глупостью. У него даже мелькнула мысль: «Теперь я понимаю, почему они ведут такое жалкое существование. Как малые дети, ни капли разумности! Святая наивность!» Его чуть не разобрал смех, приправленный долей раздражения, но эти люди спасли ему жизнь и выказать своё к ним неуважение он не мог.
— Даже звери в неволе не размножаются. Спросите их, пошел бы старый индеец на эту сделку, если бы на моем месте оказался он. Я смог бы сделать так, как он просит, если бы был уверен в том, что родившиеся от меня дети никогда не будут голодать, и им никогда не будет холодно в этих горах! Я человек, а не самец бездушный, даже волки самоотверженно заботятся о своём потомстве.
Бывший проповедник перевел его ответ.
Ункас взглядом следил за отцом и Артуром. Эти слова понравились молодому парню, они вызвали уважение в ещё неискушённом сердце. Выцветшие глаза старого индейца с какой-то тайной болью задержались на его лице и сразу закрылись веками, чтобы никому не показать, какие истинные чувства испытывались им в этот момент. Он устало присел на камень, ни на кого больше не глядя и в лагере на несколько минут повисла мертвая, напряженная тишина, прерывающаяся только возней где-то неподалеку козы и малых детей, сидящих у одной из двух «тити». Интуиция подсказывала, что ничего плохого не случиться и старый индеец осознал разумность услышанных слов белого человека.
И вот бывший проповедник, снова стал переводить его уже более медленную речь индейца.
— Он понял тебя, белый человек и ему жаль, что ты не соглашаешься остаться. Но ему понравились твои слова и он ценит их, он говорит, что это слова ответственного и честного человека. Он дает тебе полное право выбора и распоряжаться своей жизнью, как захочется.
Артур глубоко вздохнул и с благодарностью обвел взглядом всех, стоящих рядом и присутствовавших при их разговоре.
— Слава Богу, мне так не хотелось бы с ними ссориться.
Бывший проповедник от себя добавил, слова, которые индеец не понял.
— Они уже четко осознали, что больше никому не интересны, кроме самих их соплеменников, с коими находиться во вражде. Белые им уже не угроза и им не нужно их племя, или то, что от него осталось. У них больше нет золота и хорошей земли.
Войцеховский утвердительно качнул головой.
— Поэтому, я еще раз предлагаю им свою помощь. Я предлагаю им стать гостями в моей семье, а со временем и помощь в приобретении жилья и обеспечение работой. Моя супруга так смогла помочь двум неграм и он смог бы сделать тоже самое. — и подойдя на своих палках к старому индейцу совсем близко и нависнув над ним, добавил, показывая рукой на двоих детей, сидящих у «тити»:
— Они еще дети и очень быстро адаптируются к цивилизации, им не будет так трудно, как ему — он имел ввиду старого индейца — а Ункас молод, здоров, я позабочусь, чтобы он стал хорошим кормильцем для всех вас. Я сделаю для этого все усилия.
Старый индеец резко поднялся и отступив два шага назад, более строго произнес слова, которые перевели Войцеховскому.
— Ты, белый человек, не обольщай молодое сердце сомнительными посулами. Даже если ты и искренен, он дольше тебя, белый, живет и знает, что к индейцам, как и к неграм белые относятся как к рабам. Он этого не хочет для своих детей. Он не хочет, чтобы они зависели от твоей воли и твоего расположения. И с тобой может все в жизни случиться, как им тогда оставаться в среде белых людей без твоей защиты? Он не так глуп, как тебе кажется.
Артур хотел возразить, но его тонкий логический ум не счел это уместным. Индеец был прав, и они показались ему глупее, чем оказались на самом деле. А опыт и внутренняя недоверчивость к людям, были разумнее всех доводов и потом, Артур уважал их выбор, и даже понимал его. Он только развел руками.
Теперь оставалось только решить, как ему вернуться в цивилизацию. Уйти в данный момент для него было еще слишком рано. Его взгляд снова отыскал лицо бывшего проповедника, которому не требовалось ничего объяснять.
— Ну… — жестом, подгоняющим самого себя, отдающим старыми профессиональными привычками, весело проговорил он. — Я думаю, когда в следующий раз я приду к вам в лагерь, мы уже вместе с вами покинем его.
Артур развернулся к нему всем телом.
— Скажите, а вы мне доверяете?
Тот внимательно посмотрел ему в глаза.
— Это вы к чему?
Я к тому, что если вы чувствуете во мне человека слова, то я хотел бы попросить вас в следующий раз доставить в лагерь троих коней и несколько ружей, в счет моего долга. При возвращении в Калифорнию, я выпишу вам сразу чек на необходимую сумму и вы вернете себе все с лихвой.
Войцеховский не ожидал, но бывший проповедник резко ответил отказом. У Артура вытянулось от удивления лицо. Заметив такую реакцию, бывший проповедник постарался ему все объяснить.
— Лошади привлекут внимание. Я сам сюда добираюсь ногами, оставляя коня на ближайшей заброшенной ферме, где живет глухой старый скотовод, спившийся до нельзя. Если белым этот лагерь уже ничем не интересен, то «северные яхи» перережут их всех просто — и он осекся и в глазах его мелькнул злой огонек — просто, как в туалет сходить. У них кровная месть уже столько лет! Я могу вам обещать только ружья, если вы хорошо заплатите. И ваша щедрость здесь не уместна, но я оценил её, вы одного из коней для Ункаса хотели?
— Да…и оружие. Себе и им оставить несколько карабинов. Ведь мне их даже и больше нечем отблагодарить.
— О, не переживайте. Если вы мне будете исправно платить, я регулярно смогу обеспечивать их едой и разной утварью.
После последнего посещения их лагеря проповедником, дни стали бежать веселее. Войцеховский жил надеждою на то, что скоро сможет вернуться домой.
ГЛАВА 124
Маленький лагерь, в котором Войцеховскому довелось провести около двух с половиной месяцев остался позади. Они оставили там еду и несколько ружей с
