— Пластилин на датчике был. Подтверждаю. Цвета коричневого. Свежести не первой. Магнит прикреплялся к нему на два пластилиновых катышка. Все было сделано очень аккуратно: пальцы не коснулись датчика. Так же аккуратно магнит был и снят.
— А я знаю, где этот магнит! — внезапно вмешалась уборщица. — Он у сторожей на шкафу лежит. Показать где?
Направились в каптерку, следом всей толпой двинулись музейные работники, но Карасев популярно объяснил, что расследование — дело больше индивидуальное, нежели коллективное. Директриса намек поняла и приказала всем расходиться по своим кабинетам. Однако никто не разошелся.
Приведя криминалистов в каптерку, уборщица залезла на стул и стала шарить на шкафу, в котором сверху лежала посуда, посередине — грязная роба, а внизу стояла обувь.
— Вот здесь он был! А сейчас нет. Это был общий магнит. Им пользовались все сторожа.
— Как это пользовались? — удивился Карасев.
— Да неужто не понимаете? — в свою очередь удивилась уборщица. — Вещь для сторожей очень нужная. Если требуется отлучиться среди ночи по каким-то своим нуждам, лепи его на датчик и преспокойно иди куда хочешь.
— Как это иди? — ужаснулась директриса.
— А что? Музей-то все равно под сигнализацией, — не моргнув глазом ответила техничка.
— А входная дверь пусть остается открытой?
— Ну и остается! — пожала плечами уборщица. — А кто об этом знает? Кому в голову взбредет ночью идти в музей, когда в него и днем никто не ходит.
Алла Григорьевна сделалась пунцовой.
— И часто таким образом сторожа отлучаются ночью? — сверкнула она глазами.
— А это уж я не знаю, — развела руками уборщица. — Я ночью здесь не присутствую… в отличие от некоторых…
Между тем эксперт взгромоздился на стул и стал через увеличительное стекло обследовать поверхность шкафа. Скрупулезно осмотрев каждый сантиметр, он поцокал языком и пробормотал с досадой:
— Зря это вы сейчас здесь руками водили… гражданка.
— Эх, Вера, Вера! — всплеснула руками директриса. — Ну кто тебя учил по шкафам шарить? Ты стерла все отпечатки пальцев.
— А там и не было никаких отпечатков! — уверенно заявила уборщица. Там только пыль одна была.
— Вот пыль-то как раз и была мне нужна, — пробормотал с досадой эксперт.
— Вспомнила! — хлопнула себя по лбу уборщица. — Пыли там тоже не было. Я ее три дня назад стерла.
— Когда стирали, магнит видели? — спросил Карасев.
— А как же! — воскликнула уборщица и поморщилась. — Хотя вру! Магнита не было. Ей-ей! Три дня назад магнита на шкафу не было. Как пить дать не было.
— А кто три дня назад дежурил? — спросил следователь.
— Локридский дежурил, — ответила директриса.
5
Часа через два вся это нелепица стала раздражать Карасева. Никаких следов, никаких зацепок, никаких мотивов. Магнит исчез. Отпечатки пальцев на шкафу затерла уборщица. Не обнаружено доказательств того, что в музее находились посторонние. К тому же ничего не пропало. Кроме магнита. Однако, если магнит был с утра, а сейчас его нет, значит, его снял кто-то из сотрудников. «Так-так», — задумчиво грыз ручку Карасев, сидя за столом в директорском кабинете.
Прежние расследования дались ему легко. Через минуту после осмотра трупа он уже интуитивно догадывался о мотивах убийства и четко знал, где искать преступника, его сообщников и свидетелей. А сейчас он даже не представлял, в каком направлении двигаться дальше.
До разговора с Михайловой Карасев был уверен, что сегодня во что бы то ни стало нужно отыскать магнит. Но после получасовой беседы с ней следователя стали одолевать сомнения: ведь кроме магнита Зоя Павловна видела еще и улыбающегося Ивана Грозного. А также слышала скрип его сапог и даже через стекло двери лицезрела его мимолетную тень. Она явно намекала на то, что исчезновение магнита дело рук воскового царя. «Так-так, — хмурился Карасев, продолжая грызть ручку, — с такими свидетелями можно далеко уйти…»
Конечно, это не означало, что магнита не существовало. Он явно был. Им широко пользовались сторожа. Тем более что, по словам эксперта, на датчике остался пластилин. Вполне возможно, что музейная работница его видела, но не обязательно сегодня утром. Это бывает со страху, когда ум заходит за разум и память начинает вываливать наружу все подряд. Но если магнит действительно с утра висел на датчике, то его снял кто-то из сотрудников музея. А это означает, что он в данный момент еще находится в здании. Карасев сорвал телефонную трубку и набрал номер вахтера.
