- Трусишь, вот и все! - презрительно бросает Франц. Подумаешь, через две-три минуты все равно дадут сигнал.
- Эх, была не была! - слышится во многих углах, и ребята плетутся к дверям.
Пройдя длинный коридор и поднявшись на палубу, Франц останавливается и поднимает руку:
- Полундра! Справа по носу Медуза!
Кое-кто собрался было юркнуть обратно, но толстый боцман с жидкими рыжими волосами уже заметил ватагу.
Медленно, словно крадучись, он подходит и настороженно спрашивает:
- Откуда изволят пожаловать господа? - Он стоит, скрестив толстые руки на разрисованной татуировкой груди.
- Мы... мы думали... - бормочет кто-то из ребят.
- На нижнюю палубу! Марш-марш!
Руди так и вздрагивает. Лицо боцмана исказилось, он стал похож на какое-то чудовище.
Ребята несутся во весь дух. Задыхаясь, Руди спрашивает своего друга:
- Что случилось?
- Не понимаешь?
- Ни бум-бум!
- Внимание! - слышится тявкающий голос боцмана.
Вся ватага оборачивается. Ребята, встав по стойке "смирно", вытягивают руки по швам.
- Господа изволили запамятовать, что никто не смеет покинуть до сигнала рабочее место. А чтобы память у вас стала покрепче, придется вам кое-что запомнить, хорошенько запомнить.
Ребята замерли.
- На нижнюю палубу бе-е-е-гом!
Гремя башмаками, вся ватага мчится по трапу.
- Вот ведь собака какая! - задыхаясь шепчет Руди.
Боцман подгоняет отстающих пинками.
- Что я такое сделал? - возмущается Гейнц Шене.
- Хэ-хэ! За то и бью, что ты ничего не делаешь...
На темной нижней палубе ребята выстраиваются.
- Ша-а-гом марш! - командует боцман.
Ребята топают по деревянному настилу так, что только грохот раздается.
- Ко-о-о-лени сгибай!
Ребята шагают на согнутых коленях.
Боцман стоит рядом с трапом и ухмыляется. В зубах его зияет черная дыра.
- Господа, прошу запевать!
Один из юнг падает. Остальные смеются. Кто-то затягивает, и все подхватывают:
Марш вперед, не зная страха.
Ждет по-о-о-беда впереди!
Понемногу с лиц исчезает упрямое выражение. Начинают болеть ноги. Еще никто не заставлял их маршировать с согнутыми коленями. Колонна растягивается. Каждый раз, проходя мимо трапа, Руди смотрит на боцмана. Он стоит, скрестив руки на груди, и ухмыляется.
- Так! Приставить ногу! На сегодня хватит! Я вас научу еще! Хэ-хэ! Научу!.. Становись!
Ребята становятся в шеренгу.
- На верхнюю палубу - шагом марш!
Ноги ноют, но, собрав последние силенки, все бросаются вверх по трапу.
Насвистывая себе под нос какую-то песенку, боцман шагает следом.
4
Корабли бороздят море уже много тысяч лет. А оно все такое же безбрежное и бездонное, как в давние времена, и все так же веют над ним ветры. Они вздымают к небу целые горы воды, срывают с гребней брызжущую пену и швыряют ее снова к подножию волн. Прибой грохочет у прибрежных скал, грызет и пожирает берега. Но человек смел, и корабли его поныне рассекают морские волны, и теперь, как и встарь, в штормовые ночи не спят на берегу бледные испуганные жены.
Не те уже стали корабли - теперь это стальные великаны с мощными гребными винтами, но море все так же дико и непокорно: за тысячи лет его так и не удалось обуздать. И поэтому моряку надо быть сильным, крепким, смелым, ему надо хорошо знать свое дело.
До сих пор по морям плавают и другие корабли, с большими белыми парусами, и нет такого моряка, сердце которого оставалось бы спокойным при встрече с красавцем парусником. Плавание на этих гордых парусниках - высшая школа морского дела. На них будущие корабельные офицеры обучаются навигации, здесь их учат водить корабли по морям, здесь их учат приказывать. Поэтому так дорого стоит учение в таких школах, и матросам остается лишь провожать завистливыми взглядами сверкающие на солнце паруса.
В тихих затонах иной раз можно увидеть и другой корабль - старый и трухлявый. Бури, штили и годы превратили его в калеку. Светлые паруса давно проданы с торгов, как ненужные тряпки. К небу тянутся оголенные мачты, черные борта обросли под водой толстой коростой ракушек.
Мощные канаты притянули старый корабль к берегу. Это начальные школы морского дела. Тут учат повиноваться. И плата за учение невелика.
На носу одного из таких кораблей белеют буквы "Пассат". Глядя на эту старую развалину, не поверишь, что и ее воющие штормовые ветры мчали некогда по морям, что этот старый форштевень разрезал во время бно грохочущие волны. И пусть с утра до ночи на ней раздаются командные свистки, поднимаются на мачте разноцветные вымпелы, пусть бегает и взбирается на реи сотня юнг, - сам корабль мертв.
