пьяный… Его надо найти, Светлана Яковлевна, пока он с собой что-нибудь не сделал!
Мать позвонила репетиторше, и когда та сказала, что я на урок не явился, стала звонить Людмиле Ивановне.
– Приезжай немедленно ко мне, – скомандовала та. – Поедем вместе к Григорьеву выяснять, что там произошло.
Потом у моих одноклассников была куда более веселая ночь, чем у меня.
В десять вечера Людмила Ивановна собрала в школе весь класс, и устроила каждому форменный допрос.
– Запомните! – сказала она, – Если с ним, не дай Бог, что-то случится, ни один из вас не сдаст выпускной экзамен, как минимум, по истории! Я сделаю вам всем такой аттестатный балл, что вы можете забыть о поступлении в вуз. Возможно, меня после этого уволят, но прежде я всем вам поломаю жизнь! Если с ним что-нибудь случится…
Затем она разделила класс на небольшие группы, каждая из которых должна была искать меня по городу – по микрорайонам, поселку Мусабекова, в центре и на Приморском бульваре.
– А вдруг он вляпается в какую-то историю, свяжется с ворами или бандитами? – предположила мать.
– Главное сейчас, чтобы он нашелся живым и здоровым. Ни в какую грязную историю он не вляпается – это я знаю точно, так как знаю его лучше всех других! Как тебе, Света, вообще такое могло в голову прийти?! – отрезала Людмила Ивановна.
Но всего этого я, повторю, тогда не знал.
* * *
Проснулся я часов в шесть – от того, что кто-то сел мне на ноги и с грохотом поставил у скамейки чемоданы. Вокзал постепенно заполнялся людьми; как сейчас бы сказали, лицами кавказской национальности, мешавшими русский с незнакомым мне гортанным наречием.
Белиджи оказались главной станцией округи, и сюда стекался народ со всех окрестных поселков. Окошко кассы было уже открыто, и кассирша бойко выдавала билеты. В семь часов открылся буфет, и я почувствовал, что чертовски голоден.
Дождавшись, когда он заработает в полную силу, я протянул буфетчику трешку, попросил сигареты «Аэрофлот», горячий чай и сэндвич с голландским сыром.
– Какими судьбами из Баку? – поинтересовался буфетчик.
– А откуда вы знаете, что я – из Баку? – удивился я.
– Да я не знаю – я слышу! Ваш бакинский акцент ни с каким другим не перепутаешь! – улыбнулся он во весь золотозубый рот, протягивая рубль с мелочью сдачи.
Доев бутерброд, я вышел на перрон покурить и обдумать, куда двигаться дальше, и в этот момент передо мной словно из воздуха возникли трое ребят явно все той же неопределенной «кавказской национальности». Двое из них были примерно моими ровесниками, а третий, в какой-то куцой кацавейке и больше, чем на голову ниже меня, был лет четырнадцати.
– Закурить есть? – спросил один, самый высокий из троицы.
Говорят, что во многих городах России с этого вопроса обычно начинаются все неприятности. Но у нас в Баку это был просто вопрос, и, как и полагалось по нашему городскому этикету, вместо ответа я молча протянул початую пачку.
Они присели рядом, и мы вчетвером задымили.
– Откуда? – спросил высокий, явно бывший заводилой этой троицы.
– Из Баку. А вы?
– Из Махачкалы. Ты один, что ли?!
– Один. Из дома ушел.
– Это бывает. Мы вот тоже одни, потому что лучше с собаками жить, чем с нашими родителями…
– Да нет, у меня родители нормальные. Хорошие у меня родители! – заступился я за папу с мамой.
– А чего тогда сбежал? Разве от хороших бегают? Слушай, а давай с нами! Мы тоже собираемся поездить, только не в Москву. Есть города и получше – Дербент, Нальчик, Грозный, Пятигорск. Будешь воровать с нами.
Признаюсь, такого поворота я не ожидал.
– Нет, воровать я не хочу, – твердо сказал я.
– Да не боись ты, мы тебя научим! Это на самом деле просто. Видишь "малого": он через любую решетку и даже форточку пролезть может.
– Нет, я не буду! – упрямо повторил я, но вместе с тем чувствуя, что эти ребята мне нравятся. Не знаю, чем, но нравятся – пусть они и воры. И когда они предложили выйти с ними «посмотреть город», я согласился.
Смотреть, собственно говоря, было нечего.
Белиджи оказались скучным поселком, с двумя продуктовыми магазинами и одним книжным, в котором книги стояли не на полках, а были просто сложены на полу, на русском и не на русском вперемешку. Я, помнится, зацепил взглядом двухтомную «Антологию дагестанской поэзии» на русском, и пожалел, что нет денег ее купить.
Часов до двух мы болтались по поселку без дела, и за это время я узнал, что двое из моих спутников – родные братья, а третий – их друг; что они уже пару месяцев, как бросили школу и ездят вот так, подворовывая то одно, то другое, по всему Дагестану.
– Что-то я проголодался! – сказал высокий. – Надо зайти в магазин и что-нибудь спи&дить.
– Зачем пи&дить? Можно купить. Вот, у меня и деньги есть! – сказал я, вытаскивая из кармана желтоватую рублевую бумажку и почти рубль мелочью.
– Деньги – это хорошо! – сказал высокий. – Ладно, давай так: ты пойдешь в магазин, купишь буханку хлеба и две бутылки лимонада, а потом мы вернемся на вокзал, и там поедим.
Я направился к магазину, и новые приятели последовали за мной. Через полчаса мы были снова на вокзале, отошли в сторонку и сели на травке. Высокий расстелил на траве куртку, и я выложил на получившуюся из нее скатерть хлеб и лимонад. И тут ребята стали откуда-то доставать три банки кильки в томатном соусе, плитки шоколада, пачку лимонных вафель и даже горсть конфет «раковые шейки».
– Как видишь, жить можно! – сказал высокий, мастерски открывая перочинным ножом банку с килькой.
Затем он посмотрел на меня и сказал «малому»:
– Пойди принеси ему банку сайры. Не видишь, он – интеллигент!
На этой сайре «малой» и спалился: продавец схватил его за руку, когда он запихивал консервную банку в карман, и потащил в милицию.
Еще через четверть часа к нам подошли два милиционера и повели в участок…
* * *
К моему удивлению ребята не только не впали в панику, но и даже не огорчились такому повороту. Скорее, наоборот – им было весело, и они стали отпускать шуточки в сторону сторожившего нас перед какой-то дверью «мусора». Но мне было не до шуток – я впервые оказался в милиции, и слабо представлял, что меня ждет дальше.
– Ты что, забздел? – спросил высокий. – Не бзди, сейчас увидишь, что будет!
Тут дверь приоткрылась, и из нее раздался окрик:
– Магометов, давай
