Туда, куда надо, и туда, куда не надо, Сергей таскал Михаила с собой: на совещания, переговоры, встречи, пикники, поездки. Они стали встречаться по три-пять раз в день и вдвое больше общаться по телефону. Сергей, не очень рассчитывая на взаимность, рассказывал Михаилу о своих замыслах и переживаниях. Михаил говорил мало и безэмоционально, но к концу третьего месяца такой «дружеской агрессии» оттаял и начал даже слегка шутить. До этого момента Сергей жаловался мне: «После общения с Мишей я – выжатая тряпка. Иногда, чтобы договорить ему фразу, мне нужно сунуть под язык валидол и сцепить зубы». А я его успокаивала и просила быть мужественным.
Следующий этап наших действий заключался в том, чтобы перенести «бой на территорию противника». Сергей ввалился однажды в воскресенье в квартиру Михаила; воспользовавшись его замешательством, вытряхнул проститутку из его постели и в ужасе спросил: «Миша, Боже, что же с тобой стало?» И тогда Михаил хриплым срывающимся голосом заорал матом по поводу своей несчастной жизни, своей жены, а потом уже и Сергея и его нравоучений. Сергей, рассказывая мне об этом, отметил: «Я никогда не видел такого ужасного лица и не слышал такого ужасного голоса. В нем был испепеляющий гнев, ярость, безумие, рыдание. Он порывался броситься на меня, но я видел, что причинить вред он способен только себе. В этот момент мои губы сами зашептали молитву. А потом он перебесился и затих». «Да, перебесился. Какое верное слово!» – подумалось мне.
Тогда Сергей и предложил Михаилу поговорить с его тестем. «Ты действительно рехнулся! – наступал он. – Хоронить себя в сорок лет, с проститутками, без нормальной женщины, без жены и детей. Немедленно идем к ее отцу, надо заканчивать эту трагикомедию». Михаил взорвался: «Ты отдаешь себе отчет? Ты знаешь, что будет? И не забывай – мы в одном бизнесе, это и тебя касается». На что Сергей ответил: «А мне плевать. Я не могу на это смотреть». Он заразил своей уверенностью Михаила.
И они пошли. Большой чиновник принял их, выслушал. Но не вспылил, а сказал очень грустно: «Миша, я виноват перед вами. Моя дочь еще до знакомства с вами лечилась от алкоголизма. У нее плохая наследственность по матери, и она из золотой молодежи – вседозволенность, распущенность… Ей помогли, но на время. Я виноват, что ничего вам не сказал». Он был очень подавлен, этот сильный властный человек. Он дал свое согласие на развод и пожелал Михаилу счастья.
Именно с того памятного дня, когда Михаил вышел из кабинета тестя с очумелыми глазами, еще не веря в реальность происходящего, Сергей начал выздоравливать. Этот процесс был долгим и мучительным. Но каждый день давал малюсенькую прибавку его силам и работоспособности его сердца. Тогда же Михаил взял месячный отпуск на решение своих вопросов. За это время он развелся и перепланировал свою квартиру. И к концу этого месяца он стал напоминать того приятного в общении студента, искрящегося оптимизмом, с которым в свое время подружился Сергей.
Было интересно наблюдать, как они оживают оба. Ко мне приходила Катя и давала подробные отчеты. Она тоже вместе с ними становилась самой собой.
Сейчас я понимаю, насколько сложно было смоделировать эту ситуацию, прежде всего духовную работу, в которую Катя окунулась душой и в которую ее вера вовлекла Сергея. Регулярные молитвы, посты и причастия создали мощную позитивную атмосферу в доме. Благодаря этому Сережа и Катя отодвинулись от опасной черты безысходности и отчаяния.
Психологическая работа была выверена, как у минеров. Малейшая фальшь в отношениях с Михаилом могла стать роковой. Иногда, вспоминая этот эпизод, я искала формулировку произведенного действия. И тогда мне казалось, что демон просто захлебнулся в потоке тепла и света. И таким образом был ликвидирован источник постоянной угрозы для Сергея в виде всепоглощающей ненависти.
Они дружат до сих пор. Сергей принимает препараты для сердца только в период большой нервно-психической нагрузки. В обычное время оно его не беспокоит. Михаил недавно женился. У него родилась девочка. Катя родила второго ребенка.
Фирма Сергея восстановила в районном центре разрушенную церковь.
Измена
Мать девочки была в отчаянии. Она старалась сдержать слезы, но у нее ничего не получалось. Они катились по щекам, а она неловко пыталась утереть их ладонью.
– Понимаете, – говорила она, – моей девочке Агнешке совсем-совсем ничего не помогает. Она полтора года по больницам, и я с ней. Она совершенно другая, не та, что была до болезни.
