Мой вывод — на неё хватит! Не позволю из себя кровь откачивать! Не дам! Моё! Мне и самому она сейчас нужна до грани!
— Так. Ну ладно — сделала она какой-то свой вывод и ушла, вместе с иглой, трубкой, и штангой с баночкой.
Но очень скоро вернулся вместе с шкафообразным бугаем. Что оказался врачом.
— Ооо! Начинается шоу! — выдала бабка, вылезая из-под одеяла и садясь на кровати, разве что в ладоши не хлопая.
И как видно психологом, так-как бугай-врач начал очень активно заговаривать мне зубы. И не просто заговаривать, а он еще и закрыл собой дверь! И из-за него я заметил, как ко мне подкрались сзади, только в последний момент.
Резкий разворот, стойка, обозначающая прямую угрозу парню, что явно подобного не ожидал и опешил. И укол в лопатку. Разворот на месте, удар наотмашь — промах. Захват моей тушки сзади, за грудь и руки. Пытаюсь вырваться — безуспешно.
Использую ноги в помощь, отталкиваюсь от массивного тела за спиной — мои ноги захватает врач, силясь удержать конечности. Слышу хруст в собственном бедре, что, будучи поврежденным, под усилием мышц начало просто крошится! Кусаюсь и визжу как последний аргумент, понимая, что в силовой метод я уже проиграл.
— Леночка, еще пять кубиков! — проговорил взмокший врач-психолог, уставший держать мои уже толком не брыкающиеся ноги, в то время как я всадил свои зубы под самый корешок в руку удерживающего меня человека и волком смотрю на видимые персоны.
Леночка достала шприц — я огрызнулся на неё как загнанный в угол зверь. Она, проигнорировав угрозу, засадила иглу шприца в раненую руку.
Да что ж ты делаешь, сучка! — взвыл я внутри своей души, глядя как и без того уже толком не функционирующая рука, с порванными собственными усилиями, при аварии и сейчас, мышцами, совсем перестает работать немея и как бы теряя связь с остальным телом.
Чтоб вас! Я ведь так и правда могу конечности лишиться! И…и…и… сознания. Срабатывает отсечка тела, отключающая мозг, почуяв прямую угрозу его нервным клеткам.
Чтоб вас!
— Чтоб вас! — сухо мычу уже вслух, приходя в чувства.
Пытаюсь поднять руку — не выходит. Вторую — тоже! Я что, привязан к койке?! Ну уж нет! Пора врубать свето…
— Саша!
Знакомый голос! Поворачиваю голову — обнаруживаю у кровати заплаканную мать. Её глаза… смотрят на меня любя меж белков с потрескавшимися сосудами. Светясь печалью, радостью, горем и надеждой, сквозь тьму ночи — ведь за окном уже стемнело. Сколько я тут провалялся?
— И почему я связана?
— Ой. Саша, прости! — принялась она растягивать ремни, которыми я пристегнут к койке — но у неё ничего не вышло — Я сейчас… позову.
— Не надо, забей — буркнул я, отвернувшись.
Через миг обернулся вновь:
— Лучше попить мне дай. Побольше.
— Сейчас, сейчас!
Два литра выдул, как одним глотком.
— МАЛО!
— Ты ж потом….
Мой взгляд средь лунной ночи сказал ей всё лучше слов, и она убежала за водой еще. Вновь выдул, и понял… надо облегчиться! Так вот что…
— Развяжи меня!
— Сейчас, сейчас!
А я понял, что сейчас уссусь!
— Ааа… ххх… поздно — понял, что держать в себе не стоит.
— Саша… — проговорила мать, как-то даже без обвинений.
Ну а уже утром, от врачей, что пришли на обход и разбудили только уснувшею на соседней койке мать, я узнал, что у меня, оказывается! Нет переломов. На что я только по улыбался — проканало! Только трещины, везде, где только можно. Так что гипс накладывать не стали, и вообще — мне повезло.
А если я еще и буду хорошей, и главное — послушной, девочкой, и перестану вредничать и мешать медсестрам делать их работу — ставить уколы! То они меня еще и развяжут. А то бедному Ивану из медбратов, руку пришлось зашивать. На что я только коварно улыбнулся, и пообещал быть самой тихой и скромной паинькой и всех возможных тихих и скромных паинек.
