Все признаки того, что убийство для этого городишки явно нетрадиционное, то есть совершено на трезвую голову, да еще без отпечатков пальцев. Вот это ни черта!
Карасев покинул каптерку и направился в кабинет директора.
— Мне нужно поговорить с сотрудниками музея, — сказал он директрисе.
— Пожалуйста! — с готовностью ответила она. — Можете в моем кабинете. Кого пригласить?
— В первую очередь Михайлову. Кстати, вы уже осмотрели музей? Экспонаты все на месте?
— Сейчас производим более тщательный осмотр, но, исходя из беглого осмотра, кажется, ничего не пропало. Во всяком случае, наиболее ценные музейные реликвии на месте.
— А какие у вас самые ценные? — поинтересовался Карасев.
Алла Григорьевна расплылась в счастливой улыбке.
— Жемчужиной нашего музея является портрет Екатерины Второй, кисти неизвестного художника. Он, слава богу, цел.
— Это который четыре метра в высоту и три в ширину?
— Совершенно верно. Из-за размеров похитить портрет вряд ли возможно. Но есть у нас картины и поменьше, например «Ева с гранатом». Она всего три на два. К счастью, и она на месте.
— То есть самое ценное в музее — это наиболее объемное? — догадался Карасев, подавляя улыбку.
— Да нет, почему же! — ответила директриса, не понимая сарказма. — У нас есть и довольно мелкие экспонаты, которые представляют региональную ценность. Например, гжельский фарфор. Но он тоже не тронут…
— Я понял, — перебил Карасев. — А в фондах музея у вас есть что-нибудь такое, из-за чего можно убить…
— Ну… — задумалась директриса, — чтобы убить, конечно, таких ценностей нет, но вообще шедевры, пусть не мирового, а регионального значения, в наших фондах имеются. Например… Э… Вот… Ну сразу навскидку я сказать не могу. Надо посмотреть списки. Кстати, мы как раз обновляем списки наших фондов. Зоя Павловна этим занимается. Но вряд ли в подвалах что-нибудь пропало.
— Почему?
— Потому что подвалы на замках. А замки все на месте. Мы уже проверили. Зоя Павловна вчера сама лично все закрыла. После слесарей.
— Словом, куда не взгляни, все дороги ведут к Зое Павловне, улыбнулся Карасев, утомившись от болтовни директрисы. — Что ж, зовите ее, раз она заведует фондами и последней ушла из музея! Кстати, кто сегодня пришел в музей вторым, после Зои Павловны.
— Александрова из отдела Гончарова, — ответила директриса.
4
Через некоторое время в кабинет вплыла Зоя Павловна и робко присела на стул напротив следователя. Выглядела она очень бледно, глаза ее были встревоженными, пальцы дрожали.
— Вы действительно думаете, что Локридского убила я? — произнесла она, поймав серьезный взгляд следователя.
— Почему вы так решили? — удивился Карасев.
— Алла Григорьевна мне сказала, что я подозреваемая номер один. Это правда?
Карасев снова подавил улыбку, подумав, что этим провинциальным холмсам уже все давно известно. Они всегда все знают заранее, у них давно свои версии, и следователи с красными дипломами для них были и будут вечными дилетантами.
— Успокойтесь, Зоя Павловна. Я еще ни к какому решению не пришел, ответил Карасев. — Лучше ответьте мне на такой вопрос: во сколько вы вчера ушли с работы?
Михайлова страдальчески сморщила лоб и напряженно уставилась в пространство. После двухминутного раздумья она неуверенно ответила:
— По-моему, около восьми. Точно, было без пяти восемь когда сантехники, наконец, допили свою несчастную вторую бутылку. Первую они начали пить в половине шестого. Это я хорошо помню. Потому что как увидела, что они готовят стаканы, так сразу им сказала: «В шесть заканчивается мой рабочий день и я закрываю подвал, независимо от того успеете вы со своими батареями или не успеете». Словом, предупредила, что сидеть ради них не намерена. Они меня заверили, что до шести закончат и с батареями, и с бутылкой, хотя у них с продувкой еще, кажется, конь не валялся. Так вот, в шесть они только начали откручивать первую заглушку. Я естественно, была рядом и наблюдала, как они работают. Им, видимо, надоело, что я за ними слежу, и они ушли за шкаф. Развили там бурную деятельность: начали стучать и скрежетать ключами. Я пару раз поднималась наверх, а они там все скрежетали и стучали.
— Зачем же вы поднимались? — спросил Карасев.
