Дома уткнулся в телевизор. Шел какой-то фильм. Он тупо и безучастно смотрел на экран. И даже не переключал каналы, когда появлялась назойливая реклама, хоть, что-что, а уж рекламу терпеть не мог! За кем-то гнались, в кого-то стреляли, что-то взрывали, а у него в голове звучал голос Лены: «Сашенька, милый, поверь, не люблю я его! Опостылел он мне! Никаких чувств у нас давно нет. Одна обязанность: дочку вырастить да выучить!» Он стоял как истукан, а она, обхватив его шею руками, осыпала поцелуями побледневшее лицо. Крепко взял ее за руки:
— Лена! Успокойся, прошу тебя! Сюда могут войти.
— Ты боишься, да? Боишься?! Не может быть, не верю! Ты не трус!
— Она явно была не в себе. Схваченные заколкой волосы рассыпались по плечам. По щекам текли черные от туши слезы.
— Я боюсь за тебя! Пойми! — выдохнул он.
— А мне плевать на всех! Я люблю тебя! Ну, поцелуй меня, хоть раз, и я уйду!
Он нежно коснулся ее губ, провел рукой по голове.
— А теперь иди, прошу тебя!
Совсем нежданно, словно побитая собака взвизгнула пружина открывшейся двери. На пороге «служебки» стоял Петрович.
Лена не оборачивалась, только замерла, прижав палец к губам. Он тоже молчал. Смотрел на начальника спокойно и выжидающе. Тот крякнул да так задом и вышел. Дверь сердито захлопнулась. Лена бессильно опустилась на табурет.
— Если муж узнает — убьет! И тебя, и меня! Он такой!
Александр погладил ее по плечу.
— Не узнает. Не бойся.
— Ты думаешь? — с надеждой вглядывалась она ему в глаза. Боже праведный! Как жалко ему было ее в эту минуту: хрупкую, заплаканную, всю потерявшуюся от страха! Хоть возьми и разорви перед миром собственную грудь, лишь бы у нее все было хорошо!
— Не думаю, а знаю. У нас, мужиков, это не принято. А Петровича я уважаю.
Сложив на груди руки, печально смотрел, как торопливо смывала она с лица расплывшуюся краску. Тенью метнулась к двери и исчезла, как маленькая юркая мышь. И в комнату заползла тревога. Сначала она жалась по пустым углам, потом самовольно приютилась у самых его ног. И вот уже нагло лезла за пазуху. Ему стало не хватать воздуха. Закашлялся, застучал кулаком себе в грудь. Удушье отпустило. Тогда подошел к приборам и стал торопливо записывать показания в журнал, стараясь выбросить из головы и Петровича, и Лену, и ее мужа.
Было это месяца два назад, и вот свела судьба!
В ту же ночь ударили первые заморозки. Ударили лихо, без предупреждения. Стылый ветер быстро пообрывал сухие листья с деревьев. Травяная зелень скокошилась. Дороги обсохли, асфальт на них засеребрился. Пора уж. Конец ноября. Корпус «Кассиопеи» покрылся воздушными кружевами голубого инея. Перламутровые хрусталики потрескивали под ногами. И так жалко было топтать эту красоту! Но по тропинке от гаражей уже спускался Николай. Вид у него на сей раз был более приветливым. Казалось, низкий лоб уже не давил глаза так, как вчера. Александр успокоился. Да и что ему было волноваться? Видит Бог, перед этим парнем он был чист. Ему бы и в голову не пришло ухаживать за замужней женщиной. Общаясь с Леной, он улыбался ей так же, как и другим, с кем приходилось работать. В его шутках никогда не было пошлых намеков, какие частенько отпускались — вместе с похотливыми взглядами — другими мужчинами. Что касается ее чувств к мужу — это их семейные проблемы. Помочь, конечно, Николаю он поможет, но ни денег, ни рыбы не возьмет. А вот от отгулов, что обещал Петрович, не откажется. «Кассиопею» нужно подготовить к зиме.
До места они шли почти весь световой день. Александр молча делал свое привычное дело, Николай с интересом наблюдал за ним. Иногда он задавал какие-то вопросы по яхте. Александр объяснял спокойно, неторопливо. Потом Николай попросился сесть за румпель. Получилось нормально. Да и не велика наука! В душу не лезли. Молчанием не тяготились. Мало-помалу разговор перекинулся на рыбную ловлю. Свое дело парень знал туго. Рассказывал, какие и где лучше ставить сети, как убегать от рыбнадзоров, куда можно сдавать улов. Осторожно завел разговор о том, как убили недавно двух рыбаков, посмевших проверить чужие снасти.
— Законы, конечно, нынче везде звериные, — доверительно сетовал Николай. — Самосуд вершится на каждом шагу. Вон и по телеку в фильмах показывают… Прав тот, у кого мышцы крепче. Ты один-то выходить в озеро не боишься?
Александр покачал головой.
— А кого мне бояться? Я чужих сетей не проверяю. На чужие пикники рот не открываю. Деньги тоже не кую. К тому же я человек верующий.
