вашем месте благодарил судьбу, что жив. А там посмотрите. Вы сильны, крепки. Но дорогу они вам точно не покажут на равнину. Уйдете один, пропадете. Они продуманно себя защитили и живут вот уже десять лет так. Это им сохраняет жизнь и я их понимаю и я им сочувствую. Я их узнал ближе, они честны и очень мужественны, я не желаю им гибели. Поэтому и таскаюсь сюда, мне это почти совсем уже не выгодно. Я же бывший проповедник, ушедший в мир, а душа проповедника осталась.
Войцеховский замолчал, он чувствовал весомость каждого услышанного слова и на душе поселился мрак и тревога. Ему нужно вернуться домой, а ему так уверенно обрисовали этого невозможность. И сидевший напротив него человек вызывал у него симпатию и вместе с тем, он сразу почувствовал в нем четкую, стальную волю, его уговорами пронимать было бесполезно. В сердце поднялся протест, упрямый, как всегда, когда на пути вставали препятствия. Он покачал головой. Те слова, что он произнес, родились спонтанно.
— Тогда лучше им меня убить сразу и не тратить еду, и, силы на мои ноги. У меня семья в Нью-Йорке, я сделаю все, чтобы к ним вернуться. В свою очередь, я могу дать слово, что все что с ними связано, я похороню в своей памяти.
Незнакомец прищурился и так внимательно всмотрелся в глаза Артура — Я понимаю вас, но также понимаю и то, что это невозможно. То есть вы не сможете сделать так, пусть даже и приложите к этому усилия. После длительного отсутствия, ваше внезапное возвращение вызовет к себе особо повышенное внимание и не только семьи. Вам просто придется рассказать и о племени «яхи».
Войцеховский отрицательно покачал головой. — Мне это легче пережить, чем разлучиться со своим ребенком. У вас есть дети? Супруга, которую вы обожаете, свое дело? Это моя жизнь, я жить по-другим правилам не смогу. Вы так и переведите им мои слова. И вместе с тем, я имею состояние, я могу помочь им с работой, жильем, вы им скажите, что для их детей, это лучше, чем прозябать в нужде. Я им помогу — они спасли мне жизнь, долг платежом красен.
Незнакомец задумался.
— В ваших словах есть резонность, но это для меня, я же одного с вами цвета кожи. Они другие. Тысячелетие они свободные люди, земля, просторы, риск — это их жизнь — и он встал, показывая этим, что больше у него нету времени вести разговор.
— Ну, я должен покинуть это место, потому что не хочу ночевать в горах, здесь водятся и агрессивные пантеры, сходящие с ума от голода, а дома у меня да…, супруга и дети, все есть. Я пока ничего переводить им не буду. Вы не торопитесь. Может мы с вами еще увидимся. Может они смилостивятся над вами, ведь тоже люди. Поверьте, они хорошие люди, ни каждый белый еще имеет столько чести, сколько они. Будьте здоровы — и уже как лучшее пожелание, обернулся и добавил через плечо. — И не порите горячку, имейте сдержанность, это вам мой совет, вы не в цивилизованном обществе, к коему привыкли.
Ноги восстанавливались быстро. Спустя несколько недель, ему принесли две большие палки и начал пробовать вставать, пока всей массой своего тела опираясь на плечи пожилого индейца или юноши. Артур видел, что они понимают, что делают и природные навыки, за много лет выживания в дикой природе, дали им знания, которые были бы ценны для любого медика. Каждый день, женщины приносили ему отвары горных растений, от которых ему спокойно спалось, не смотря на физические неудобства и давали днём бодрость. Ему хотелось двигаться, работать, но, в этом пока еще он был ограничен. Чтобы как-то проводить время и не сойти с ума от бездействия, он стал жестами просить тех, кто навещал его пещеру, разговаривать с ним, показывая, хотя бы названия частей тела и одежды. Потом, находя в этом причину для визита, все чаще к нему стали заглядывать две молодые женщины. Войцеховскому ясна была причина их желания, столь ярко выраженное, объяснять ему свой язык, но он делал вид, что ему очень хочется поскорее освоить хотя бы самые примитивные навыки общения с ними.
Вскоре Войцеховский уже взалкал по воде. Его приступом мучило одно единственное желание, хорошо помыться, а здесь в горах, как ему подсказывала логика, было проблематично найти водоем. Он жестами и всеми уместными словами, которые освоил за эти три недели, показывал им, что ему просто необходимо помыться. Его поняли, он видел. Принесли чан с водой и дали острый нож, и даже мыло, что сейчас для Артура было большим подарком в этом месте и у этих людей, которые питались желудями и сушенным хлебом, размачивая его в воде. Кусочек мыла оказался очень старым и по всей видимости его так бережно на протяжении длительного времени хранили и решили отдать дорогому, переломанному гостю и Артуру стало невыносимо лишать женщин этого атрибута роскоши, он только помыл им лицо и намылил отросшую бороду, чтобы лучше сбривалась и отдал назад. Но, всех этих жертв было мало. Воды было мало. Где — то же они сами мылись, потому что кожа их оставалась чистой. И тогда индейский юноша подставил ему свое плечо, и очень медленно, опираясь на большую рогатую палку, Артур и Ункас отправились к водоему.
Ункас устал тянуть на себе крепкое тело Войцеховского, но горному потоку в местечке Вовунупо-Ма-Тетна, где еще ниже развернулась огромная стройка по сооружению плотины между Дир-Криком и Салфер-Криком, несказанно обрадовался. Они выбрали для себя самое пологое место и Артур просто лег в холодную воду, никогда не думая, что в своей жизни ему придется по-настоящему оценить этот дар божественных сил и природы. Ункас был сдержаннее, но купание доставляло ему удовольствие, также как и Войцеховскому. Он смысл с себя все остатки глины, которой его обмазывали индейские женщины, почувствовав прилив сил и обновление.
Да. Строительство горной плотины находилось не далеко. Но они её с срединного течения реки не видели, также, как и то, что в дальности всего одной мили стал расстраиваться деревянный лагерь строителей и инженеров. Зная это, Артур, навряд ли захотел бы возвращаться в лагерь.
Они вернулись вечером той же дорогой и их недружелюбно встретил старый индеец, сгрузивший к костру несколько тушек диких уток,
