сможет. Когда яркий блик снова скользнул мимо, профессор нашёл глазами точку, откуда тот возник, и чуть не потерял сознание от ужаса. Пришлось перехватить верёвку покрепче и упереться ногами в скалу, чтобы не рухнуть вниз раньше задуманного.
То, что вмёрзло в толщу льда и поблёскивало в солнечном свете, не было ни обломком судна, ни камнем, ни вообще чем-либо доступным человеческому разуму.
Внутри этой бессмысленной, безжизненной и бездвижной ледяной глыбы Уоррен увидел тело.
В сани, которыми правил Алекс, была веером впряжена шестёрка маламутов. Они не нуждались в окрике или постукивании по льду палкой, их вообще не нужно было подгонять: эти собаки больше всего на свете любили делать то, чему их учили, – бежать, бежать изо всех сил, обставляя самые современные снегоходы.
Упряжка летела по льду, ритмично потявкивая, и сердце Алекса стучало в такт. Несмотря на мороз, он уже изрядно вспотел под тёплой курткой с капюшоном.
Когда Уоррен вышел из лаборатории, Алекс собирался было вернуться к работе, как вдруг, прокрутив в голове утренний разговор, осознал: профессор вёл себя ещё удивительнее обычного. Его отчуждённость, забывчивость, пространные рассуждения, порой казавшиеся вырванными из контекста, Алекса давно не беспокоили. Но тем утром было что-то ещё… Ассистент уловил это в глазах профессора, тех самых глазах, свет в которых так часто гас, и тогда они напоминали две тусклые монеты на дне озера. Алекс не мог сказать точно, что же он заметил, – вероятно, как раз отсутствие привычной отстранённости, сменившейся пусть слабой, но всё же решимостью.
Уоррен сказал, что должен кое-что проверить, вот только за пределами станции нечего было проверять. Во всяком случае, ничего такого, что профессор мог бы сделать сам: одним из здешних правил было всегда выезжать на замеры вдвоём, как водолазы.
Тщетно Алекс пытался сосредоточиться на работе: смутная тревога заставляла его то и дело поглядывать в смотровое окошко в ожидании Уоррена. Наконец он вскочил со стула, опрокинув его на пол, и выбежал из лаборатории.
Несмотря на полное безразличие профессора, ассистент успел привязаться к нему, как, бывает, привязываешься к вредному старшему брату или ворчливому дядюшке. Чтобы доказать это, он, будучи физиком, нарушил бы даже третий закон динамики, но люди, к сожалению, не были ни векторами сил, ни материальными точками, ни планетами или, скажем, любыми другими сферическими объектами в вакууме, а потому нечасто подчинялись законам и правилам. И чем более отчуждённым казался профессор Уоррен, тем сильнее Алекс старался ему угодить.
Он утёр пот. Во все стороны, до самого горизонта, было белым-бело. Следы лыж снегохода, убегающие вдаль быстрее собачьих лап, казались рельсами заброшенной железной дороги, по которым прошёл поезд-призрак, затерявшийся в этой враждебной белизне, белизне будоражащей, не дающей уснуть.
При виде дымящейся, опрокинутой машины сердце Алекса чуть не выпрыгнуло из груди, а потом вдруг замерло, разом оборвав свой безумный галоп. Он выскочил из саней и бросился бежать, что-то бессвязно выкрикивая, но звук тотчас же уносился прочь по бескрайней ледяной равнине. Алекс неуклюже проваливался в снег, падал и, прихрамывая, снова поднимался, уверенный, что найдёт Роберта Уоррена при смерти, а то и вовсе лишь его бездыханное тело.
Но, к своему огромному облегчению, ни внутри стальной кабины, ни под ней он не нашёл ничего, кроме льда. А на льду – цепочки следов.
– Профессор! – позвал он снова, оглядываясь по сторонам. Но крик и теперь бесследно растворился в пустоте, будто его никогда и не было. Лишь собаки нетерпеливо заскулили в ответ, требуя снова пуститься в путь. Уступая их призыву, Алекс забрался в сани и повёл упряжку по следам подошв, призрачных подошв, которые вскоре привели его на край обрыва.
– Профессор Уоррен! – заорал он. На этот раз голос ещё долго летал над ревущим океаном, пока ветер не унёс его прочь. И в этот момент Алекс увидел верёвку.
Он осторожно сделал шаг вперёд и понял, что верёвка раскачивается из стороны в сторону, словно живёт своей собственной жизнью или на другом её конце висит чьё-то тело. Потом перегнулся через край обрыва, даже не заметив, что затаил дыхание.
Профессор висел всего в паре метров над тёмной водой, не обращая внимания на то, что волны того и гляди схватят его за ноги.
На деревянном полу лазарета образовалась огромная лужа. Широкие доски уже потемнели, а вода с каждой минутой только прибывала. Она стекала по квадратным ножкам массивного стола, капала с края столешницы, на которой лежала глыба льда. Четверо мужчин более трёх часов вгрызались в лёд стамесками, зубилами и прочими инструментами, пока не вырубили блок длиной в пару метров и шириной в метр с небольшим, по форме больше всего напоминавший гроб. Под любопытными взглядами собак, время от времени скользившими и по блестящей поверхности глыбы, и по тому, что было внутри, блок погрузили в сани.
– Сколько это займёт, доктор? – поинтересовался начальник станции, майор Оллистер, разглядывая неясные очертания запертой в ледяном плену фигуры.
– Не так чтобы много, – ответил лейтенант Джессоп, тщедушный человечек, путавшийся в белом халате, который был ему заметно велик.
Майор Оллистер кивнул.
– Я проверил отчёты за все годы с момента основания базы, – сказал он, просматривая папки, которые принёс с собой. – Пропавших без вести не числится.
– Это может быть какой-нибудь рыбак или исследователь-одиночка. А то и вовсе останки доисторического человека.
– Доисторического? – насмешливо вскинул бровь майор.
– Перед самой войной в Сибири нашли прекрасно сохранившегося подо льдом мамонта – сотни тысяч лет тело оставалось нетронутым.
– Вроде мумии?
– Нет, как в холодильнике.
– Ну, поглядим. Позови меня, когда лёд полностью растает.
Перед уходом майор ещё раз обернулся и с тревогой заметил, что существо будто плывёт в толще льда без всякой опоры, как покачивающийся на волнах утопленник.
– Надо же, доисторический человек… – пробормотал он, покачав головой.
Подходя к своему кабинету, Оллистер обнаружил в коридоре профессора Уоррена.
– Хотели меня видеть?
– Да. Что вы делали на скале? – без лишних предисловий начал майор.
– Делал кое-какие замеры.
– Какие именно?
– Проверял стабильность работы электроники при низких температурах, – соврал Уоррен. На его счастье, научными вопросами военные почти не занимались.
– А вас это каким боком касается?
– Меня касается всё, что я сочту нужным для своих исследований, майор.
– Вы понимали, что не должны в одиночку покидать станцию?
– Понимал, сэр.
– И всё же вы это сделали.
Уоррен не ответил.
– И заодно угробили собственность армии Соединённых Штатов.
– Можете вычесть стоимость снегохода из моей зарплаты, – бросил профессор.
– Не беспокойтесь, профессор, так я и сделаю. Однако хочу напомнить, что метеостанция Местерсвиг является военной базой, а вы, как и любое другое гражданское лицо, здесь на правах гостя.
– Это я тоже понимаю.
– И воинские инструкции, обязательные для выполнения на этой базе, должны соблюдаться также гражданскими лицами.
– Мне это ясно. Теперь можно идти?
– Пока нет. Как вы обнаружили эту глыбу льда?
– Я заметил отсвет.
– Какой ещё отсвет?
– Там
