Руди садится на выскобленную добела крышку и долго смотрит перед собой. Достает платок, вытирает глаза, но ничто не помогает. Он вдруг снова стал маленьким мальчиком, которому так хочется, чтобы его приласкала, утешила мама.
- ...Паршивец! И ты еще в моряки лезешь? - раздается вдруг на палубе совсем рядом чья-то ругань.
Руди вздрагивает. Ему кажется, что ругают его, и хотя снаружи доносится лишь грохот тяжелой цепи, Руди слышится злорадствующий голос боцмана: "А! Путешественник! Уже причалил после кругосветного плавания? И где? В каком укромном местечке! Ты же хотел стать моряком?.. Хэ-хэ-хэ!"
Руди берет платок, слюнявит его и трет лицо так, что оно начинает гореть. Несколько секунд он рассматривает темные пятна на платке, потом сует его снова в карман, встает, отряхивает рукой пыль и выходит на палубу.
3
В канатной душно и жарко. С длинной балки под потолком свешиваются концы. Добрых два десятка юнг учатся здесь завязывать свои первые морские узлы. Большинство одеты еще в те костюмы, в которых приехали из дому, - почти на всех короткие штаны. И, пока они старательно связывают и развязывают канаты, между ними с важным видом прохаживается корабельный юнга в синей спецовке -" он проверяет работу "новеньких". Это один из тех, кто через несколько дней уже спишется с "Пассата".
Чувствует он себя заправским моряком.
- Не руки - крюки у тебя! - обращается он к долговязому, с прыщавым лицом, Францу Нагелю. - Это бабий узел, а не рифовый!
Франц смотрит на свои руки-крюки, подтягивает спустившиеся штаны-гольф, следит за работой ловких пальцев юнги в спецовке.
Рядом стоит коротышка Карл Штассен. У него темные курчавые волосы, и все его зовут "Куделек". Как только юнга отходит на несколько шагов, Куделек спрашивает Франца:
- А дальше-то что было? Старик застукал тебя?
Франц отвечает не сразу: он занят - выдавливает угорь за ухом.
- Ну да! Застукал!.. Мы еще немного постояли за дверью, пока он со своей старухой не ушел в кино, а потом и прошмыгнули. Там еще пироги на столе были. Я знаешь как заправился - чуть пузо не лопнуло. Что, не веришь? - И семнадцатилетний Франц меряет Куделька, которому едва исполнилось четырнадцать, снисходительным взглядом. - У меня и карточки ее есть. Да какие! Сам снимал, сам проявлял и печатал. Фотография моя страсть!
- Все сюда! - раздается вдруг голос юнги в синей спецовке. - Самый главный узел - топовый!
Осторожно открывается дверь, и входит Руди. Один из пареньков замечает его и дает своему соседу пинка в бок.
Понемногу все оборачиваются к двери. Разговоры стихают до шепота.
Руди смущенно улыбается и все еще никак не может расстаться с ручкой двери.
- Здрасте! - произносит он наконец, но от дверей не отходит.
Ребята что-то бормочут в ответ. А юнга в спецовке громко говорит:
- Ты чего стоишь, будто в штаны наделал?
Ребята смеются. Руди, продолжая улыбаться, медленно подходит к ним и оглядывается, ища свободный конец.
- Вот, держи мой! - говорит Франц.
Руди протягивает ему руку.
- Руди меня зовут.
- Здорово! У нас еще нет ни одного Руди. - И Франц оборачивается к юнге в спецовке. - Мне нужно выйти...
- Только не пропадай там: нам еще три новых узла надо выучить.
Франц уходит.
Руди становится рядом с Кудельком и берет конец в руки. Ему кажется, что он физически ощущает обращенные на него взгляды, и все это только от чувства неловкости, от которого начинают бегать мурашки по спине. Пальцы его торопливо завязывают узлы, а глаза тем временем потихоньку косятся на туго натянутый конец соседа. Куделек тоже завязывает узел. У него маленькие, коричневые от загара руки. Под ногтями - траурные полоски.
- Живо, живо! - покрикивает юнга.
Руди облегченно вздыхает, заметив, что ребята кругом снова громко затараторили, вскоре стало так же шумно, как до его прихода. Медленно, очень медленно он осваивается. Еще дома он учился вязать морские узлы и ничего не забыл. Плоский, например, над которым все ребята сейчас мучатся, он завязывает с закрытыми глазами. Руди так и кажется, что он слышит, как отец ворчит: "Пальцы сами должны видеть конец! Глаза на море для другого нужны. Нас на паруснике мокрыми канатами стегали, когда мы что-нибудь не так делали. После четвертого удара кожа лопалась!"
