Однако сейчас меня больше всего беспокоило отсутствие хронометра. В наших новомодных понятиях о навигации предполагалось, что моряк не может найти свой путь без него; и я должен признать, что сам дал убедить себя в этом. Мой отличный старый хронометр уже давно не использовался. А чистка и регулировка его обошлась бы в пятнадцать долларов. Пятнадцать долларов! По веским причинам я оставил хронометр дома, подобно тому, как «Летучий голландец» оставил дома свой якорь. У меня был большой фонарь – одна бостонская дама прислала мне денег на покупку большого салонного светильника с двумя горелками, который освещал по ночам каюту, а днем при небольших ухищрениях служил плитой.
Вооружившись подобным образом, я снова был готов к отплытию и седьмого мая вышел в море. Выходя из маленькой бухты, «Спрей», набирая обороты, по пути содрал краску со старого прогулочного судна, которое шпаклевали и красили для летнего вояжа.
– А кто за это заплатит? – проворчал один из маляров.
– Я заплачу, – ответил я.
– Грот-шкотом… Разве что им одним… – отозвался капитан проплывавшего рядом «Блюберда», таким способом намекая, что я отплываю. Да и не за что было платить, эта краска вряд ли стоила больше пяти центов, но тут поднялся такой гам между малярами со старой калоши и капитаном «Блюберда», который вдруг встал на мою сторону, что изначальная причина конфликта была вовсе забыта. Во всяком случае, ни одного счета на возмещение ущерба я не получал.
День моего отплытия из Глостера выдался тихим. На выходе из бухты, откуда отплыл «Спрей», я увидел живую картину: вдоль высокого фасада фабрики трепетали платки и шапки. Приветливые лица выглядывали изо всех окон здания, улыбаясь, все желали мне счастливого пути. Некоторые окликали меня, чтобы узнать, куда я плыву и почему в одиночку. Почему?
Когда я сделал вид, что хочу причалить, ко мне потянулись сотни пар рук, но берег был слишком опасен! Шлюп вышел из залива под легким юго-западным ветром, и около полудня я проплыл мимо Истерн-Пойнт, получив сердечный привет – последнее из всего того доброго, что было в Глостере.
Ветер посвежел, и, рванув вперед, «Спрей» скоро очутился на траверзе маяка Тетчерс-Айленд. Взяв курс на восток и пройдя к северу от банки Каш-Ледж и скал Амен Роке, я раз за разом задавал себе вопрос, не лучше ли держаться подальше от скал и баров. Я пообещал себе, что обязуюсь совершить на «Спрее» кругосветное путешествие вопреки опасностям, таящимся в море, и пообещал это со всей серьезностью. Таким образом, застраховав себя от самого себя, я отправился в плавание. Вечером невдалеке от банки Каш-Ледж я привел «Спрей» к ветру, насадил наживку и, опустив ее на тридцать морских саженей, принялся ловить глубоководную рыбу. С переменным успехом я рыбачил до наступления темноты, вытащив на палубу три трески, двух пикш, одного хека и, приятнее всего, небольшого, но жирного и юркого палтуса. Я подумал, что нахожусь в таком месте, где хорошо бы пополнить запасы провизии, поэтому бросил плавучий якорь, который должен был удерживать нос моего судна против ветра. Юго-западное течение также было против ветра, я чувствовал уверенность, что утром «Спрей» будет находиться на этом же месте или где-то рядом. Затем я выставил большой сигнальный фонарь и впервые в полном одиночестве среди морского простора улегся, но не спать, а лишь дремать и мечтать.
Я где-то читал о рыбацкой шхуне, которая якорем зацепила кита, и тот на большой скорости отбуксировал ее далеко в море. То же самое случилось и со «Спреем» – в моем сне! Я не мог отделаться от этого впечатления, даже когда проснулся и обнаружил, что ветер разгулялся вовсю и что именно разошедшееся море потревожило мой краткий отдых. Гонимые ветром облака освещала Луна. Надвигался шторм; на самом деле шторм уже начался. Я зарифил паруса, затем втянул плавучий якорь и направился к маяку на острове Монхеган, которого достиг на рассвете 8 мая. Идя под всеми парусами, я вошел в гавань Раунд-Понд – маленький порт к востоку от Пемакуид. Здесь я пробыл весь день, пока ветер бушевал среди прибрежных сосен. На следующий день погода немного успокоилась и я вышел в море, сделав в своем журнале первые записи, не опуская полный отчет о «моих приключениях с китом».
