— Уполномоченный из района, — глядя на мужчину, шепнул Сережка.
— Видно, что так, — ответил Петр не очень уверенно. — Только незнаком он что-то. Такой к нам раньше не наезжал.
— И я не припомню, — согласился Сережка.
— Наверное, из области, — вслух подумал Петр.
Мужчина тем временем подошел к ребятам, откинул капюшон и просто, как старым знакомым, сказал:
— Здравствуйте, Корниловы.
— Здравствуйте, — почти в один голос ответили Сережка и Петр.
— А вы откуда нас знаете? — спросил Петр.
— Слыхал про вас. Кстати, вы почему это не в школе?
— А у нас школа уже месяц не работает. Эвакуировалась.
— Так. Ясно, — думая о чем-то, проговорил мужчина. Он достал пачку папирос «Красная звезда», закурил и присел на дерн рядом с ребятами.
С западной стороны из-за холмистых лесов донеслись глухие взрывы и сухой, металлический треск пулеметных очередей.
— Давно это у вас слышно стало? — кивнув в сторону леса, спросил мужчина.
— Вторые сутки уже, — ответил Петр. — Ни днем ни ночью не стихает.
— Упорные, видать, там бои идут, — мужчина глубоко затянулся папироской. — А вы чем заняты, ребята?
— Блиндаж строим, — ответил Сережка и поперхнулся. Петр незаметно толкнул его в бок.
— Убежище, — поспешил исправить оплошность брата Петр.
— Ну что ж, молодцы. Только, мне кажется, не пригодится вам оно.
— Это почему? — поинтересовался Сережка.
— Бои могут пройти стороной. А может, и вообще фашистов не допустят сюда.
— В деревне тоже так думают, — живо согласился Серфка.
Но мы на всякий случай погреб укрепляем.
— Похвально. Вы вот еще что мне скажите, ребята. Скотину колхозную угнали из деревни?
— А как же. Прошлым месяцем, — ответил Петр и осторожно спросил — А вам это зачем знать? Вы кто?
— Я-то? — улыбнулся мужчина. — Уполномоченный из области. Дело у меня не ахти какое важное. Но только скажу вам, председателя колхоза мне вашего повидать надо. Не могли бы вы мне помочь в этом? Слетайте кто-нибудь за ним и позовите. Пусть зайдет к вам в дом. Но только в деревне никому ничего обо мне не говорите. Слышите? |
— Ага, — утвердительно кивнул Петр и плечом толкнул брата. — Сережка, слетай. Да только, смотри, на людях не #лови.
— А то я не знаю, не маленький. — Сережка проворно вскочил и уже на ходу добавил: — Я мигом! — и что есть духу припустил в деревню.
Вернулся Сережка скоро. Вместе с председателем колхоза Дмитрием Гордеевым пришел и его племянник Николай.
Гость из области уже ждал председателя в корниловской избе.
Мать выпроводила Сережку на улицу и сама, чтобы не мешать людям поговорить, ушла задавать корм скотине и курам.
Когда они остались одни, мужчина встал с лавки, поздоровался с председателем и, указав глазами на Николая, который стоял в дверях, спросил:
— Это кто же будет?
— Племянник мой. Николаем зовут. Первый во всем мой помощник.
— Мне о вас говорил секретарь райкома партии Борисов, — и, пожав руку Николаю, попросил всех присесть к столу.
Некоторое время сидели молча. «Уполномоченный» был нетороплив, сдержан, и, хотя казался немного хмурым, держался свободно и просто. Он снял фуражку, пригладил ладонью волосы.
— Як вам из обкома. Фамилия моя Андрюхин, — сказал он, поглядывая в окно. — Дело у меня серьезное, важное. Наши отходят, а надолго ли, — никто не знает. Мне поручено срочно организовать отряд партизан. Самое главное, надежных людей подыскать надо. Помогай, председатель. Без твоей помощи не обойтись. Найдутся люди?
— Поможем. Люди найдутся, — ответил Гордеев.
Меня возьмите к себе, — попросился Николай.
V- Ладно, возьму, — согласился Андрюхин. — Подумай и сразу приступай к работе. Собирай людей. Особенно приглядись к молодежи, до каждом подумай хорошенько. Зови только тех, кто не побоится! трудностей. Сколотишь первую группу, разошли людей по ближайшим селам. Пусть там агитируют. Позаботьтесь о продовольствии и теплой одежде. Оружие для вас есть, но немного, придется^ добывать самим. Понятно?
— Да, — кивнул Николай.
— К тебе, председатель, особая просьба — помочь продовольствием.
— Это можно.
— Нам много не надо. На первое время только. Если будут излишки — раздавай колхозникам. Ничего не оставляй врагу, ни скотинки] ни зернышка, ни капли горючего. Ясно?
— Ясно.
— И еще одна просьба. Пристрой меня в деревне к кому-нибудь на квартиру. Но только так, чтобы не выглядел я здесь посторонним человеком. Вроде бы я родственник. И чтобы это ни у кого не вызывало сомнений.