Когда отец рассказывал про жизнь на море, он всегда глядел в окно вдаль, может быть, на темные облака в небе или на Эльбу, протекавшую поблизости от маленького домика и мчавшую свои воды на север - к далеким морям и океанам. И глаза у отца при этом делались большие-большие! Руди уж знал: надо сидеть тихо и ждать до тех пор, пока отец не вздохнет глубоко. Вот тогда можно попросить его: "Расскажи, пап, что у вас там в Калькутте было!" или: "А тебе не страшно было в Бискайском, когда..." И отец принимался рассказывать. Громкий ворчливый голос его делался тихим, совсем другим, чем обычно, мягким и задушевным. Так они сидели допоздна, пока мать не приходила домой от господ со стирки: "Опять ты мальчонке голову морочишь! Знаешь ведь, что дома помощник нужен. Сам ведь зарабатываешь раз-два да обчелся, и болезнь тебя ломает..." Иной раз, когда она поутру будила Руди, глаза у нее были красные...
- Не получается - спроси! - раздается за спиной Руди голос юнги.
Парень вздрагивает от неожиданности и только теперь снова слышит шумные голоса ребят.
- Получается! - говорит он и быстро вяжет плоский узел. - Так?
- Ты что... учился? - спрашивает Куделек.
Руди гордо отвечает:
- Мой отец плавал...
- Ты здесь вставай, рядом со мной! - предлагает Куделек и протягивает руку. - Долговязый до перерыва не покажется. Я знаю... Я со вчерашнего дня с ним рядом.
Не прошло и нескольких минут, как они разговорились.
Руди уже преодолел свою неловкость и чувствует, что ребята приняли его в свой круг. Только иногда кто-нибудь взглянет на него, и Руди слышит, как они после этого начинают шептаться. Он знает - это они оценивают его. Но он не одинок: он ведь уже знаком с Кудельком.
- Ты откуда родом-то? - спрашивает парень с певучим, мягким голосом, просовывая под балку, на которой закреплены концы, круглую детскую голову.
- Из Мейсена.
- А я из Ризы! - обрадовавшись, говорит паренек, и розовое его личико так и сияет. - Значит, мы из одних мест, почти соседи. Меня зовут Гейнц Шене, но здесь меня кличут "Сосунком".
Раздаются смешки. Руди застенчиво улыбается и протягивает Гейнцу руку. Тот рад.
- Они тут дразнят меня всегда. Ну, а теперь я не один ты ведь земляк мой!
Руди снова заговаривает с Кудельком. Гейнц немного обиженно возвращается на свое место и достает из кармана кусок булки. Когда он жует, лицо его кажется еще круглей.
- А почему твой отец против-то был? - спрашивает Руди своего нового друга - Куделька.
- Против морского дела он ничего не имел. Но вот, что я хочу в моряки, - этого он никак понять не мог. Магазин у нас свой - в этом вся и загвоздка.
Немного погодя он добавляет:
- Но мне неохота было. Всю-то жизнь за прилавком стоять и всегда быть вежливым: "Пожалуйста, мадам! Конечно, конечно... мы можем обменять товар... Этот гарнитур мы особенно рекомендуем! Прошу убедиться - двойная вставка..." Три месяца я терпел, а потом плюнул. Отец меня сам выгнал. По-настоящему, взял и выгнал! Понимаешь?
- И отодрал, да?
- Нет, выгнал из дому, лишил наследства. Магазин теперь достанется нашей Лютте. Правда, ей только одиннадцать лет, но, когда она подрастет, уже наверняка лучше будет разбираться в дамских гарнитурах, чем я.
- И он отпустил тебя в моряки, да?
- Сказал: сам выбирай, либо останешься здесь и будешь учиться на приказчика, тогда тебе в свое время и магазин достанется, или иди в моряки - тогда я тебе и подписку дам, но кроме нее - ничего.
- И ты согласился? - шепчет Руди.
- А как же я иначе сюда бы попал? Без подписки родителей не принимают.
Руди смотрит на своего друга с изумлением. Потом отворачивается, завязывает плоский узел и думает про себя: "Во как, у них свой настоящий магазин! А он все равно сюда приехал. Здорово!" Он восхищен Кудельком.
- Значит, тебе потом так ничего и не достанется от родителей?
Куделек удивленно смотрит на него.
- Ты моего отца не знаешь. Упрямая у него башка.
- Ну, у тебя тоже.
Репродуктор в углу начинает гудеть, щелкает, верещит, и вдруг раздается свисток и сиплая команда: "Убрать рабочее место!"
Все сразу бросают концы.
- Живо! Подобрать мусор под ногами! - Юнга в синей спецовке указывает на пол. - После сигнала можете отправляться в кубрик! - говорит он и уходит.
Сосунок ползает по полу и сдувает мусор, приговаривая:
- Грязь должна всюду поровну лежать!
В дверях показывается Франц.
- Как раз вовремя пришел! - говорит он, засунув руки в карманы, и подходит к Кудельку. - Вы что, собираетесь тут сигнала дожидаться?
- Не знаю я, как остальные, - отвечает Куделек.
- Трусишь, вот и все! - презрительно бросает Франц. Подумаешь, через две-три минуты все равно дадут сигнал.
