Агнешка подарила мне на память свои самые красивые рисунки. И, глядя на них, я думаю, что в ее семье будет еще один архитектор.
Гадалка
– У меня жена сошла с ума! – это были первые слова, сказанные мужчиной лет пятидесяти пяти в моем кабинете.
Он волновался ужасно. «Давление под 170», – прикинула на глаз я.
– У меня жена психопатка! Вы таких берете?
Я деликатно объяснила, что если она нуждается в госпитализации, то взять ее на лечение я не смогу.
– Да нет, она дома. Я могу ее привезти?
Я согласилась.
И вот она передо мной. Серо-желтое морщинистое лицо, седые космы, выбивающиеся из-под берета, дрожь в руках. Нужно иметь очень сильное воображение, чтобы представить ее, например, в тридцать лет. Сейчас она выглядела удручающе. Я выяснила, что ее зовут Людмила Мироновна, что в течение двадцати лет она преподавала историю в вузе, не работает уже десять лет.
– Чем вы болели в жизни? – спросила я.
Она монотонно начала перечислять свои похождения по психиатрам, но я перебила:
– Кроме психоневрологических проблем.
Это ее удивило, она задумалась, а затем оживилась. Она мне рассказала о детском туберкулезе, свинке, болезни Боткина, операции по поводу внематочной беременности, двух абортах, аллергии на тополиный пух, переломе ноги, покалывании в области сердца, панкреатите – все, что накопилось у нее за пятьдесят три прожитых года. Но оживленность Людмилы Мироновны быстро закончилась, глаза потухли, речь замедлилась, а потом и вовсе она замолчала.
И тогда я заговорила с ней обо всем и ни о чем: о ее предмете в вузе, о студентах и начальстве, о ее замужестве, о детях и школьной программе, об отношениях России и Польши, об особенностях польского языка, о перспективах Евросоюза. Я напряженно слушала ее и не чувствовала тяжелой психопатии. Конечно, судить об этом должен психиатр.
Но видно, что она нуждается в помощи, хотя бы потому, что ее преследует страх, конкретный, объяснимый, очень длительный – страх за свою семью. В отличие от многих других больных, Людмила Мироновна не акцентирована на себе, своих личных проблемах, своих проблемах здоровья. Она ужасно, до душевной тоски, до бессонницы и дрожи во всем теле боится за своих детей. Она твердо уверена, что с ними произойдет нечто ужасное. Она не знает, что именно. А бывает, что пациент до мельчайших подробностей – из сна, видений, бреда – знает, чего ожидать. Здесь – нет.
Людмила Мироновна своим ожиданием беды довела семью до невроза. Ее сын Денис несколько лет назад из-за этого уехал учиться в другой город и старается не приезжать домой. Представляете, каково парню двадцати лет, за которым постоянно следит мать: ожидает его ночами с дискотеки, сидит около бассейна, когда сын плавает, не разрешает ему есть нигде, кроме дома, в больнице выясняет состояние здоровья девушки, с которой сын единственный раз поговорил около дома и т. д.
С дочкой Ксюшей было еще сложнее. У нее с детства были две медицинские проблемы – дискинезия желчевыводящих путей и родинка на шее. Когда у Людмилы Мироновны начались нервные припадки, а произошло это впервые десять лет назад, она настроилась на несчастье с этой стороны. Ксюша бесчисленное множество раз глотала зонд, все ее вены были исколоты. За время похождений Ксюши с мамой по больницам ни один врач не заподозрил ненормальность в тревоге матери за дитя, ни один не сказал – хватит мучить ребенка. Были новые и новые больницы, врачи, анализы, диагностические методики, лекарства. Все-таки Людмила Мироновна добилась, чтобы онколог удалил родинку. Девочке на память остался грубый шов на шее, очень заметный при повороте головы. Еще одним из самых отвратительных страхов по поводу дочери был страх электротравмы. Мать не разрешала дочери включать электроприборы, даже утюг и фен.
Я выяснила все это за два часа. Людмила Мироновна устала, но я не могла потерять ниточку доверия, сформировавшуюся за время разговора. Бог знает, в каком настроении она могла прийти в другой раз. Поэтому я продолжила:
– Тогда, десять лет назад, не было ли события, когда вы испугались за жизнь детей? Травма? Болезнь?
– Да нет, все как обычно. Было ровно, без стрессов.
– У вас должен был появиться какой-то фактор. У вас была предрасположенность, но что-то вас подтолкнуло. Что же?
Мы говорили о разном, пока Людмила Мироновна не вспомнила одно приключение на кафедре. Она вначале даже не могла на нем сосредоточиться. Из памяти многое пришлось извлекать с большим трудом.