«Спрей» взял курс на восток, идя вдоль берега по спокойной глади воды среди множества островов. 10 мая к вечеру он достиг большого острова, который я всегда буду называть Лягушачьим, потому что он пытался покорить «Спрея» миллионами лягушачьих голосов. От Лягушачьего острова мы направились к птичьему острову, называемому остров Бакланов, а иногда скалами Геннета. С маяка, установленного там, яркий, мигающий свет прерывисто скользил вдоль палубы «Спрея», то освещая, то снова погружая ее в темноту. Отсюда я направился к острову Брайер и на следующий день подплыл к судам на западных промысловых угодьях, а после того, как я переговорил со стоявшим на якоре рыбаком, который дал мне неправильный курс, «Спрей» поплыл прямо вдоль юго-западного выступа через наихудшую быстрину в заливе Фанди и попал в Уэстпорт-Харбор в новой Шотландии, где я провел восемь лет своей жизни, будучи еще подростком.
Может, рыбак сказал «ост-зюйд-ост», подтвердив курс, которым я шел, когда окликнул его, а я подумал, что он говорит «ост-норд-ост» и, соответственно, изменил направление. Прежде чем отвечать на мои вопросы, он, пользуясь случаем, решил удовлетворить собственное любопытство, чтобы узнать, откудая плыву, почему один и почему на борту нет ни кота, ни собаки.
В первый раз за всю свою морскую жизнь вместо ответа на свой вопрос я получил целый град вопросов. Думаю, что парень был не местным. Было одно обстоятельство, которое убедило меня, что он точно не с острова Брайер, потому как, увернувшись от волн, которые плескались через перила, и, остановившись, чтобы смахнуть брызги с лица, он упустил треску, почти было пойманную. Островитянин так никогда не поступил бы. Известно, что житель острова Брайер, независимо от того, есть на крючке рыба или нет, никогда не увернется от волн. Этот же просто суетился и невнимательно выбирал снасти. Вспоминаю своего старого друга диакона – славного человека с этого острова, – который, даже слушая проповедь в маленькой церкви на холме, мог руками выбирать кальмаров из воображаемой рыболовной снасти, к большому удовольствию молодых людей, которые не понимают: чтобы поймать хорошую рыбу нужно иметь хорошую приманку, чем в основном и был озабочен диакон.
Я был рад добраться до Уэстпорта. Вообще любой порт привел бы меня в восторг после страшной трепки, которую я получил от жестокого зюйд-оста, а еще и оказаться среди своих старых одноклассников вообще было чудесно. Это произошло тринадцатого мая, а тринадцать – мое счастливое число. Этот факт установлен задолго до того, как доктор Нансен отправился на поиски Северного полюса во главе экипажа, состоявшего из тринадцати человек. Возможно, он слышал о моем успешном рейсе в Бразилию на весьма необычном корабле и с экипажем такой же численности.
Как же я был рад снова увидеть камни острова Брайер, которые знал наперечет! Маленький магазин на углу, в котором я не был тридцать пять лет, остался таким же, за исключением того, что мне показался гораздо меньшим. На нем была та же черепица – я в этом уверен, ибо узнал ту самую крышу, на которой мы, мальчишки, темными ночами охотились за шкурой черной кошки, чтобы сделать пластырь для бедного хромого. Тогда же здесь жил портной Лоури. В свое время он увлекался оружием. Он всегда носил порох в кармане своего пальто. Обычно в зубах он держал короткую трубочку из глины, но в тот злополучный момент он положил ее, зажженную, в карман с порохом. Господин Лоури всегда был эксцентричным человеком.
На острове Брайер я планировал отремонтировать «Спрей», но, осмотрев внимательно швы, обнаружил, что испытание свирепым зюйд-остом мой кораблик выдержал успешно – ничего не было повреждено. Из-за плохой погоды и встречного ветра я не торопился обогнуть мыс Соболя. Зато совершил короткую экскурсию с друзьями в залив Сент-Мэри. Потом я вышел в море, а на следующий день из-за сильного тумана и встречного ветра подошел к Ярмуту Там я провел несколько беззаботных дней, купил запас масла для плавания, также бочку картошки, шесть бочек воды и разместил все это под палубой. В Ярмуте я купил свои знаменитые оловянные часы – единственные часы, которые я носил на протяжении всего путешествия. Цена их была полтора доллара, но так как корпус был немного помят, то продавец отдал мне их за один доллар.
Глава III
Прощай, американский берег! В тумане, недалеко от острова Сейбл. В открытом море. Госпожа Луна проявляет интерес к моему плаванию. Первый приступ одиночества. «Спрей» встречается с «Ла Вагизой». Бутылка вина от испанца. Словесный поединок с капитаном «Явы». Разговор с пароходом «Олимпия». Прибытие на Азорские острова.