— Что ж, попытаемся. Есть у нас одна женщина. Ей можно доверять. А людям она ничего лишнего не скажет. Да и живет она не на виду.
— Добро.
Прошло несколько дней. В один из вечеров к Корниловым собралась молодежь. По обычаю на вечеринку пришли не только местные вышегорские ребята и девчата, но и знакомые из ближайших деревень, те, кто раньше заглядывал, чтобы попеть песни, повеселиться, скоротать время. В этот вечер в просторной избе, где по стенам было приклеено несколько плакатов, отчего она напоминала сельский клуб-светлячок, пришло около пятнадцати человек молодежи.
Екатерина Никаноровна заранее почистила стекло двадцатилинейной лампы-молнии, долила керосину, зажгла огонь. В избе сразу стало светлее и уютнее. Ребята рассаживались по лавкам, негромко переговаривались, шутили, лузгали семечки. Одним из последних пришел Николай Гордеев. Он устроился возле печки и внимательно приглядывался к ребятам, хотя всех их давно и хорошо знал.
Когда поговорили о деревенских новостях, все на некоторое время притихли, каждый думал о чем-то своем и в то же время об одном и том же: о приближении фашистов, но вслух об этом не говорили.
Петр, чтобы расшевелить ребят, снял со стены балалайку, кивнул Сережке — брата и просить было не надо: он тут же накинул на плечо ремень своей гармоники и пробежался пальцами по клавишам. Сперва братья попробовали завести частушки — кто-то из ребят поддержал их и пропел несколько озорных припевок, но они казались теперь не такими задорными, как раньше, и не зажгли ребят. Сережка проиграл плясовую, в круг никто не вышел. Видно, никто не хотел думать ни о каком веселье. Тогда Сережка сжал мехи.
— А ты про Щорса песню сыграть можешь? — спросил Николай Гордеев.
Сережка склонил голову, пробежался правой рукой по клавишам, и тихая задумчивая мелодия будто выпорхнула из гармошки. И как только Сережка запел: «Шел отряд по берегу», как его тут же поддержал Петр, а за ним и остальные. Они пели не очень громко, но стройно, слаженно и как-то особенно задушевно. Конечно, ребятам хотелось поговорить о многом, но, видимо, не могли и оттого так хорошо и проникновенно пели.
— Хуже нет дела, чем безделье, — вздохнув сказал Егор, когда кончилась песня.
— Это точно, — согласился Петр.
— А что поделаешь? — сказал Скворцов.
— Если бы знать, чем заняться, то я хоть сейчас бы, — вставил Федор.
— И я тоже, — проговорил Скворцов.
— Немец уже вон, за Оленино… А мы тут семечки лузгаем.
— Оружие бы достать.
— Верно!
— Только, где ты его сейчас раздобудешь? — спросил Петр.
— Я найду.
— Помалкивай. Под носом сперва промокни.
— Добуду.
— А потом что делать будешь? — полюбопытствовал Петр.
— Как, что! Ну, это… Вот… Пока не знаю.
— Вояка!
— Если бы в действующую взяли… Я бы знал, что делать. Не лишним бы оказался.
— Подрасти.
— Ничего. Я и без того найду себе нужное дело.
Николай Гордеев ушел в кухоньку, выкатил из печки уголек, прикурил и незаметно кивнул Петру, чтобы тот вышел на улицу. Петр повесил балалайку, шагнул за порог. Немного погодя за ним следом вышел Николай. На крыльце, прикрывая ладонью от ветра огонек папиросы, Николай сказал:
— Помощь нужна в одном деле. Смог бы помочь?
— Смотря что?
— Кое-какое имущество и продовольствие из колхоза отвезти.
От немцев припрятать. Из района приказали ничего не оставлять фашистам.
Когда надо?
— Сегодня в ночь. Как разойдутся ребята.
— Помогу. А далеко везти?
— Да в частик, что на вырубке.
— Ну, это не далеко.
— Кстати, поговори с Егором, Сережкой и Федором, а то они там очень уж от безделья страдают. Шепни им, чтоб остались. Попроси помочь. А завтра сходишь в деревню Пузаны, скажи Александру Васильевичу Полетайкину, чтобы пришел.
— Хорошо, сделаю.
— Ну, я пошел. Ждать буду на конюшне. Скажу, чтоб запрягали. Не задержишься?
— Нет. Через часок приду.
Николай неслышно сошел с крыльца, тихо открыл калитку и скрылся в темноте осенней ночи.
Петр долго не решался сказать матери о том, что собирается уйти в партизанский отряд. Целый день он ходил занятый одной мыслью, как бы подступиться к матери, наперед зная, что она разволнуется и станет переживать. Но, думая о том, что он уж дал свое согласие Гордееву и обещался вовремя прийти на сбор группы, Петр набрался смелости и вечером, когда поужинали, стараясь говорить как можно спокойнее и проще, точно о маловажном, сказал:
