и когда открывался проход, быстро выпускались по очереди в вертикальную шахту. Ее длина — несколько тысяч километров, но благодаря невероятно большой скорости, путь занимал не больше часа. Говорят, раньше в пути проводили несколько дней. Но сейчас другие технологии. Наука, блин.
В капсуле было одно небольшое смотровое окно. Мы проносились мимо разных слоев: Верхняя мантия, Мантия, Астеносфера, Мезосфера. Внутри капсулы никто не разговаривал, все были пристегнуты и боролись с перегрузками. Люди всегда удивляются, каким нужно быть чокнутым, чтобы сесть на ракету и полететь в космос. Так им хоть платят. Представьте, каким нужно быть, чтобы за сто пятьдесят тысяч сесть в свободно падающую капсулу и несколько тысяч километров камнем лететь вниз. Во время падения температура внутри поднимается до сорока пяти градусов, и все обильно обливаются потом. Тряска такой силы, что, кажется внутри тела настоящий фарш из внутренних органов. В углу на потолке торчал кусок профиля, который скакал из стороны в сторону, ударяясь о металлическую стенку при каждом касании. По капсуле расползался звон, словно мы спускались внутри церковного колокола. От чего становилось только страшнее, тем более из системы безопасности только молитва. Обратишься тут к богу. Хотя, если верить мифам, к аду мы сейчас значительно ближе.
Время в капсуле словно кисель, и час превращается в сутки. Мысли перемешиваются, и ты совершенно не понимаешь, что происходит. Паршивое чувство. Я пытался поймать нить, старался думать о своей машине, о рыбалке, о водке, но все тщетно. Когда казалось, что вот-вот нащупаю логику, все разрушалось.
Капсула тем временем начала замедляться. Раздался скрип тормозов, капсула наполнилась неприятным запахом. После каждого спуска механики меняют колодки. Процедура обязательная.
Десять лет назад из-за некачественных деталей одна капсула не сбросила скорость и на огромной скорости ударилась о «землю», и все.
Словно по банке с килькой проехал груженный Камаз. В итоге пятнадцать трупов. С тех пор за тормозной системой особый контроль. В том же году создали отдел технического контроля ремонтных работ или сокращенно ОТКРР. Дотошные ребята, наверное, единственный отдел, где все работает согласно регламенту и инструкции. У них строго запрещен алкоголь, поэтому они для нас как человек с чумой на необитаемом острове. Все стараются обходить их стороной. При этом очень уважают, и во время спуска радуются, что они не пьют.
После полной остановки все выдохнули. Я посмотрел на парней, Вова как обычно покраснел, и, казалось, вот-вот выпустит содержимое своего желудка на рифленый пол капсулы. Миша был спокоен. Он делал вид, что для него это рутина. Интересно посмотреть на мое лицо, наверняка сморщенное как курага.
Двери камеры со скрипом открылись, в камере было так жарко, что теплый воздух снаружи показался холодным, пот на лицах превращался в ледяные капли. Вот что я ненавижу, так это «местный» климат. Он под землей еще более капризный, чем на поверхности. Частые ветры, термические бури, перепады давления и даже дожди. Добавьте сюда тяжелые условия труда, и получается дикий коктейль, который активно сокращает твою жизнь. На пенсию можно уйти в 45 лет, но как правило многие продолжают работать. Есть даже целые службы, состоящие из молодых пенсионеров.
Последнюю станцию называли “перекресток”. Внушительная платформа, выдолбленная в скале и растянувшаяся вдоль большой расщелины. От нее в разные направления отходили вытоптанные годами дорожки. Прибывшие рабочие медленно разбредались по объектам. Слева, в сорока метрах у лифта, стояла бригада, работающая еще ниже. Они напяливали серебристые защитные костюмы. Справа народ уходил в литейный цех, еще дальше — буровая бригада.
Нас собралось двенадцать человек, и мы направились в технический отдел. Мы шли вдоль расщелины, из которой вырывались желтые лучи света. Тоннель был усеян каскадом кондиционеров. Так что путь до раздевалки представлялся приятной прогулкой. Мы сразу вычислили новенького. Он шел впереди и о чем-то беседовал со слесарем из четвертой бригады. По жестам было очевидно, что они добрые знакомые. Миша плелся позади нас и по своему обыкновению тонул в своих мыслях. После долгого молчания заговорил Вовка.
— Смотри, вон новенький с Петрухой рядом. Явно не первый день знакомы. Нужно разузнать, что за фрукт.
— Забей, работа все покажет. Она как детектор, все оголяет и раскрывает, кто ты есть. Герой или гавно.
— Не, Паша, нужно заранее знать с кем мы идем в бой. А вдруг он гад, и пока мы это выясним, можно столько дров наломать.
— Это точно! Хотя… Вот ты тоже гад, но мы же с тобой работаем. И неплохо выходит. Хотя, если бы ты не пил водку, то и человеком бы, наверное, не был.
— Почему ты вечно надо мной издеваешься! — словно обижаясь, спросил Вовка.
— Это вопрос литургический. Да и знаю, что ты не обидишься. А начну над Михой стебаться, так потом смотреть придется на его кислую мину. Будет ходить с ней, пока не выпьет. Так и водки не напасешься.
В конце фразы для пущего эффекта добавил легкий смех.
— Смешно ему, а я, может, тоже ранимая душа.
— Слушай, ранимая душа, ты лучше иди вперед, узнай, кто нынче из снабженцев внизу, а то Саныч мне должен ящик пива и две лазерных рулетки. — Он махнул головой и исчез впереди тоннеля. Хорошо, Вовке можно дать любое задание и не беспокоиться. Через минуту он вернулся.
— Плохая новость: Саныч приболел, остался наверху, за него вышел Савельев Петр Семенович.
— Вот Саныч, сука, подставил. Савельев тот еще жмот, у этого и снега зимой не выпросишь. Саныч, Саныч всю вахту испортил. Ничего, прорвемся.
— А как же еще, командир.
Через десять минут мы добрались до раздевалки. Накинули защитную спецодежду. Коричневую огнеупорную куртку, штаны, легкие ботинки из специальной резины, шапку и перчатки. Вылитая банда грабителей.
На планерке все уже собрались. Небольшой кабинет, посередине был старый потемневший стол, вдоль стеклоблочных стен стояли складные стулья с остатками некогда велюровой обивки. Если посмотреть, со стороны покажется, что мы находимся в обычном советском помещении, капсула времени в тысячи километрах от цивилизации.
Мы зашли последние. Старший мастер метнул на нас тяжелый взгляд, но промолчал. Степаныч нормальный мужик, его не боялись, а уважали. Он проработал под землей уже сорок лет, и это вызывало у окружающих восхищение. Он подождал, пока все усядутся и успокоятся.
— Так, мужики, всех рад видеть. Вижу, все здоровые и готовы к работе. Бестолочи со смены А оставили нам целую кучу работы. Но по порядку. Всем, кто не сдал на стропальщика, завтра в шесть в