Николай ухмыльнулся. И от этой его ухмылки повеяло чем-то колючим и злым.
— Видел икону, что в каюте висит. Значит, говоришь, крест у тебя на вороту есть?
— Куда ж ему деться? — отшутился Александр и пошел кипятить чай.
А когда вернулся, Николай, цинично глядя на женский лик, вышитый на гроте, вдруг озадачил вопросом:
— А это что у тебя за краля такая? Для вдохновения? — и, не дожидаясь ответа, продолжал рассуждать сам с собой. — Не похоже. Красавицей не назовешь. Мымра злющая!
Александр пожал плечами.
— Когда как!
— Что ты имеешь в виду? — встрепенулся парень.
— Да так. Она разная бывает.
— Шутишь, что ли?
— Нет, правда. Смотря какой и откуда ветер дует.
Какое-то время оба не отрывали взгляда от Кассиопеи. Глаза женщины на парусе потемнели — из голубых стали темно-синими. Того и гляди, пронзит огнем.
— Надо же, какой эффект! — удивился парень. — Век бы не сообразил, что так может играть от ветра полотно! А я думал, мистика какая. Нынче мозги пудрить модно! — И досадно сплюнул за борт. — Признаться, не люблю я этих баб! Курвы они все продажные! Волчицы! А волка, как ни корми…
Эту тему разговора Александр и вовсе поддерживать не собирался. Пошел ставить кливер. Ветер стихал.
На место пришли часам к четырем.
— Видишь избушку? — кивнул Николай головой на берег. — Моего другана обитель. Там и заночуем. А сейчас сети снимем.
— Ты яхту можешь на малом ходу под парусом держать? Я сети прямо на палубу вымотаю, вместе с рыбой. Потом переберем.
— Ты, парень, в своем уме? — присвистнул Александр. — Как тебя понимать? На яхте сети не снимают. Ее ж не остановишь. Это тебе не моторка. У меня резиновый «тузик» есть. На нем и приплывем с острова сюда. А сейчас первым делом яхту на якоря и растяжки поставить надо. Понял?
— Иди ты со своим «тузиком» знаешь куда!
— Вот дурья голова! — миролюбиво пожурил его за напористость Александр. — А вдруг ветер стихнет? Я ж тебе килем все сети запутаю, а под мотором идти — на винт намотаю.
— Ну и хрен с ним!
— Ну, даешь! У тебя что, бабушка миллионерша?
Парень нахмурился.
— Мои заботы.
— Хозяин — барин! — пожал плечами Александр. — Мне-то что? Только диву даюсь, как тебе сети не жаль! Как не свои!
— Ну ладно, черт с тобой, давай на «тузике»! — нехотя согласился парень. — Может, и прав.
Быстро спустили паруса. Бросили якорь. Кинули на воду трехместный «тузик». Разматывая швартовый от носового релинга, Александр подплыл к толстой березе, что росла на самом берегу, ловко обвил ее канатом и затянул морским узлом. Яхта замерла как вкопанная.
Капроновую канистру, к которой была привязана сеть, нашли не сразу. Рыбы в сети набилось много. Видно, не проверялись снасти уже давно. Попадалась и заливная. Лещи, судаки, лосось. Вынимая рыбу, Николай так торопился и нервничал, что часто рвал ячею. Наблюдая за напарником, Александра все больше одолевали сомнения. Кого он так боится? Рыбнадзоров? Что им тут делать, на ночь глядя? К тому же, говорил, лицензия есть…
Одна сеть кончилась, за ней пошла вторая. Рыбы было столько много, что резиновая лодка изрядно просела. Того и гляди, захлестнет волной.
— Слышь, Николай, к берегу бы надо. Оставь вторую сеть на завтра, — предложил Александр.
Но тот и слушать не хотел. Азарт взял, что ли? — Да что ты суетишься так? Перевернуться хочешь? Смотри, уж вода по самые борта!
К берегу перегруженный «тузик» шел тяжело. А Николай все вертелся, прислушиваясь к далекому гулу моторки.
— Думаешь, сюда? — спросил Александр.
— А черт ее знает. Греби ты быстрее!
— Быстрее не могу. Волна поднялась. Чего боишься так?
Но Николай не ответил, пропустил мимо ушей. И вдруг на горизонте появился катер, идущий на глиссаде.
— Греби! Греби быстрее! Твою мать! За тростник!
— Да ты что так сшалел-то, парень?!
— Гони, кому говорю! Хочешь, чтоб обоих хлопнули?! — вырвалось у него.
— Что, сети не твои?!
— Не мои! — брызгая слюной от злости, шипел на него парень. — Греби, ядрёна вошь! Достал ты меня!
Александр так и застыл с веслами в руках. Парень потянулся к нему, давя сапогами рыбу.
— Греби, говорю, сукин сын! — Поскользнувшись, он грузно опрокинулся на спину и скатился за борт. Это произошло так быстро, что Александр не успел подхватить его. До берега оставалось метров двадцать, не больше.