Я смотрю на девочку. На вид ей лет семь. Бледная, с большими черными кругами вокруг глаз, она внимательно слушает нашу беседу. И я понимаю, что для нее я – продолжение всего медицинского кошмара, в котором она живет. Мне очень не хотелось, чтобы она меня боялась. Поэтому я сняла белый халат и обратилась к Агнешке: «Малыш, мы с тобой просто побеседуем». А сама взяла ее за руку и вслушалась в ее пульсацию жизни. Тем временем Ядвига, ее мама, рассказывала:
– Агнешка перенесла тяжелое инфекционное заболевание с осложнением на сердце. Врачи не сразу поняли, что у нее миокардит, а когда поняли и начали лечить, ей стало немного лучше, но на этом все остановилось. До сегодняшнего дня она задыхается, не может пробежать и двадцати метров. Она стала совершенно пассивной: сидит целыми днями, уткнувшись в телевизор или книжки с картинками. Агнешка совсем ничего не хочет. Раньше она была очень веселым, задорным ребенком, такой себе маленькой разбойницей. У нее всегда было много друзей и подруг. Она бегала наперегонки, каталась с горки, прыгала на скакалке.
Я уточняю, сколько ей лет. Оказывается, ей почти девять, на которые она совершенно не выглядит. Я по-прежнему держу в руке ее бескровные пальчики и думаю о том, что поднять такого ребенка, довести его почти до нормы – задача невероятно сложная.
Я посмотрела медицинскую карту. Ничего утешительного не обнаружила. Еще я понимаю, что если в результате инфекционного процесса осложнение пошло именно на сердце, она должна иметь к этому предрасположенность. Спрашиваю Ядвигу:
– Чем болели вы, ваши родители, их родители?
Она, надолго задумавшись, отвечает:
– У бабушки был рак матки. Все остальные родственники доживали до очень преклонных лет без особых болезней. Ни я, ни мои родители особо на сердце не жалуемся. У кого-то желудок, у кого-то бессонница, у кого-то песок в почках. А кардиология нам совсем не была знакома до болезни Агнешки.
Мне было непонятно. Это не укладывалось в мое представление о развитии болезни. Поэтому я постаралась разобраться в психосоциальных проблемах их семьи.
Я стала спрашивать. Кем работают Ядвига и Анджей – ее муж? Когда они познакомились? Какие у них взаимоотношения в семье? Была ли Агнешка желанным ребенком? Как протекала беременность? Были ли стрессы? Какие взаимоотношения с родителями мужа? Насколько Анджей любит Ядвигу? Какой он человек? Насколько он конфликтен?
Пока я выстраивала в голове перечень необходимых вопросов, я невольно склонялась к вопросам об Анджее. Мой интерес концентрировался на его личности. Я вроде бы хотела спрашивать оних обоих, но вопрос формулировался только о нем. С Ядвигой мне примерно все было ясно. Она была неизбалованной, трудолюбивой. До мужа она имела некоторый сексуальный опыт, но откровенной гуленой не была. Семья для нее – это всё. Наверное, это вложила ей мать. Ядвига наверняка хорошая хозяйка, но умом не блещет. Чересчур далека она от семьи мужа, подумала я, когда Ядвига сказала, что они – хорошие архитекторы. Архитектором работает и Анджей, причем достаточно успешно. Он достаточно рано сориентировался, что нужно заниматься самостоятельным бизнесом, чтобы выжить, и уже несколько лет жил на частных заказах.
Анджей чем-то меня настораживал. Они были слишком разные – Ядвига и Анджей. Но не только это мне не нравилось. «Лед и пламень» иногда могут создавать уникальные по прочности союзы. Но здесь было что-то другое.
Ядвига, вызванная на откровенность, продолжала говорить, а я отрешилась от всего. Мое внутреннее видение заглянуло в их жизнь. Перед глазами встала картинка: стены квартиры в кремовых обоях, совсем молоденькая Ядвига, с еле-еле проглядывающим животиком, одинокая постель и полная тишина в доме.
– А что, Ядвига, было с вами, когда вы были на третьем-четвертом месяце беременности?
Ядвига удивилась:
– Да ничего особенного. Это было лето. Экзамены тогда я уже сдала и отдыхала. А муж мой в это время нашел себе подработку – проектировать группу коттеджей в курортной зоне. И он с друзьями ездил посмотреть что к чему. Он вернулся недели через три. А что?
Тут в который раз возникла проблема: как помочь человеку и ничего ему при этом не говорить. Дело в том, что я внутренним зрением явственно увидела, что в то время, когда у Агнешки в утробе матери формировалась сердечно-сосудистая система, ее муж внес грязь в единое информационное пространство их семьи. Дело не только в том, что он переспал с какой-то знакомой, хотя и этого могло быть достаточно. Он на какое-то время поверил, что всерьез готовится к разрыву с семьей, и ребенок был лишним в этой ситуации.