— Как зачем? Все уходят домой, а я сижу в подвале с двумя мужиками. Мне директриса велела сидеть до тех пор, пока они не закончат. А потом она велела сдать музей на пульт. Ну я сидела и ждала, как велела директриса, а вовсе не потому, что мне очень нравится оставаться после работы. Где-то часов в семь мое терпение лопнуло, я заглянула к ним за шкаф и увидела, что они откупоривают новую бутылку. Ну я, разумеется, начала ругаться, а они: «Зоя Павловна, еще пять минут — и уходим». После этого прошло не пять минут, а пятьдесят. Я засекла. В восемь мы обычно сдаем музей на пульт. Тут мне ничего уже не оставалось, как просто их выгнать. Они хотели оставить свои грязные инструменты прямо в хранилище, но я не позволила. И они бросили чемодан с ключом и проволокой в коридоре…
Тут Михайлова осеклась и испуганно подняла глаза на следователя. Следователь улыбнулся.
— Что же вы остановились, Зоя Павловна? Продолжайте, я слушаю.
— А чего тут продолжать. Получается, я виновата, что убили Локридского. Если бы я позволила оставить инструменты в подвале, тогда бы, возможно, нечем было убить сторожа. Но поймите, в хранилище не должно быть ничего постороннего.
— Я понял, понял! Пожалуйста, дальше, — защелкал пальцами Карасев. Сантехники бросили свой инструмент в коридоре и проследовали к выходу…
— Ну да! К выходу! Они вышли на улицу, а мы со сторожем начали сдавать музей на пульт. Сначала сделали пробную сдачу. Объект на пульт взялся. Потом, когда я выходила из музея, сторож за мной закрыл дверь. Сигнализация взялась нормально.
— Откуда вы знаете, что нормально?
— Если бы не нормально, за мной приехали бы из вневедомственной охраны ночью. Они любят приезжать ночью.
— С этим понятно! — кивнул Карасев. — Вчера вы ушли на два часа позже, а сегодня явились на час раньше. Поясните!
— Дело в том, — занервничала Зоя Павловна, — что мы ежегодно обновляем список экспонатов музейного фонда. Я хотела сегодня утром до начала работы завершить этот список, чтоб над душой никто не висел, потому что днем нет никакой возможности. Без конца дергают: то начальство, то корреспонденты, а тут еще слесари свалились на мою голову…
— Понятно, — нетерпеливо перебил Карасев. — Скажите, во сколько точно вы сегодня пришли на работу и кто вам открыл дверь?
— Дверь? — удивилась Михайлова. — Ее никто не открывал. Она была открытой. Но сначала я этого не заметила. Подошла к двери, посмотрела на часы — было без пятнадцати восемь — и стала звонить. Звоню, звоню — никто не открывает. Тогда я стала барабанить кулаками по двери и тут увидела, что она открыта. Я вошла и сразу же направилась в комнату к сторожу.
— Минуточку! Если вы открыли дверь, то должна сработать сигнализация. Должно зазвенеть!
— Нет! Ничего не зазвенело. Сигнализация не сработала. К датчику на двери был прилеплен магнит. Пластилином. Но это я заметила потом, когда зашла в комнату к сторожу и увидела, что ячейка входной двери горит как ни в чем не бывало. Тогда я вернулась к входным дверям и увидела, что на датчике приляпан магнит.
— Так-так… — насторожился Карасев. — Значит дверь была разблокирована посторонним магнитом. Ну и вы его, естественно, сняли.
— Нет, не сняла!
— Почему?
— Не знаю. Как-то не пришло в голову.
— То есть он до сих пор там висит?
— Наверное! — пожала плечами Зоя Павловна.
— Пойдемте покажете! — поднялся Карасев.
Они отправились в вестибюль, где растерянными кучками стояли сотрудники музея, продолжая обсуждать событие и, по всей видимости, не собираясь расходиться по своим местам. Однако никакого магнита на датчике не было. Карасев обследовал пол, заглянул под ковер, даже вышел на крыльцо. После чего вопросительно уставился на Михайлову. Но она в ответ только недоуменно развела руками.
— С утра был! Видела собственными глазами…
Их окружили любопытные музейные работники. Узнав, в чем дело, они добровольно присоединились к поисками пропавшего магнита. Когда служащие совместно с криминалистами перерыли весь вестибюль, Карасев попросил эксперта обследовать датчик. Саша тут же взгромоздился на принесенный из каптерки стул и вытащил увеличительное стекло. Внимательно осмотрев косяк через лупу, эксперт цокнул языком и нанес на датчик порошок. Однако пальчики не проявились. Саша спрыгнул со стула и доложил:
— Пластилин на датчике был. Подтверждаю. Цвета коричневого. Свежести не первой. Магнит прикреплялся к нему на два пластилиновых катышка. Все было сделано очень аккуратно: пальцы не коснулись датчика. Так же аккуратно магнит был и снят.
