ку». На этот раз птица с небольшим перерывом насчитала десять.
«Надо бы выбрать, — улыбнувшись, подумал он. — Обе хороши», — и двинулся на просвет между молодыми елями.
Справа вверху появилась надпись: «Внимание! Через сто метров вас ждет объект».
По косогору он спустился вниз в сумрачный ельник. Здесь было сыровато и грустно. Он, не останавливаясь, выбрался наружу, на край болота и остановился от неожиданности. Впереди, метрах в двадцати на кочке сидел серо-коричневый заяц и одним глазом следил за ним.
«Что-то новенькое? — подумал он. — Зайца я не заказывал».
Заяц не двигался. В прозрачном воздухе его фигурка, словно статуэтка, красовалась на фоне огромного болота, уходившего к дальнему лесу.
— Ну, что, друг? Сидишь, наслаждаешься рассветом? — обратился он к зайцу.
Заяц неожиданно прыгнул в сторону и по большой дуге помчался по краю болота.
«Ушел по делам», — подумал он.
Справа он прочитал новую надпись: «Осталось десять минут. Продвигайтесь к контрольной точке».
— Продвигаюсь, — ответил он и, не спеша обходя кочки с ягодниками, последовал вслед за зайцем.
— Эх, заяц! — вздохнул он. — Не знаешь ты настоящей охоты!
В голову ему лезли, мешая друг другу, «охотничьи» рифмы: «охота — длиннота, охота — дремота…» Внезапно придумалась строчка:
— Мне охота на охоту.
А затем другая:
— Погулять и пострелять.
Он подумал:
— Мне нельзя рифмовать — лицензия кончилась. А здесь, в лесу кто мне это запретит? Убежавший заяц? — и он на ходу рифмовал и рифмовал:
Нам охота на охоту —
Погулять и пострелять.
Наберется нас с полроты,
Чтобы зайчика поймать.
Братцы-зайцы, берегитесь!
Затаитесь по кустам.
От меня скорей бегите —
Счастья вам теперь не дам.
Я охотник. Цель такая —
Жертву здесь мне подавай,
А у вас она другая —
Берегись и не зевай.
Цели наши несовместны —
Без борьбы им не сойтись.
Я, конечно, здесь не местный,
Но и ты поберегись!
Администратор вопросительно заглянул ему в глаза. Он только что открыл их после возвращения. Его ноги еще не освободили от имитаторов.
— Как вам наша премия? Исключительно только для вас, постоянного клиента! Это подарок от фирмы. Понравилось?
— Какой подарок? — спросил он, еще не совсем возвратившись оттуда.
— Как? — удивился администратор. — Разве вы не заметили? Мы его отгенерировали прямо перед вами, на болотной кочке.
Поддерживаемый лаборантом, он встал.
— Вы имеете в виду зайца?
— Да, конечно, зайчика. Прекрасный экземпляр, не правда ли?
— Да, — ответил он. — Я про него… — он осекся, вспомнив про лицензию. — Я про него потом что-нибудь напишу.
— О, да! Конечно, поэму! Как о грибах, — обрадовался администратор. — Мы всегда рады, когда после нас творят. Вот как о рыбалке, — и он прочел наизусть:
— «Рыба, ты поговори!
Расскажи, о чём мечтаешь?
Нам хоть что-то сотвори,
Без тебя здесь скучно. Знаешь?»
Он поморщился от последних двух строк и поправил администратора:
— …Что там под водой, вдали?
Почему ты не летаешь?
— Ах, простите! Извиняюсь, немного спутал. Такая работа, что некогда учить стихи. Голова забита не тем. Еще раз извините. Я исправлюсь, выучу наизусть. Вот увидите… Еще раз прошу прощения. — Администратор прекратил извинения и равнодушно произнес: — С вас сто пятьдесят. Премиальный заяц бесплатно.
Он расплатился и вышел наружу. Легкий морозец охладил лицо, и ему показалось, что под вечер воздух стал чище и суше. Дневная слякоть исчезла. Осень подходила к концу. Голые деревья уже совсем не напоминали о прошедшей осени. Он твердо решил, что завтра с утра он займется этой дурацкой лицензией.
* * *
А там была крепкая зима. Большую реку напрочь заморозило, заторосило и замело. Обстановка, по сравнению с летом и осенью, изменилась. По реке стало можно ходить, ездить, и это тревожило. Граница не проходной двор — нечего здесь шляться кому не лень! Правда, следы на снегу виднелись хорошо, так что это небольшое облегчение давало надежду, что граница, бесспорно, будет на замке.
Так думал и он ежедневно — то ночью, то в светлое время суток, топая по насту, наметенному ветром.
А еще, кроме всего прочего, думалось о сложной обстановке в этот год: почему-то она обострилась донельзя.
Жили две страны рядом. По-разному жили: то дружили, то не очень. Было время — навек подружились, а потом что-то вожди друг другу не понравились. Соседний вождь активизировал молодежь на борьбу с отклонениями, а наш на это смотрел иронично: мол, ерундой занимаются. Итак, потихоньку вожди недружественность проявляли. Тот, что за границей, считал, что наш от основ так сильно отклонился, что народонаселение их и наше стали уже не совсем друзьями.
Этой зимой их погранцы повадились по середине реки на санях с лошадкой ездить, и почти каждый день. У нас считалось, что не должны они ездить по середине реки, ибо граница ближе к их берегу проходила. Это когда вечная дружба была, почему-то четко не определились, где граница должна быть: есть большая река — и достаточно. А бывшие друзья дожили до того, что, наверное, стали считать, что граница ближе к нашему берегу проходит.
Вот и образовалось политическое недоразумение.
«Как быть? — кумекали начальники и раскумекали: — Надо этих нарушителей выдворять аккуратненько, без эксцессов, указывать им, уже не друзьям, свое место на реке — пусть знают».
День выдался прекрасный. Морозец не прихватывающий, солнце сверкает, снег искрится, ветра нет — благодать! Служи да служи потихоньку — ан нет! Поехали те на санях своих. Наш «вышкарь» их еще за километры
