– И есть еще кое-что. Открой отделение для перчаток.
И действительно, прямо передо мной был маленький ящичек. Внутри я обнаружила изумрудно-зеленый бархатный футляр для кольца.
Я так надеялась на это, что заставила себя сесть в самолет. Иногда стоит пойти на ужасающий риск. Я повернулась к Чипу:
– Ты просишь меня выйти за тебя замуж?
Его голос что-то проскрипел в наушники. Но я знала, что ответ был положительным.
И я ответила:
– Да!
– Ты даже не открыла футляр.
– Мне не нужно этого делать. Просто да!
Чип повернулся ко мне и широко улыбнулся, продемонстрировав безупречные зубы. Я видела свое отражение в его очках, и мои волосы были в жутком беспорядке. Я с трудом подавила желание поправить их. Я также подавила желание перелезть к нему и поцеловать его. Казалось странным не поцеловаться в такой момент, но ничто не могло бы заставить меня отстегнуть ремни безопасности. К тому же я даже не помнила, как это делать.
Вместо этого я показала одобрительный жест, подняв над собой два больших пальца.
– Это не будет официальной помолвкой, пока ты не наденешь кольцо.
Я открыла футляр и увидела очень изящное золотое кольцо с бриллиантом.
– Это принадлежало моей бабушке, – сказал Чип. – Мне пришлось побороться за него с моей сестрой.
Я вынула кольцо и надела на палец. Оно было немного велико. На самом деле, сильно велико, так что, когда я вытянула перед собой руку, чтобы полюбоваться им, бриллиант соскользнул вниз.
– Оно идеально, – сказала я.
– Тебе нравится?
– Да! – ответила я. Не в моем стиле, но какое это имело значение?
– Ты удивлена?
И да, и нет. Я кивнула:
– Да.
– Ты рада, что полетела со мной?
– Очень, – ответила я. И этот ответ был на сто процентов правдой.
По крайней мере, в тот момент.
Назад до аэропорта было двадцать минут лету, и мы провели это время, воодушевленно обсуждая предстоящую свадьбу.
Мы договорились, что церемония пройдет на том самом берегу, а потом начали обсуждать список подружек невесты и шаферов жениха. Выбор был очевидным – его брат и лучшие друзья Вуди, Статлер и Мерфи, и еще школьный друг Харрис. Но потом, конечно, возник вопрос, который вызвал у нас некоторые затруднения. Что делать с моей сестрой Китти?
Я не видела ее три года и не разговаривала с ней. Это было ее решение.
– Ты все равно должна пригласить ее, – сказал Чип.
Но я не была уверена, что мне этого хочется. Когда Китти уезжала, она объявила, что хочет «свободно вздохнуть» вдали от семьи. Она сказала, что будет оставаться на связи. Но после этого просто исчезла.
Мы знали, что сестра жива. Наш папа иногда связывался с ней и мог удостовериться, что она живет в Нью-Йорке, жива и здорова, и попросту не желает, по неизвестной нам причине, возвращаться домой. Даже просто с визитом.
Сначала это было нелегко, потерять ее вот так – быть отвергнутыми ею. Но теперь, после всего этого времени, я уже ничего к ней не испытывала. Она меня не любит? Отлично. Я тоже не буду ее любить. Она хочет притвориться, что ее семьи не существует? Нет проблем. Мы можем ответить ей тем же.
Чип считал, что мы должны, по крайней мере, хотя бы пригласить ее на свадьбу. Пусть и не в качестве подружки невесты. Но я была не согласна.
– Во-первых, – сказала я, – она попросту не приедет. А во-вторых, если она и приедет, это все испортит.
– Этого ты не можешь знать.
– Одно присутствие Китти испортит мне праздник. Чувство неприязни при виде нее погубит для меня всю радость этого дня. Вместо того чтобы с нетерпением ждать самого счастливого дня в моей жизни, я буду бояться его приближения. И все из-за нее.
– Может быть, вам стоит встретиться заранее и покончить с этой неприязнью, – сказал Чип.
Но я была не в настроении прислушиваться к разумным предложениям.
