стало лучше.
Линь Цюши промолчал, не мог же он рассказать маме Жуань Наньчжу, что он и сам такой же иппохондрик… Впрочем, если подумать, их можно было понять — всё же для людей, которые не знают о существовании дверей, походы за дверь выглядят как зависание на несколько минут.
А когда человек «отвисает», его реакция может быть непредсказуемой — кто-то плачет, кто-то смеётся, кто-то сразу выпрыгивает из окна.
В семье Жуань Наньчжу, безусловно, царили любовь и понимание. Но в какой-то степени подобная атмосфера стала для него тяжким бременем, ведь родные не могли понять его поведения, не могли понять, почему Жуань Наньчжу сошёл с пути обычной человеческой жизни.
Никто в мире не способен прожить жизнь в шкуре другого человека.
После семейного ужина Жуань Наньчжу, уже сидя в машине, повернулся к Линь Цюши с вопросом:
— Ничего не хочешь сказать?
— Что твоя мама очень молодо выглядит?
Жуань Наньчжу:
— …
Линь Цюши рассмеялся:
— Нет, ничего сказать не хочу. — Помолчав, он, впрочем, добавил: — Они у тебя очень хорошие.
Просто некоторые вещи недоступны для их понимания.
— На самом деле мне очень повезло, — кивнул Жуань Наньчжу. — Они считали, что я сошёл с ума, даже хотели отправить на лечение за границу, но заставлять не стали.
При упоминании сумасшествия Линь Цюши сразу вспомнил историю И Маньманя, которая в Обсидиане уже считалась классикой. Семья решила, что он сумасшедший, псих, даже пыталась насильно запереть его в психушку. Отношение родных Жуань Наньчжу и впрямь разительно отличалось.
— Да уж, для всех остальных мы ведь просто сумасшедшие, — вздохнул Линь Цюши. — Замираем на пару минут, а потом плачем и кричим…
— Я уже лет пять не приезжал сюда.
Линь Цюши, глядя на него, понимал, что в этих словах кроется иной смысл, и Жуань Наньчжу действительно добавил, понизив голос:
— Если связь постепенно ослабнет, будет не так больно от потери.
Линь Цюши усмехнулся:
— Вот и не факт.
Когда их отношения ещё только зарождались, Жуань Наньчжу вдруг сделал шаг назад — должно быть, к этому привёл именно такой образ мыслей.
Но теперь они оба стали достаточно крепкой опорой друг для друга.
За полмесяца до похода за дверь в коттедже каждый день устраивались шумные вечеринки — все собирались вместе, выпивали и веселились.
Но каждый вечер после такого веселья наружу выплёскивались эмоции, которые они таким образом пытались подавить. В тот день все плакали — Чэнь Фэй, И Маньмань, Лу Яньсюэ и даже Е Няо.
Он голосил громче всех:
— Линь Цюши, чёртов ты сукин сын, обязательно возвращайся живым!
— Жуань-гэ, я буду ждать вас, — говорил Чэнь Фэй.
Лу Яньсюэ с И Маньманем уже не могли и слова произнести от рыданий.
У Линь Цюши от их слов тоже покраснели глаза, только Жуань Наньчжу по-прежнему оставался непоколебимой скалой:
— Мы ведь ещё не умерли, чего вы ревёте?
Но пьяные плакальщики не обратили на его слова никакого внимания, продолжая изливать накопившуюся в душе тревогу.
Линь Цюши лежал на диване, затронутый алкоголем разум опустел, но даже так мужчина ощущал себя невыразимо счастливым, ведь кто-то беспокоился о нём, кому-то будет не всё равно, если он умрёт. Это ощущение, когда о тебе кто-то заботится, всегда очень трогало за душу, даже горячие слёзы невольно подступали к глазам.
Они всё плакали, шумели, в комнате воцарился полнейший хаос.
Жуань Наньчжу подошёл к Линь Цюши, сел рядом и заключил его в объятия, пальцем дотронувшись до кончика уха.
— У тебя уши как у эльфа.
Линь Цюши посмотрел на него с глупой улыбкой.
После вина Жуань Наньчжу сделался необычайно красивым, его привычное равнодушие во взгляде сменилось пьяной хитринкой, глаза блестели, губы были красными и чуть влажными, отчего выглядели притягательно и вкусно.
Линь Цюши потрогал его густые ресницы и улыбнулся.
— Такие длинные.
Тот смотрел на него, опустив взгляд.
Прижавшись к груди Жуань Наньчжу, Линь Цюши ощутил его тепло и произнёс:
— Раньше мне и этого было достаточно, но сейчас… — в его глазах промелькнула грусть, — я хочу состариться с тобой вместе. Я прошу слишком много?
— Нет, — ответил Жуань Наньчжу. — Каждый человек хочет того же, и это нормально. — Он наклонился, поцеловал кончик уха Линь Цюши и чуть понизил голос: — И я тоже.
Лицо Линь Цюши озарилось улыбкой.
— Но ведь это же прекрасно. Тебе… страшно?
— Было когда-то, но теперь уже нет.
Потому что теперь они есть друг у друга.
Сердце Линь Цюши наполнилось спокойствием.
— Мне тоже не страшно.
Они заглянули друг другу в глаза, одновременно улыбнулись, и Жуань Наньчжу, подхватив Линь Цюши на руки, сразу направился на второй этаж.
Е Няо, глядя им вслед, позвал:
— Уже уходите? Мы ещё не… — Договорив до половины, Е Няо получил подзатыльник от Чэнь Фэя.
— Молодой человек, не забывайте, что они влюблённая парочка.
Е Няо:
— …
Никакого уважения к одинокому псу.
Эти десять с чем-то дней пролетели в сумасшедшем праздновании как перед концом света, но за неделю до двадцать седьмого числа все постепенно успокоились.
Жуань Наньчжу позвал к себе Чэнь Фэя, чтобы передать тому кое-какие дела.
Чэнь Фэй сначала пытался отказаться, но Жуань Наньчжу уговорил его, сказав:
— Я не могу гарантировать, что вернусь. Если меня не станет, ты должен вести Обсидиан дальше. И пока они живы, ты должен их защищать.
Тогда Чэнь Фэй всё-таки согласился.
В отличие от Жуань Наньчжу, Линь Цюши было нечем заняться, поэтому он помогал Лу Яньсюэ с готовкой.
Девушка пребывала в подавленном состоянии, хоть и пыталась взбодриться, но Линь Цюши видел, что её улыбка чаще всего вымученная.
Линь Цюши тоже ощущал боль в душе, глядя на неё, и деликатно намекал, что если не хочется по-настоящему улыбаться, то не нужно себя заставлять. Он прекрасно понимал, что она чувствует.
Лу Яньсюэ наконец не выдержала, кинулась Линь Цюши на шею и громко заплакала.
— Я не могу представить… не могу представить, что тебя и Жуань-гэ не станет… Я не позволяю себе даже подумать, что с вами может что-то случиться.
Линь Цюши погладил девушку по волосам, будто утешая ревущего ребёнка. Он не знал, что делать, только сказал:
— Всё хорошо, всё будет в порядке.
Лу