Как-то на кафедру пришла мать одного из студентов. Студент учился плохо, его хотели отчислить, а мамаша пришла улаживать дела. Когда она пообщалась с заведующей кафедрой, та вышла в преподавательскую комнату и шепотом сказала двум-трем коллегам: «Хотите, вам погадают?» Это было время, когда еще все мистическое было в диковинку. А женщины, даже преподаватели истории КПСС, более склонны к оккультизму, чем мужчины. Поэтому у этой дамы появилось сразу несколько клиенток. Одной из них была Людмила Мироновна.
Гадалка, разложив карты, сказала ей, что та замужем, есть двое детей – мальчик и девочка, даже назвала точный возраст детей. Сказала, что у Людмилы Мироновны в молодости было два отвергнутых ухажера, что скоро умрет ее свекровь (это исполнилось) и еще несколько очень личных подробностей, так что доверие было полное. А когда гадалка уже убирала карты, то обронила такую фразу: «Ой, береги детей, будешь плохо беречь – потеряешь». Побелевшая от ужаса клиентка вцепилась в гадалку двумя руками с вопросом, как уберечь детей. Но та отмахнулась: «Мать ты или не мать? Сердце подскажет».
Для Людмилы Мироновны это были роковые слова. Через год она уже впервые лежала в неврологии по причине хронической бессонницы. А дальше – хуже. Она ждала от сердца подсказок, но их не было. И тогда отягощенный разум начал свою извращенную работу. Были разбужены фантазии на грани бреда. И через два года Людмила Мироновна смогла на пустом месте создать невыносимую обстановку в семье. Муж и дети рядом с ней находились в состоянии невроза.
Психиатры объясняли мужу: «Петр Семенович, надо быть терпимым. Вам предстоит жить рядом с душевнобольной женой многие годы. Мы поможем, назначим лекарства, подержим в стационаре. Но основное – ваше отношение». И супруг с тех самых пор утопил свои эмоции очень глубоко. Но физиологию не обманешь. Колоссальный избыток адреналина привел к двум инфарктам. Петр Семенович очень сильно постарел за это время. Невроз детей требовал от него ежедневной полной мобилизации сил, но сил уже не было. К концу седьмого года болезни жены ему стало все равно. Он тупо выполнял хозяйственные дела, тупо общался с детьми. Такой была его реакция на многолетний стресс, своего рода защитная реакция организма на возможные собственные психические и телесные расстройства.
Оцепенение прошло совсем недавно из-за того, что восемнадцатилетняя дочь начала устраивать бурные истерики, а потом перестала ночевать дома. Тогда-то Петр Семенович решил обратиться к нетрадиционным врачам. Я была четвертой в списке.
К моменту нашей первой встречи Людмила Мироновна была истерзана собственными страхами, даже оглушенность от препаратов не убирала эту сосущую боль. Что я могла сделать? Провести психотерапию? Нет. Своими силами подпитать ее нервную систему? Нет. Я избрала длительную, мучительную, но единственно эффективную методику – молитву и беседу. Муж возил Людмилу Мироновну в церковь. Она пробовала читать молитвослов, но быстро срывалась на слезы.
Дважды в неделю она приезжала ко мне. Я долго разговаривала с ней, объясняла, растолковывала духовно-психологические вопросы. Я заставляла ее вести дневник – не симптоматический и эмоциональный, а событийный. Не «я испугалась, у меня закружилась голова… полились слезы…», а «вошел муж… я подала завтрак… позвонила соседка… написала открытку подруге…» и т. д. Видимых результатов не было пять месяцев. Но я подбадривала их семью, я верила, что станет лучше.
Это произошло. Вначале у Людмилы Мироновны значительно улучшилось засыпание, которое раньше было ужасным, на суперсильных снотворных. Затем ее речь стала более ровной, без истерических интонаций и в то же время без надрывного безразличия. Когда же Людмила Мироновна сказала дочери, отправляющейся в гости: «Позвони, когда будешь выходить, папа тебя встретит», реакция семьи была оглушительно радостной. Ведь мать впервые за долгие годы не начинала плакать и собираться идти следом за дочерью, а проявляла значительно более благоразумную реакцию.
Отношения в семье постепенно налаживались, но годы болезни Людмилы Мироновны сделали свое дело. Дети отдалились. Муж – инвалид по сердцу. Потеряны старые друзья. Дважды в год Людмила Мироновна проходит курс лечения нервной системы, обходясь без психотропных препаратов. Она научилась расслабляться сама.
