Остальное составляли хаты, обыкновенные волынские хаты, крытые соломой, с побеленными стенами и покрашенными яркой краской наличниками.
Немощеные улочки городка летом покрывались толстым слоем пыли. А осенью и весной она превращалась в черную жирную грязь. Телеги оставляли в этой грязи глубокие колеи, которые заливались дождевой водой, образуя небольшие, но коварные лужи.
Эти улочки были местом первых детских забав Янека. Множество таких же, как и он, пацанов наполняли их неумолкаемым шумом «битв» и «сражений». Здесь разыгрывались казацкие войны и схватки «бандитов с жандармами». Подростки жестоко травили перепуганных собак и кошек, вспыхивали драки, заканчивавшиеся, как правило, новыми заплатами на латаных-перелатаных штанах Янека и его товарищей. И вся их жизнь состояла из одних только игр. Вскоре они перенесли свои забавы в старый замок, возвышавшийся над городком. Немой свидетель казацких войн, переживший времена процветания палов Вишневецких и упадка Польши, он вынужден был теперь выдерживать штурмы мальчишек, они с мерцающей свечкой в руке лазили по затхлым, сырым и покрытым плесенью подземельям. А огромные, заросшие камышом пруды вокруг городка! Какое наслаждение нырять в их холодную, матово-зеленоватую воду в жаркий июльский полдень!
Ровесники Янека ходили, как и он, в ссадинах и синяках, грязные и оборванные и потому даже чем-то походили друг на друга. Ловя сачком в неглубокой речушке мелкую серебристую плотву, никто из них не задумывался над тем, какой национальности его товарищ — еврей, украинец или поляк.
Когда Янеку шел девятый год, он заболел скарлатиной. Из-за осложнений провалялся в постели почти четыре месяца. Этот период оказал большое влияние на формирование характера мальчика. Ему открылся новый, сказочный мир — мир книги. Он посерьезнел, стал много читать. Мать поддерживала в нем этот интерес, принося ему книги, стараясь таким образом обуздать в какой-то степени буйную натуру сына.
Янек окончил начальную школу. Скромные доходы портнихи не позволяли ей отправить сына в гимназию и один из более крупных городов. Но в это время власти сочли необходимым для полонизации этих земель открыть гимназию в их городке. Она должна была стать «очагом польского духа среди темных масс национальных меньшинств».
В соответствии с этими принципами в гимназии с первых же дней воцарилась крайне шовинистическая атмосфера. Несмотря на то что во всей округе польское население было в меньшинстве и составляло около тридцати процентов учащейся молодежи, в этом учебном заведении воспитывали пренебрежение к украинцам, их языку, культуре, истории.
Такого рода воспитание не проходило даром. Шовинизм — весьма заразная болезнь. Под влиянием поучений золотушного историка и религиозных догматов, провозглашаемых ксендзом, маленький Янек начал вскоре различать в единой, однородной до сих пор массе своих друзей и «крючковатые» носы, и «семитский» разрез глаз. С каждым годом росла дистанция между давними товарищами по детским играм.
Польский дух городка держался как бы на трех столпах — монастыре бернардинцев, управе и полицейском участке. Каждый из них выполнял различные функции, но каждый служил «независимой, великой Польше».
Монастырь бернардинцев должен был установить духовную опеку над польским населением города и его окрестностей. Он представлял собой комплекс больших зданий из серого камня, окруженных возведенными одновременно с замком крепостными стенами, омываемыми с трех сторон заросшими прудами. И хотя именно этот монастырь был одной из причин кровавых войн, которые разрушили замок, сам он выстоял и, как птица Феникс, возродился из пепла.
Отцы-бернардинцы жили в достатке, имели большое, почти в тысячу гектаров, поместье, в котором с «божьей» и местных крестьян помощью вели хозяйство.
В высоком мрачном костеле каждый крестьянин-поляк чувствовал себя ближе к богу. Органы своими мощными звуками заполняли вечно холодные, сырые нефы.[4] Здесь венчались и крестили заливающихся плачем младенцев. Отцы-бернардинцы выполняли все обряды торжественно, уверенные в непоколебимой власти над своими прихожанами.
Каждый из одетых в коричневую сутану монахов верил, что бог поставил его на это место для выполнения очень важной миссии: полонизации окрестных земель. Это было смыслом их жизни.