— Скажите, сегодня из персонала кто-нибудь выходил на улицу?
— Никто не выходил.
— А из музея еще есть выход?
— Есть черный ход во двор. Но им не пользуются уже года три. Он ведет сразу на второй этаж.
— Ключи от черного хода у кого?
— У Зои Павловны.
— Понятно. Слесари еще не появлялись?
— Нет.
— Как появятся, дайте знать.
Карасев бросил изгрызанную ручку в корзину и отправился к экспертам. Они уже завершили работу, осмотрев и обнюхав все залы и закутки музея, а также сняв у музейщиков отпечатки.
— Есть что-нибудь интересное? — спросил Тарас у Саши.
— В подвале обнаружены следы мужских резиновых сапог сорок третьего и сорок пятого размеров. Там протекало из батареи и от этого на полу образовалась ржавая лужа. Так что следы получились довольно четкие.
— Это ноги слесарей! — махнул рукой Тарас. — Магнит нашли?
— Нет! С магнитом глухо. По логике, от него должны были избавиться сразу. Его должны либо бросить в мусор, либо смыть в унитазе. Мусорные корзины мы проверили, в унитазах посмотрели. Магнита нет. На данный момент все, но мы еще не закончили.
— Когда снимали отпечатки, заметили у кого-нибудь на пальцах пластилин?
— Ничего мы не заметили. Честно говоря, на пластилине мы не сосредоточивались. Для того чтобы сорвать с датчика магнит, не обязательно касаться пластилина.
— А чтобы прикрепить?
— А чтобы прикрепить, нужно скатать как минимум два шарика. У трупа никаких следов пластилина на пальцах не обнаружено. Так что магнит к датчику, скорее всего, крепил не сторож.
— Если его вообще крепили, — вздохнул Тарас и пошел разыскивать директрису.
Он нашел ее в кабинете Гончарова. Она стояла у раскрытого шкафа и листала старинную книгу. За столом сидела миловидная черноволосая девушка лет двадцати двух. Красавица была настолько погружена в свою писанину, что даже не подняла головы. Алла Григорьевна напротив — расплылась в улыбке и участливо поинтересовалась:
— Уже что-нибудь нашли?
— Ищем, — неопределенно ответил Карасев, задерживая долгий взгляд на девушке. Она была в его вкусе. «Допросить, что ли?» — подумал он.
— Алла Григорьевна, я хотел бы вам задать несколько вопросов относительно Локридского, — произнес Карасев.
— Нет проблем! — с готовностью отозвалась директриса и сунула книгу в шкаф. — Идемте ко мне в кабинет! — Она кинула взгляд на девушку и приказала: — Когда закончите с аннотацией, займитесь тургеневскими письмами!
— Хорошо, Алла Григорьевна, — ответила девушка, подняв на нее свои красивые глаза.
— Это наше племя — младое, незнакомое, — пояснила директриса, когда вышли из кабинета. — Очень талантливая девушка. И скромная.
— В чем же ее талант? — улыбнулся Карасев.
— Во всем! — ответила директриса. — У нее всеобъемлющее мышление и прекрасно развито чувство синтеза. Это важно для исследовательской работы. И потом, она очень живо интересуется историей нашего края, хотя сама приезжая.
После того как они зашли в кабинет и сели за стол друг против друга, Карасев спросил:
— Что за человек был Локридский?
— Человек как человек, — пожала плечами Алла Григорьевна. — Тихий, непьющий, бесконфликтный. Другие сторожа — три месяца проработают, ну, бывает, что и год, ну, от силы — два и поминай, как звали. А Александр Яковлевич работает у нас, дай бог, уже десять лет. Точнее, работал.
— Мне показалась, его не очень любит Зоя Павловна.
— Ну… понимаете… — замялась директриса, — человек он… не очень приятный. Хотя о покойниках плохо не говорят… Да и сказать-то о нем ничего плохого нельзя… Ну что-то было в нем неприятное… Я не могу объяснить.
— Алла Григорьевна, пожалуйста, поконкретней, — насторожился следователь.
Директриса подняла глаза к потолку и замерла.
— Как бы это объяснить? — произнесла, искривив рот. — Человек он был серый. Всегда ходил в одной и той же одежде: в черном невзрачном пиджачке и синей рубашке. Хотя, повторяю, он не был отрицательным. Он не пил, не курил, не хулиганил. Но рядом с ним было как-то не по себе. Понимаете, говоришь с ним об одном, а думаешь о другом: скорее бы договорить и уйти. Словом, это не объяснишь.
