— Ну, — ответил Брайан, вытерев губы салфеткой и взглянув на Шерон, — Ребекка училась тут в школе-пансионате…
— О, Ребекка, вы учились в Вендовере? — радостно обратилась Шерон через стол к Ребекке.
Ребекка посмотрела на Шерон и собралась что-то ответить, но Брайан сказал:
— Ага. И ей нравилось. Обожала эти места и даже после нашей свадьбы постоянно мечтала переехать сюда. Мы жили в Бостоне, пока дети были маленькие, но Ребекка держала тут лошадей, да и выросла она в деревне и хотела, чтобы дети росли так же.
— И как вам тут нравится? — спросил Боти. — Разве вы росли не в Южном Бостоне?
— Да, я городской ребенок. Папа прослужил в Бостоне пожарным сорок лет. Большинство наших родственников до сих пор живут там. Однако тут нам нравится. Меня даже не смущает долгая дорога, как я боялся. Порой я остаюсь тут на несколько ночей в будни, а потом работаю дома в пятницу и понедельник.
— Я бы хотела как-нибудь поговорить с вами о Земельном комитете Вендовера. Ваше имя звучало на последнем заседании правления, — сказала Шерон.
— Обязательно напомните, и я вам дам карточку перед уходом. Мне очень нравится деятельность защитников природы. Именно благодаря вам тут по-прежнему прекрасные места. Мы с удовольствием примем участие в вашей работе.
Шерон Райс от таких слов пришла в восторг и разразилась безудержными восхвалениями. Как это сказочно. Как чудесно. Какие чудесные Макаллистеры!
Потом Брайан обратил внимание на мои часы. Я решила разориться в прошлом году, после солидной сделки, и купила прелестные часы «Картье». Прежде у меня не было дорогих украшений и особых часов. Но эти я нашла в журнале и решила, что в жизни не видела ничего прекраснее. И купила их, наградила сама себя — за мой успех. За мою трезвость. Я ношу их не каждый день, так что было приятно, что кто-то обратил на них внимание.
— У вас классные часики, Хильди, — сказал Брайан. — Я купил Ребекке «Картье» несколько лет назад, так она их сломала. Она из тех женщин, которые не могут носить часы. То ли что-то в химии тела, то ли статическое электричество и магнетизм — все часы останавливаются, как только она их наденет.
— Я слышала о таком, — вставила Мейми.
— Ага, — кивнул Брайан, — не давайте моей жене часы, вот я о чем. Она и на электронику влияет. Сломала все стереосистемы и навигаторы во всех машинах, которые водила. Правда, Бекки?
Ребекка беседовала с Лу Райсом, сидящим рядом с ней, и повернулась к Брайану с недоуменным выражением на лице. Она явно его не расслышала.
— Я бы не дал ей сидеть в моей машине, — сказал Брайан.
— Похожая история, — рассмеялась я. — На мне все ломается.
— Это другое, — ответил Брайан. — У нас в кабинете уже второй телевизор — а сколько мы живем в этом доме, а, Бекки? Три месяца? Теперь она и близко к нему не подходит. А, и еще у нас никогда ни один холодильник не готовил лед. Ни в Аспене, ни в Бостонской квартире. И здесь. Хоть «Сабзеро», хоть какой, за любые деньги — генератор льда сдыхает, стоит Ребекке его включить.
Питер Ньюболд тоже рассмеялся.
— Вы же не думаете, что все это действительно имеет отношение к химии тела Ребекки?
Брайан сделал большой глоток пива и позвал Ребекку:
— Бекки, крошка, расскажи им, как шнур от нового тостера задымился, едва ты воткнула его в розетку.
Ребекка как раз собиралась попробовать салат, однако повернулась к Брайану — было ясно, что она, в отличие от него, не видит ничего забавного. После неловкой паузы она рассмеялась.
— Видимо, потому что я — ведьма.
Мы все рассмеялись, хотя, честно говоря, возникла неловкость. И Мейми некстати влезла, крикнув через стол:
— А правда, что вы ломаете предметы силой мысли? Ребекка ответила:
Силой мысли… нет. Однако часы в самом деле останавливаются.
Она повернулась к своим соседям, и я увидела, как она показывает на свои часы и что-то объясняет.
Питер веселился.
— Жаль вас разочаровывать, — сказал он Брайану, — но вашей жене просто не везет с часами и электроникой.
— Питер — врач, — пояснила я.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Да ну? А какой?
— Я психиатр, — ответил Питер. — Думаю, нам бы о таких вещах рассказывали в институте, если бы они существовали.