Неподалеку от монастыря, отделенная от него лишь камышами прудов, возвышалась на пригорке его соперница — небольшая православная церковь. С ее священником-толстяком, поразительно похожим на настоятеля монастыря бернардинцев, шла ожесточенная борьба за души верующих, за каждый смешанный брак, за каждые крестины или похороны. В этой борьбе прибегали к различным хитростям и обману, к юридическим уловкам и методам, праздновали победы и переживали поражения.
Янек долгое время был на хорошем счету у бернардинцев. Он охотно прислуживал им во время мессы и религиозных процессий, а летом помогал им ловить рыбу.
И только когда ему пошел шестнадцатый год, он вступил в конфликт со своими духовными наставниками,
В городке существовала традиция, по которой наиболее предприимчивая часть молодежи мужского пола устраивала в душные августовские ночи набеги на монастырский сад за великолепными, пахнущими, как церковное вино, яблоками. Янек был активным участником этих набегов. В одну из таких ночей он забрался на каменную ограду монастыря и спрыгнул в сад. Тихонечко свистнул, дав тем самым своим напарникам знать, что путь свободен. Вдруг скрипнула дверь стоявшего в конце сада сарая, и оттуда кто-то вышел. Паренек прижался к стволу развесистой яблони и замер.
По тропинке, ведущей к калитке в каменной ограде, шли двое. Когда они поравнялись с яблоней, за которой спрятался Янек, луна осветила их лица.
Делясь потом честно добычей со своими товарищами, Янек сказал:
— А вы знаете, что меня чуть было не накрыл отец Антоний? Он как раз провожал Мариську Коваль до калитки…
— А что она там делала ночью? — удивился самый молодой из них.
Вопросы половых отношений давно уже не были тайной для Янека. Он рассмеялся и одним словом определил цель ночного визита девушки.
Каким образом это выражение дошло до настоятеля монастыря, Янек так и не узнал. Возможно, что кто-то проговорился об этом на исповеди у святого отца. Как бы там ни было, Янека обвинили в двойном преступлении: краже яблок и клевете на монастырь.
Мешковская несколько раз ходила к настоятелю монастыря и умоляла простить сына. Янеку пришлось покаяться и взять обратно свои слова. Но с тех пор он попал в немилость к святым отцам.
IV
Повятовая управа была опорой светской власти Речи Посполитой в этом ее далеком восточном уголке. Чиновники были в большинстве своем родом из Центральной Польши. Они приезжали сюда и через некоторое время куда-то уезжали. Одни проходили здесь практику, после которой устраивались на более высокооплачиваемые должности, другие попадали сюда в ссылку, чем-то скомпрометировав себя или допустив серьезную оплошность в делах. Последние были бичом для местного населения. Они стремились любой ценой реабилитировать себя, поэтому вскоре после прибытия их фамилии знали во всей округе.
Когда был провозглашен лозунг об ускорении полонизации восточных окраин Польши, повятовая управа ринулась в бой за души людей в тесном союзе с отцами-бернардинцами. Путем экономического давления они заставляли украинское население менять национальность, вероисповедание, а если это не удавалось, то прибегали к открытому насилию.
Украинцы как могли защищались, пытаясь сохранить национальные устои. Ночи стали светлыми от зарева пожаров — это горели помещичьи имения. Началось усмирение украинцев. Воскрешались традиции кровавого Яремы Вишневецкого.
В гимназии усилился антиукраинский курс. Учителя пытались внушить ученикам веру в историческую миссию Польши на этих землях. Но Янека интересовали другие проблемы, которые никто не мог или не хотел ему объяснить, например: почему накануне Первого мая арестовали и поляков, и украинцев, и евреев?
На этот вопрос он нашел ответ лишь спустя многие годы.
Через год после скандала с отцами-бернардинцами произошла история, которая окончательно подорвала его репутацию.
Янек переживал в это время свою первую любовь. Его избранница — дочь местного врача Люся Гольдберг — училась с ним в одном классе. Мешковский писал стихи, в которых называл ее демоном и божеством. Главным его соперником был здоровенный верзила по фамилии Богушайтис, сын генерала и «политика», который за войну двадцатого года получил великолепное, насчитывающее свыше двух тысяч гектаров имение по соседству с городком. Однако физическое развитие молодого Богушайтиса опережало умственное. Даже в Хырове[5] наставники разводили беспомощно руками, слушая его ответы. Поэтому папочка устроил сыночка в гимназию там, где он имел наибольшее влияние, в «своем» городке.
