– Ты сказал, что твоя сестра умирала. От лейкемии.
– Тогда я и заключил эту сделку. Договор с Богом. Он выполнил условие, и Софи осталась жива. Я тоже исполнил наш уговор.
– Тебе же тогда было только четырнадцать. Слишком рано давать обещания на всю жизнь.
– Но я все же пообещал. К тому же, Маура, во имя Господа можно сделать много добра. Я был счастлив этим обещанием.
– А потом ты встретил меня.
Он вздохнул:
– А потом я встретил тебя.
– Придется выбирать, Даниэл.
– Иначе ты уйдешь из моей жизни. Знаю.
– Я не хочу этого.
Он взглянул на нее:
– Тогда не уходи, Маура! Пожалуйста! Эти несколько месяцев без тебя я был сам не свой. Испытывал чувство вины из-за того, что хотел тебя. Но только и думал что о тебе.
– И что же будет со мной, если я останусь в твоей жизни? У тебя будет церковь, а у меня что? – Она уставилась в темноту. – Ведь ничего не изменилось, верно?
– Все изменилось. – Он взял ее за руку. – Я люблю тебя.
«Только недостаточно сильно. Не так, как ты любишь своего Бога».
И все же она не отстранилась, позволила Даниэлу снова заключить ее в свои объятия. И отвечала поцелуями на его поцелуи. На этот раз они занимались любовью яростно, нежное соприкосновение тел превратилось в неистовое столкновение. То была не любовь, а кара. Сегодня они пользуются друг другом. Если у Мауры не может быть любви, пускай будет страсть. Пусть у него останутся воспоминания, которые будут преследовать его в те вечера, когда Бога вдруг покажется мало. «Именно от этого ты откажешься, покинув меня. Из этого рая ты стремишься уйти».
И он ушел, когда все еще было темно. Она почувствовала, как он зашевелился и проснулся рядом с ней, как медленно сел на край кровати и начал одеваться. Все правильно – наступило воскресное утро, пора возвращаться к пастве.
Он наклонился, поцеловал ее в голову и прошептал:
– Мне нужно идти.
– Знаю.
– Я люблю тебя, Маура. Никогда не думал, что скажу это женщине. И вот теперь говорю.
Он погладил ее по щеке, и она отвернулась, чтобы Даниэл не увидел, как на глазах у нее выступили слезы.
– Давай я сварю кофе, – сказала она, вставая.
– Не надо, оставайся в теплой постели. Я и сам могу выйти.
Они снова поцеловались – и Даниэл поднялся. Маура слышала, как он прошел по коридору и как за ним захлопнулась входная дверь.
И все-таки это произошло. Ей не удалось выйти за рамки клише. Ева и яблоко. Обольстительница, которая довела священника до греха. Но на этот раз в качестве коварного змея-соблазнителя выступал не Сатана, а их одинокие сердца. «Хотите отыскать дьявола, господин Сансоне? Тогда взгляните на меня».
«Взгляните на любого из нас».
За окнами небо мало-помалу окрашивалось холодными яркими красками утренней зари. Маура отбросила одеяло, и от постельного белья повеяло запахом их страсти. Пьянящий аромат греха. Она не стала смывать его с себя – просто набросила халат, скользнула ногами в тапочки и пошла на кухню готовить кофе. Стоя у мойки и наполняя кофеварку водой, она рассматривала на заиндевевшем оконном стекле замысловатые узоры в виде переплетенных лиан, цветов и листьев и, даже не глядя на термометр, понимала: день сегодня обещает быть ужасно холодным. Она представила себе, как прихожане Даниэла, выбираясь из машин, кутаются в пальто и куртки и спешат к церкви Пресвятой Богородицы, чтобы, невзирая на воскресную стужу, послушать вдохновенные проповеди отца Брофи. Что же он скажет им этим утром? Признается ли своей пастве, что он, ее пастырь, сошел с пути истинного?
Маура включила кофеварку и направилась к входной двери за газетой. Едва она ступила наружу, как ее насквозь пронизало холодом. Мороз обжег ей горло и ноздри. Она без лишних проволочек схватила газету, лежавшую на дорожке, развернулась и быстро взбежала по ступеням на крыльцо. Взявшись было за дверную ручку, она вдруг застыла как вкопанная и уставилась на дверь.
На слова и знаки, нацарапанные на ней.
Маура обернулась и в ужасе оглядела улицу. Но увидела лишь сверкающую на солнце обледенелую мостовую и услышала только тишину воскресного утра.
Она прошмыгнула в дом, захлопнула за собой дверь и заперла ее на засов. И тут же бросилась к телефону – звонить Джейн Риццоли.
23
– Ты уверена, что ничего не слышала ночью? Шаги на крыльце или что-нибудь еще необычное? – спросила Джейн.
Маура сидела на диване и дрожала, хотя на ней были свитер и широкие шерстяные брюки. Она так и не позавтракала, не выпила даже ни глотка кофе, но голода, однако, совсем не чувствовала. В течение получаса до приезда Джейн и Фроста Маура простояла у окна в гостиной, наблюдая за улицей, прислушиваясь к малейшим звукам, присматриваясь к каждой проезжающей мимо машине. «Убийца знает, где я живу. Знает, что было ночью у меня в спальне».
– Док!
Маура подняла глаза:
– Я ничего не слышала. Надпись уже была там, на двери, когда я проснулась. Когда я вышла из дома за…
Она вздрогнула – сердце вдруг учащенно забилось.
Зазвонил ее телефон.
Трубку снял Фрост:
– Дом доктора Айлз, у телефона детектив Фрост. Простите, господин Сансоне, мы тут как раз делами занимаемся, и говорить с вами она пока не может. Я передам ей, что вы звонили.
Джейн снова посмотрела на Мауру:
– Точно помнишь, что, когда ты вернулась вчера домой, надписи на двери еще не было?
– Тогда я ее не видела.
– Ты вошла через переднюю дверь?
– Да. Обычно я вхожу через гараж. Но моя машина осталась в Бикон-Хилле.
– Отец Брофи проводил тебя до самой двери?
– Было темно, Джейн. Мы вряд ли разглядели бы, что там написано.
«Ведь мы смотрели только друг на друга. И думали лишь о том, как бы скорее добраться до спальни».
– Пойду-ка осмотрю тут все кругом, – сказал Фрост. – Погляжу, может, какие следы остались.
Он вышел через переднюю дверь. И хотя теперь уже бродил снаружи, в доме, через двойные окна, шагов его слышно не было. Ночью преступник мог преспокойно разгуливать под окнами спальни, а Маура не услышала бы ни единого звука.
– Как думаешь, может, он следил за тобой с самого начала? – спросила Джейн. – От дома О’Доннелл?
– Не знаю. Может, и так. Но ведь я была на всех трех местах преступления. Когда убили Лори-Энн Такер. И Еву Кассовиц… И он мог видеть меня в любом из тех мест.
– И выследить, где ты живешь.
Маура обхватила себя руками, силясь унять дрожь.
– А я ничего не замечала. И не осознавала, что за мной следят.
– У тебя же есть охранная система. Ты включала ее прошлой ночью?
– Нет.
– Почему?
– Я… я просто забыла.
«Думала-то я совсем о другом».
Джейн села в кресло напротив Мауры:
– Почему же он нарисовал эти знаки на твоей двери? Что они, по-твоему, значат?
– Откуда я знаю?
– И надпись… такая же, как в спальне Лори-Энн Такер. Только в этот раз он не стал мудрить и писать по-латыни. В этот раз он сделал все, чтобы мы сразу поняли его послание. «Я согрешила». – Джейн задумалась. – Зачем обращаться к тебе именно этими словами?
Маура промолчала.
– Думаешь, они действительно тебе адресованы? – Джейн вдруг посмотрела на нее настороженно. Испытующе.
«Она же знает меня как облупленную, – подумала Маура. – И видит, я говорю далеко не все. А может, уловила исходящий от меня запах страсти. Нужно было принять душ, перед тем как их впускать. Нужно было смыть с себя запах Даниэла».
Маура резко встала.
– Что-то не могу сосредоточиться, – призналась она. – Надо выпить кофе.
Она повернулась и направилась на кухню. Принялась варить кофе, после чего разлила его по кружкам и достала из холодильника сливки. Джейн прошла на кухню следом за ней, но Маура избегала глядеть в ее сторону. Она поставила перед Джейн дымящуюся кружку и, потягивая кофе, неотрывно смотрела в окно. Ей хотелось оттянуть момент постыдного признания.
– Ты хочешь что-то сказать мне? – спросила Джейн.
– Я уже все сказала. Утром проснулась и увидела на двери ту надпись. Даже не знаю, что еще прибавить.
– Отец Брофи довез тебя от особняка О’Доннелл прямо до дома?
– Да.
– И никакого преследования ты не заметила?
– Нет.
– Ну что ж, может, отец Брофи что-нибудь заметил. Поглядим, вдруг что вспомнит.
– Говорить с ним совсем необязательно, – отрезала Маура. – Думаю, если б он что и заметил вчера, то непременно сказал бы мне.
– И все же придется его расспросить.
Маура повернулась лицом к Джейн:
– Сегодня ведь воскресенье.
– Я знаю, какой сегодня день.
– У него служба.
Глаза Джейн сузились, и Маура почувствовала, как на ее лице зажегся румянец.
– Что было прошлой ночью? – допытывалась Джейн.
– Говорю же. От О’Доннелл я сразу вернулась домой.
– И провела здесь всю ночь.
– Я не выходила из дома.
– А отец Брофи?
Вопрос, произнесенный так невозмутимо, огорошил Мауру настолько, что она потеряла дар речи. Через некоторое время она опустилась на стул, стоявший возле кухонного стола, и молча уставилась на свою кружку.