— Да говорю вам, я слышала о таком, — сказала Мейми. — Точно слышала. Дома погуглю.
Питер только посмеялся и покачал головой. Потом бросил взгляд через стол на Ребекку. Она крутила кольцо на тонком пальце; подняв глаза и увидев, что Питер смотрит на нее, отвела взгляд. Потом снова взглянула на Питера, который все еще на нее смотрел.
— Простите. — Питер чуть смущенно улыбнулся. — Моя жена часто ругает меня за то, что я пялюсь на людей. Но это моя работа. Я обязан изучить человека, с которым работаю… в результате изучаю всех, куда бы ни пришел.
— Ничего, — сказала Ребекка.
— Спорим, она может заставить вас прекратить пялиться. Силой мысли! — выкрикнула пьяная Мейми.
— Возможно. — Ребекка улыбнулась Питеру, который на сей раз почти сразу отвел глаза.
— Кстати, о силе мысли… Хильди у нас экстрасенс! — воскликнула Мейми.
— Да? — спросил Брайан. — Хильди, вы читаете мысли?
— Нет, — сказала я.
— Читает, — снова влезла Мейми. — У них это семейное. Ее кузина, тетя — у них у всех дар.
— Хильди, это правда? — спросила Шерон. — А я и не знала.
— Нет, это неправда. Иногда я могу убедить людей, что читаю мысли. Обычный салонный фокус, и все. Сестра моего отца, Пег, была «экстрасенсом» и одно время зарабатывала на туристах, едущих в Салем за мистикой. Еще она устраивала чтение мыслей дома. Мы с кузиной Джейн выросли, наблюдая за тетей, и усвоили несколько фокусов, которые сделали нас жутко популярными на вечеринках с ночевкой. Я еще могу иногда устроить для смеха чтение — просто для скептиков, но мне нужно быть в настроении.
— Давай, Хильди. Покажи Брайану, — сказала Мейми.
— Да, Хильди, давайте посмотрим, что вы можете, — согласился Брайан, и вскоре все вокруг, даже Питер, принялись меня упрашивать.
— Ну, хорошо. — Я бы не согласилась, если бы Брайан уже не показал, что его легко читать. Немного помолчав, я сказала: — Великолепно, Брайан. Я хочу, чтобы вы подумали о чем-то, что случилось с вами в прошлом. Воспоминание. Я буду задавать вопросы. Только старайтесь не кивать и не выдавать ничего движением глаз. Здесь, при свете свечей, невелика сложность.
— Понял, — сказал Брайан.
— Великолепно. И дайте мне вашу руку.
Брайан протянул руку, я взяла ее в свою, повернула ладонью вверх и положила на стол. Пальцы Брайана чуть загнулись к ладони, но я мягко распрямила их, чтобы они тоже спокойно легли на стол. Свою ладонь я положила сверху; кончики наших пальцев касались запястья другого.
— Просто смотрите на меня. Просто смотрите, и тогда вы не будете подавать сигналов. Люди постоянно сигнализируют — моргая или кивая. Старайтесь этого не делать. А теперь думайте о вашем воспоминании. Думайте… Ага, это радостное воспоминание!
Я знала, что с ним будет легко, но не до такой же степени.
— Воспоминание из детства — нет, не кивайте! — сказала я.
— Я не кивал, — засмеялся Брайан.
— Я не видела, чтобы он кивал, — сказала Шерон.
— Чуть-чуть кивнул, — сказала Мейми.
— Тише! — шикнула я и продолжила: — День был необычный. Особенный. Непонятно, то ли Рождество… Нет. не Рождество. Это… да, ваш день рождения.
Брайан улыбнулся.
— Вы молодец.
— Прекратите мне помогать, — сказала я и пошла дальше. — Вы были ребенком, не очень маленьким, но еще не большим. Вам было… девять… нет, погодите, десять. Думаю, вам было десять.
Брайан попытался сделать каменное лицо. Поздно.
— Вам что-то подарили. Подарок. Вспомните, где вы были, когда впервые увидели его. Не в доме… во дворе.
Брайан пытался сдержать улыбку.
— Во дворе. Вас вывели из дома, вы увидели и обрадовались. Это был…
Я замолчала. Здесь обязательно нужна пауза; нужно пристально вглядываться в человека, смотреть прямо в глаза и чуть наклонить голову, как будто прислушиваешься. И даже если вокруг полно людей, как сегодня, то тишина наступает такая, что можно услышать, как булавка упадет. Пусть всем кажется, что ты влезаешь в чужой мозг. И пусть не думают, что это просто.