– Даже, – продолжила я, – если мне удастся преодолеть неприязнь к ней, ее присутствие будет означать, что она будет там. И с вероятностью в девяносто процентов она напьется и залезет в чашу с пуншем. Или напьется и укусит шафера. Или напьется и схватит микрофон, чтобы спеть.
Чип кивнул. Я не выдвигала беспочвенных гипотез. Китти проделывала все эти вещи в прошлом. Он пожал плечами:
– Но она твоя единственная сестра.
– Это не моя вина.
– Ее отсутствие будет выглядеть странным.
– Я не виновата в том, что мы с ней больше не близки.
– С этим я не спорю.
– Это она создала такую ситуацию.
– Согласен.
– А теперь она может испортить единственную свадьбу, которая у меня будет.
Вот черт! Я устрою самую замечательную свадьбу в мире, а единственным результатом будет то, что моя пьяная сестра, паршивая овца нашей семьи, попытается сесть верхом на ледяную скульптуру.
Если она соблаговолит приехать.
На самом деле, это в точности отображало ситуацию между нами. Я всегда старалась сделать все исключительно правильно, а она всегда была твердо настроена поступить наоборот.
Впереди показался аэродром.
Чип сказал, что лучше всего ему удается приземление. У него к этому был талант, вроде его дара к параллельной парковке.
Но небо впереди было угрожающе темным.
– Это неожиданность, – сказал Чип, глядя перед собой.
– А разве обещали дождь?
– Нет, в последний раз, когда я проверял это, дождя не предвиделось.
– Но ведь и в дождь можно летать, разве нет?
– Не совсем. Его стараются обойти. Или подождать, пока он закончится.
– Меня устроит любое из этих решений, – сказала я. С этим кольцом на руке я была очень покладистой.
– Проблема в том, – признался Чип, – что нам лучше приземлиться как можно раньше.
– Чтобы не опоздать на торжественный ужин, который ты заказал?
– Чтобы у нас не закончилось горючее.
Я внимательно осмотрела горизонт. Небо позади нас было ярко-голубым, но впереди оно было все более и более серым. И немного пурпурным. С небольшими угольно-черными участками.
– Там действительно идет дождь. Но не в районе аэропорта, правда?
Он кивнул:
– Правда.
На горизонте сверкнула молния.
Может быть, гроза как-то влияла на воздух, потому что нас начало здорово трясти, и очень скоро меня затошнило.
Когда мы приблизились к аэропорту, Чип передал наши координаты своим официально пилотским голосом, который был чуть ниже, чем в обычной жизни, а потом начал маневрировать, заходя на посадку. Мы свернули чуть влево и полетели вдоль взлетной полосы, а потом развернулись, чтобы опуститься на нее. Чип был предельно сосредоточен. Я скорее чувствовала, чем видела, приближение земли. И это была приятная мысль.
И тут произошла странная вещь. Когда мы были уже совсем близко от взлетной полосы, крылья проделали что-то, что я могу описать только как взмах. Они немного накренились и тут же выпрямились. Меня пронзил страх.
Все произошло в одну секунду, но эта секунда все изменила. Что-то было не так.
Я посмотрела на Чипа. Его лицо сделалось каменным.
– Чип? – спросила я.
– Ветер переменился, – ответил он.
– Что? – спросила я. – Это плохо?
– Теперь он боковой, – были его единственные слова.
Боковой? Что такое боковой? Звучало не слишком хорошо. Чип смотрел на приборы и работал педалями. Его лицо было непроницаемым.
Он держал самолет достаточно устойчиво. Я притихла, молясь о том, чтобы нам хоть немного повезло.
Мы уже были в двадцати футах от полосы, которая тянулась прямо перед нами. А потом неожиданно бетонная дорожка скользнула вбок. Сначала она была под нами, а потом выскочила из-под нас, словно кто-то неудачно попытался проделать трюк со скатертью. И вместо полосы перед нами была небольшая роща.
– Вот дерьмо! – воскликнул Чип, крепче ухватившись за штурвал.
Он ухитрился снова вернуть нас на позицию над полосой.
– Чип?
Но он начал переговоры с диспетчерской вышкой:
