Часы показывали 17.31; через сорок минут заканчиваются шесть ваших пар, и надо быть возле Института геодезии и картографии. Мне предстояла роль то ли соглядатая, то ли скрытого охранника, а скорее – охотника на тех, кто будет следить за вами. Если, конечно, будет. На Москву тихо валил снег, и в свете фонарей он падал особенно медленно и нарядно. В такую погоду гулять бы с тобой по Арбату и не думать ни о чем плохом. Я нырнул в метро и всю дорогу до «Курской» зубрил английские неправильные глаголы, глаза б на них не глядели.
Вы с Евой вышли из института в 18.28 и, оживленно болтая, направились к метро. Я курил на противоположной стороне улицы, чуть в сторонке – капюшон куртки поднят, а шапка надвинута на глаза. Куртку я взял напрокат у Кости Айсберга, так что фига с два меня можно было узнать. Снегопад усиливался; машины шли с ближним светом, активно работая «дворниками». Вы медленно спустились Токмаровым переулком к трубе одного из самых грязных и паршивых московских переходов, что ведет от пивбара «Кружка» к метро.
Тут-то, возле газетного киоска, я и определил фигуранта.
Я потому его вычислил, что уже встречал раньше – во дворе своего института дня три, что ли, назад. Я его узнал по камелотам с металлическими носами. Он тогда сидел на лавке и читал газету: козырек кепки на бровях, нога на ногу, и я, проходя мимо, помню, обратил внимание на его новенькие камелоты, а особенно на их красную двойную прострочку.
Блин, получается, что и за мной следили, а может, следят и сейчас. Что вообще происходит?
Это был мужичок лет тридцати, невысокий, коренастый, в сургучной кожаной куртке и кепке с опущенными ушами, делавшими его лицо уютно-безмятежным каким-то. Покуривая, он отвалил от киоска и не спеша двинулся вслед за вами. Да, это был он, я теперь и профиль его вспомнил – активная нижняя челюсть и нос, который в иных классических контекстах зовется римским.
Переход обычно переполнен в этот вечерний час, так что можно было позволить себе приблизиться к объекту. Вы шли далеко впереди, с мороженым, болтали о чем-то голова к голове, а мужик курил и на ходу звонил по мобильному. Хорошо бы узнать, кому и зачем. Между нами оставалось двое или трое человек, когда меня довольно бесцеремонно цапнули за плечо.
Я машинально стряхнул руку и обернулся.
За мною след в след шли двое: крепкие, в одинаковых коротких кожаных куртках и лыжных шапочках из черного трикотажа; один повыше, белобрысый, с побитыми бровями боксера, второй – смуглый, широкоскулый, поперек себя шире. Похоже, мордвин.
– Слышь, брат, притормози, – сказал Боксер. Не сказал даже, а велел и всерьез взял меня за локоть, увлекая вправо, с мейнстрима, к стене. Освобождаться от такого захвата надо выворачивая руку в сторону его большого пальца, что я и сделал. И спросил, не останавливаясь:
– Чего, пацаны, хотели?
– Притормози, говорю! – повысил он голос.
А Мордвин, прихватывая меня с другой стороны, тоном на редкость наглым продублировал поставленную задачу:
– Тебе же сказали: стоять!
Они меня отсекали от того, в камелотах, это было ясно, но отсекаться было нельзя.
– Чего хотели-то, пацаны? – снова спросил я, не сбавляя шага, освобождаясь от их захватов. Имел в виду я такие захваты!
Мордвин опять схватил меня за рукав.
– Ты че, брат, не понял? – Он был выше меня на полголовы, крепкий, крупный, но не боец, не рукопашник, за версту видно. Боксер был пассажиром посерьезнее:
– Тормози, перетереть надо.
Мы продолжали быстро двигаться по кишке перехода. Слева и справа, у павильонов со всякой мелочью толпился народ; в нише, на повороте, наигрывала на гитаре девушка с длинными белыми волосами, перехваченными банданой. А дальше по курсу пели две скрипки на тему песенки про лондонский дождь.
У моих конвоиров лопнуло терпение.
– Слышь, бычара, – снова подал голос Боксер, уже в две руки, конкретно оттирая меня к стенке, – ты чё, не догоняешь, что ли, мудак?
А это уже можно было расценивать как наезд. Я слегка ушел вправо и, не оборачиваясь, дал каблуком ему строго по яйцам. Он как-то странно охнул, и, когда начал складываться, я без замаха, но жестко добавил ему локтем по второму шейному позвонку. Аут, брателло.
Боксер полетел под ноги толпе, положив тем самым начало небольшому затору, и они оба с Мордвином застряли в этом заторе, который быстро их поглотил. Надо полагать, это была группа прикрытия.
Я кинулся догонять мужика в камелотах. Его кожаная кепка мелькала среди десятка похожих, и ее можно было узнать только по пипочке на макушке. Зачем за вами следят? Чего они хотят? Чего ищут? Что можно спрятать под обоями? Что вообще происходит?