И все-таки ребята счастливы. Под ногами палуба, в воздухе - дыхание гавани, дыхание моря. Где-то совсем рядом белые паруса, штормы, приключения. А у этих юношей особая жажда всего неведомого.
Первые книги, которые им довелось прочитать, первые увиденные ими фильмы были полны выстрелов, разрывов гранат, грохота войны. С ранних лет они шагали за развевающимися знаменами, распевая дикие песни. Они росли под гром фанфар и солдатских оркестров, под топот подкованных сапог и барабанный бой. И в ребячьих сердцах зрела тоска по иной жизни. Они рвались в другой мир, в мир приключений.
Но в школах и на строевых занятиях юнгфолька их давно и накрепко выучили повиноваться. И все мечты о белокрылых парусниках так и останутся мечтами.
Их корабль черен и стар. И над дверью, ведущей к жилой палубе, начертано угловатыми готическими буквами:
ПОВИНОВЕНИЕ - ОСНОВА ДИСЦИПЛИНЫ
С удивлением знакомится Руди с новым для него миром. Все здесь странно: крики боцманов, резкие свистки, вечная спешка. И ребята здесь все чужие, кроме, пожалуй, Куделька. Первый день на корабле Руди делает только то, что делают другие. Он думает: "Они все лучше меня знают, как поступать. Я один такой неловкий".
Накануне вечером он долго не мог заснуть. Куделек тоже все ворочался с боку на бок. А один раз он даже подошел к койке Руди и спросил:
- Спишь?
- Нет... Не хочется.
- Мне тоже, - сказал Куделек и долго молчал, опершись локтями о край койки.
Потом он вдруг выпалил:
- Эх, была бы наша Лютта здесь! С ней в темноте так здорово всякие истории рассказывать! - Голос его звучал совсем мягко.
- Моя сестра уже совсем большая, - сказал Руди.Скоро замуж выйдет. - Повернувшись на другой бок, он добавил: Посмотрим, что-то завтра будет!
Всю ночь он слушал, как отбивали склянки.
Сирена завыла в шесть утра. Звук ее так громок, резок и противен, что юнги соскакивают с коек точно ошпаренные. Следом за другими Руди бежит к умывальнику.
Посреди маленького узкого помещения стоит длинное узкое корыто. Шестеро ребят не отходят от ручного насоса - воду для мытья качают из реки, из Везера. Вода солоноватая, и мыло почти не мылится.
В дверях показывается длинный боцман Иогансен. Первым под руку ему попадает Франц. Боцман стаскивает с парня через голову рубашку, приговаривая:
- Мыться надо лучше - вот и не будет у тебя угрей. Вся спина запаршивела.
Франц краснеет и принимается за мытье, но, как только боцман проходит дальше, ворчит:
- Я прыщи свои знаю - они от мытья не проходят, - ухмыляясь, он первым исчезает в спальной.
- Ну и трепач! - говорит Куделек Руди.
Раздается команда "драить палубу". Тот же насос снова идет в ход. Руди, вооружившись шваброй, шагает в первой шеренге уборщиков. Он тщательно следит за тем, чтобы не отстать от товарищей, и отчаянно скребет совершенно чистую палубу.
По доскам тянутся три белые полосы - это следы чистки зубов. В три шеренги стояли здесь ребята. Сплевывать белую пену разрешалось только себе под ноги. Темно-синие брюки Руди - подарок ко дню конфирмации - намокли до пояса. Юнгам с деревянными ведрами доставляет огромное удовольствие окатить водой весь ряд драильщиков. То и дело они кричат: "Полундра!" Руди злится и решает взять на следующий день не швабру, а ведро.
Точно в восемь - поверка. По стойке "смирно" ребята выстроились на еще не просохшей верхней палубе. Боцманы тоже здесь. Капитан-воспитатель Вельксанде произносит речь. Руди почти такой же высокой, как Франц, и стоит на правом фланге. Он уставился на капитана, боясь пропустить хоть слово.
- ...Народ мореходов... на нас возложена огромная ответственность... Служба моряка - самая почетная служба. Когда вы покинете гавань... - рявкает капитан с мостика. Он одет во все белое. Фуражка кругла как тарелка. Китель туго обтягивает брюшко. - Мы из вас сделаем крепких парней... Ваши предки викинги открыли Америку!
Руди смотрит капитану прямо в рот, а он, словно черная дыра на красном обрюзгшем лице. Крышка дыры то захлопывается, то снова открывается. Под конец Руди видит только эту дыру, очертания которой все время изменяются.
Руди не может сдержаться и начинает хихикать, когда из дыры вырываются слова о викингах. "Викинг в подтяжках и с брюшком", - думает он.
