палаток.
- Пожалуйста, - прошипел Кики, - давайте подумаем еще раз.
- Ты можешь вернуться к своей матери, - сказал Кен голосом ледяным, как глубокая речная вода. - Пусть она вытрет твои детские слезы.
Хуэй положил руку на плечо своего друга.
- Сейчас не время отступать, Маленькая Обезьянка, - прошептал он. - Не тогда, когда самый славный из призов почти в наших руках.
Лицо Кики в лунном свете было пепельно-серым, взгляд неподвижным. Сможет ли он преодолеть свой ужас и сделать то, чего от него ожидают? Хуэй не был уверен.
Он вспомнил ту ужасную демонстрацию повешенных жертв Сорокопутов, и снова задохнулся от вони гнили.
Хуэй чувствовал, как его сердце колотится внутри него,а в животе завязался тошнотворный узел. Его план казался безошибочным, когда они сидели в тени навеса на крыше дома его отца в Лахуне.
- Мы не бойцы, - выпалил Кики. - Мы дураки, которые слишком много смеемся и падаем, когда пьяны, и всегда говорим девушкам неправильные вещи.
Он прав, подумал Хуэй. Но это был их единственный шанс стать кем-то другим.
Бедный, часто обижаемый Кики. Сердце Хуэя болело за него. Как он мог подвергнуть своего друга еще большему страданию, чем то, что он уже испытал за свою короткую жизнь? Когда они растянулись в пыли, Хуэй взглянул на Кена.
Кен приподнялся на локтях, его лицо пылало вызовом.
- Мама сказала мне, что у богов есть план для всех людей, - сказал он, его слова были выразительными и твердыми. - Они открывают это не с раскатом грома, а с медлительностью ветра, открывающего золотую пластину, зарытую в песок. Это послание легко пропустить, и именно этого хотят боги, ибо они хотят, чтобы люди всегда обращали внимание на их присутствие. Мы стоим на развилке дорог. Один путь ведет к нашей судьбе. Другой путь ведет к пути, где боги накажут нас за то, что мы слепы. На этом пути у нас нет ничего, кроме тяжелого труда и страданий до самой смерти.
Хуэй почувствовал, как волосы на его шее встали дыбом. Да, это было то, что он чувствовал, хотя он никогда бы не смог выразить это так красноречиво, или сформулировать это в мудрости родной матери Кена, Исетнофрет.
Кен посмотрел на них обоих. - Это наш момент.
Хуэй кивнул. - Наш выбор. Жизнь в тяжелом труде или жизнь в радости.
Кики сказал: - Ты обещаешь мне, что это правильное решение?
- Я не сомневаюсь, - ответил Хуэй.
И все же, когда лагерь был так близко, было невозможно отрицать реальность того, что ждало впереди.
Костер потрескивал.
Развилка на дороге. Путь к судьбе.
Прищурившись от дыма, Хуэй увидел охранника, сгорбившегося у холмистой дюны. Судя по всему, только один. И почему их должно быть больше? Никто в здравом уме не стал бы нападать на эту банду перерезающих глотки.
Охранник был неподвижен, как один из тех камней на склоне холма, поджав ноги и уткнувшись лбом в колени. Спящий. Боги улыбнулись им.
Кен взглянул на луну. - Слишком яркая. С таким же успехом мы могли бы танцевать там в полдень.
- В полдень наши хозяева не спали бы, они были бы пьяны, - ответил Хуэй. Или эта ночь, или вообще ничего.
Они зашли слишком далеко, чтобы повернуть назад. Скоро они узнают, какой план у богов был для них.
Хуэй перевел взгляд с одного лица на другое, а затем, кивнув, пополз вперед, одним глазом следя за дремлющим часовым. Он чувствовал, что Кен и Кики следуют за ним.
Хотя его локти и колени горели, он тащился медленно, тихо, как в могиле. Может, Сорокопуты и пьяны, но такие негодяи всегда спят, насторожив одно ухо и положив руку на меч.
Заползая в полосу лунной тени вдоль края лагеря, Хуэй успокоился и подождал, пока Кен и Кики присоединятся к нему. Из ближайшей палатки донесся храп.
Он приложил ладонь к уху. Они должны были быть начеку при малейшем шорохе.
Сейчас было время величайшей опасности.
Кровь стучала у него в висках, когда он крался по краю палатки, пригибаясь. В конце лабиринта из веревок и колышков костер мерцал все слабее, и круг оранжевого света отступал. Никто не пошевелился.
Вскоре Хуэй уже сидел на корточках перед тем, что, как он был уверен, было палаткой с добычей. Когда он убедился, что слышит внутри только тишину, он прикоснулся к трем кожаным ремешкам, которыми были закрыты клапаны палатки, и ловкими движениями развязал каждый узел.
Он чувствовал на себе взгляды Кена и Кики. Собравшись с духом, он отодвинул полог в сторону.
Лезвие света от угасающего костра прорезало темноту в палатке. Корзины высотой по пояс, сделанные из туго связанного тростника, были сложены рядом со множеством глиняных горшков. Одна корзина была переполнена серебряными амулетами и медными пластинами, сверкающими ожерельями, инкрустированными лазуритом, и украшенными драгоценными камнями головными повязками, сорванными с самых богатых женщин - жертв этих налетчиков. Одна из крышек глиняных горшков соскользнула, и внутри нее Хуэй увидел зерно. В воздухе витал густой аромат масла. Бандиты могли обменять здесь все на то, что им заблагорассудится.
Хуэй проскользнул внутрь. Кен и Кики последовали за ним.
Хуэй оставил полог слегка приоткрытым, чтобы свет от костра освещал их поиски, и прокрался среди добычи. Кен неуклонно переходил от корзины к корзине, поднимая каждую крышку и заглядывая внутрь.
Кики задержался у входа в палатку, не обращая внимания на отчаянные призывы Хуэя. Маленькая Обезьянка указал на одну корзину. Она была освещена янтарным светом, пробивающимся сквозь щель в створках палатки, как будто боги осветили ее для них. Корзина стояла отдельно, вокруг нее было свободное место - странное зрелище среди нагромождения трофеев.
Хуэй увидел то, что заметил Кики. Корзина была поставлена аккуратно, и к ней была проложена дорожка, чтобы содержимое можно было легко осмотреть. Хуэй ухмыльнулся своему другу. Кики всегда был умным.
Сердце Хуэя бешено заколотилось, когда его рука зависла над крышкой корзины. Возможно, это был его суеверный ум, но он почувствовал холодную силу, исходящую от сосуда. Кожа на его предплечьях покрылась гусиной кожей, и на мгновение он испугался мысли о том, чтобы поднять крышку и посмотреть на то,