Они мне не поверили, но развязали. А я решил, что мне, пора бы вспомнить, что я как бы человек, и у меня сейчас все болит настолько, что должен орать как ненормальней, катаясь в истерике. А не сидеть на коечке, с дебильной улыбкой наркомана. Да и правая рука… как бы не моя уже на большую степень из возможных.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Она конечно зарастает, именно так! Ибо внутри по большей части пустою стало, но это займет время. А пока побудет тряпочкой. Так что нужно быть предельно… человечным, и скрипеть, кряхтеть, изображая инвалида энной степени.
— Да, о спорте, увы, теперь придется забыть — услышал я разговор матери и какой-то врачихи в коридоре у палаты — только оздоровительная гимнастика и немного плаванья.
Ну не настолько сильно инвалида из себя строить! — вынес я вердикт, распрямляя уже сгорбленную спину.
А разговор меж тем продолжился:
— Ей вообще очень сильно повезло!
— Что жива осталась? — поинтересовалась мать каким-то без эмоциональным, и можно даже сказать — юмористическим, голосом.
— И это тоже — ответила врачиха абсолютно хладнокровно, от чего мать как-то странно крякнула — Даже средь взрослых немало случаев, когда при подобном ДТП и скорая-то не успевает приехать. А тут… видимо она все же успела сгруппироваться, так как ни мозг, ни внутренние органы, не пострадали вовсе. Кости, мышцы, а ведь она пролетела через пол проезжей… вам плохо?
— Не, не, все нормально.
— Сестра! Позови медбрата! Тут женщине плохо! — услышал я крик, а за тем топот ног.
И мать куда-то увели — беседы больше я не слышал.
Глава 20 — Больничка
— Следи за молоточком… — сказала врач, указывая пальчиком на его кончик, и я принялся старательно отслеживать перемещения резины, думая про себя:
Как же мне это все достало!
Ходить — нельзя, сидеть — нельзя! Рукой шевелить не могу — не положено! Анекдоты травить некому. И приходится постоянно корчить из себя больную обиженку — устал! Зато есть врачи… что постоянно пишут в своих журнала-тетрадях нечто на неизвестном языке — как это вообще кто-либо читает? И читает ли — заглянул я в журнальчик, от чего мадам-врач… ревностно прикрыла писанину собой, своей спиной и плечом, скрывая её от моего взора.
— Посиди пока.
— Больно. — выдал я, морщась.
— Тогда полежи — махнула она неопределенно куда-то в сторону кушетки.
Я скептически приподнял бровь в ответ — она издевается, да? Сама же запретила как-либо грузить ногу… хм, вчера. Может сегодня уже можно?
В принципе — можно. Мышцы ноги, в отличие от руки, пострадали незначительно. Их там тупо много! А мне и половины хватит. Да и в момент удара, они всё были в состоянии «а у нас сегодня праздник!», так что кость благополучно покрылась паутиной трещин. И только в этот момент мяско, а вернее — я, опомнился, и отдал команду на построение.
Мышцы сжали в канаты, свились, как могли, чуть не разрушая уже надколотую кость, и частично разрушая себя, в попытке выдавить обратно, наружу, уже проникший в границы ноги бампер автомобиля.
Не переведи я удар на верхнюю часть тела, просто упав на капот сверху, на локоть, и я бы мог бы сам себя лишить ноги. Впрочем, тогда я обо всем этом вообще не думал, а просто действовал, и как придется — времени вообще не было, и мне реально несказанно повезло, что всё кончилось так, как кончилось.
Но они, врачи, то об этом не знают! И… ну ладно — предложено прилечь? Прилягу! И я развернувшись на стульчике с подушкой под попой — зачем меня вообще было садить на этот стул?! Сделал якобы попытку шагнуть к кушетке — тут же упал, распластавшись по полу.
Тетка, среагировала не сразу, погрузившись в свои письмена по самые уши. А я — заревел! Девственный метод! Сразу опомнилось! Вернувшись в реальность. Надо почаще применять, а то я почти все время молчу и только глаза пучу. С улыбкой блин, как у дебила.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— А-аа!
— Полежи! Полежи немного… сейчас я… — сказала она, уложив меня на койку, легко подняв с пола, и явно растерявшись, или испугавшись ответственности, спешно упорхнула из кабинета.