Один за другим мы спустились в метро и через двадцать минут вынырнули на «Соколе». Тут можно было сесть на троллейбус, но вы пошли пешком и правильно сделали. До вашего дома четверть часа неспешного хода, а уж по такой погоде сам Бог велел погулять. Поднявшись из метро, мужик в камелотах тут же позвонил кому-то – скорее всего, давая пеленг своим кроманьонцам, – и теперь топал следом за вами, попыхивая сигареткой.
Нужно было опередить группу прикрытия.
Вы с Евой не спеша двигались вдоль витрин, поглядывая на них, болтая и хохоча, а я нагонял сыскаря, стараясь выйти на него в нужном месте. И когда он начал пересекать улицу Липиной, я догнал его и взял за горло на болевой.
– Ограбление! – рявкнул я ему в ухо и поволок через проулок влево, за гаражи.
Мужик начал было сопротивляться, и пришлось дать ему хорошего пинкаря, после чего он смирно пал в снег, держась за ширинку, и тихонько выл, наблюдая, как я шмонаю его реглан.
Внутренний карман у него был переформатирован в кобуру, там торчал небольшой плоский пистолет. Я переложил его к себе, забрал мобильный и быстро исследовал портмоне. В одном из отделений нашлось удостоверение сотрудника ЧОПа «Кедр», выписанное на Юрикова Игоря Романовича. С фотографии глядел он сам, снятый года два назад. Из другого отделения я выудил паспорт на то же имя. Юриков И.Р. был прописан на улице Лестева, 25—34. Он был женат, имел двоих детей. Тут у меня в кармане зазвонил его мобильный.
– Слышь, Игорь, мы тебя потеряли. – Это был запыхавшийся голос Боксера. – Ты где?
– Пусть ждут у метро, – велел я ему, а для изжоги достал из кармана нож. Перед его глазами щелкнуло и выпрямилось во всю свою длину мощное немецкое лезвие с надписью «ФАТЕРЛАНД», горевшей в свете фонарей синим огнем. – Давай!
– Вы это… – Он сглотнул. – У метро ждите… – И я отключил телефон.
– Узнаешь?
– Ну да. Андрей Мартов, Литинститут, – вяло ответил он, облизывая губы и стреляя глазами влево-вправо. – Добролюбова, 9/11.
– Точно, – сказал я и засмеялся. Все, блин, знает! – А ты, значит, Игорь Юриков, Лестева 23—35, метро «Шаболовская», правильно? Короче, так, Игорь. Если ты такой про меня продвинутый, то, наверно, знаешь, что я срок мотал на малолетке. Знаешь?
– На малолетке? – он пожал плечами. – Что за малолетка?
– Ну, мужик, ты не жил! Малолетка – это зона для малолетних преступников. Из которых потом вырастают взрослые нехорошие гаврилы. Как видишь, я вырос. А знаешь, за что меня там закрыли?
– Н-ну… – Он не понимал, к чему я клоню.
– Два таких пакина, вроде тебя, наехали на одного нашего пацана. И знаешь, что мы с ними сделали?.. Бр-рр, Игорь, мне до сих пор жутко… Короче, зачем ты следишь за ними? И кто тебя послал.
– За кем, за ними?
– А будешь придуряться, я тебе глаз выну чайной ложкой. Она у меня с собой на всякий случай. Уже заточенная… Еще раз спрашиваю: зачем ты за ними следишь?
Мимо быстро прошла парочка, стараясь не глядеть в нашу сторону. Я сложил и убрал нож.
– Да ты погоди, Андрей… – Все-таки я пробил его на массу – он испугался. – Не слежу я за ними, а, наоборот, присматриваю. Ты сначала расклад выясни, а уж потом тут пальцы гни. Меня наняли для скрытого сопровождения объекта. Латентная охрана, знаешь такую формулировку?
– В смысле? – Только теперь до меня начало кое-что доходить. – Кого ты сопровождаешь?
– Еву Сергеевну Марголину. А заодно и Анну Евгеньевну.
Ни хрена себе!
– А кто нанял?
Он подумал: говорить, нет.
– Генерал Марголин. Отец, я полагаю.
– А когда?
– Чего когда?
– Нанял, говорю, когда?
– Две недели назад.
– А почему нанял? Им кто-то угрожал?
С этим вопросом я попал впросак.
– Найди генерала, – ответил Юриков, – у него и спроси. Только сначала честь отдай.
В его глазах уже плескалась бездна юмора, да и вообще он, наверное, классный мужик: спокойный, разумный, грамотный. Мне было неловко за ситуацию, которую я тут создал. Хотел, как лучше, а получилось, как всегда.
– А где он? – машинально спросил я. – В Лебяжьем?
– Может, и в Лебяжьем, – уклончиво ответил Юриков. – А может, и в Уточкином. Я же не паспортный стол.
Тоже правильно. Он уже приходил в себя. Надо было его дожимать, но я не знал, о чем спрашивать, я как-то утратил логику своего дальнейшего поведения. Он охраняет Еву, а не следит за вами – это же совершенно другой расклад.
