Звонила мама.
Спрашивала, все ли у меня нормально.
Конечно, у меня все отлично. Я только очень скучаю по ней и по Маше. Они тоже скучают. И скоро приедут. А мне пора позаботиться о Машином гардеробе. Девочка очень вытянулась за лето.
Я повесила трубку. Взглянула в зеркало прямо перед собой.
Ботокс начал действовать.
Слава богу, это было ужасно.
Морщины исчезли. Мышцы атрофировались. Кукольное лицо девочки с голубыми волосами. А когда улыбаюсь — Фантомас из детской страшилки: старательно растянутые губы и неподвижные стеклянные глаза.
Я моментально забыла о Ванечке и кинулась названивать косметичке.
Она сообщила мне, что я сама этого хотела и что чудо ботокса длится от трех до шести месяцев. Я сделала вывод, что с моим счастьем в ближайшие полгода мне лучше не улыбаться.
Я горько всхлипывала, размазывая слезы по щекам. Глаза в зеркале оставались неподвижными. Мое лицо было похоже на лицо мертвеца под душем. Не важно, холодным или горячим.
Лето заканчивалось.
Некоторые относятся к жизни потребительски. Некоторые — как к подвигу. Некоторые — как к чаше, которую нужно испить. До дна. Я отношусь к жизни как к партнеру. По увлекательной игре.
Весь мир — игровое поле.
Первый ход всегда за ней. Я делаю ответный и с интересом жду ее следующего.
В этой игре нет правил. Это немного страшно, но со временем я привыкла.
И победителей тоже нет.
Сначала я пыталась вести счет, но быстро бросила. Я никогда не пропускала свой ход. Когда хотелось сдаться, я брала тайм-аут.
У нее всегда был джокер в колоде.
Его появление в самых неожиданных местах придавало игре остроту. Невозможно предугадать, в каком качестве он появится на поле в следующий раз. Главное — жить так, как будто джокера не существует.
Я играла на счастье.
4
Наверное, я должна была сильно удивиться, когда мне позвонила та девушка из ресторана.
Впрочем, я действительно удивилась.
Она так и представилась:
— Это девушка, которую вы встретили в ресторане. С Сережей. Помните?
Я в этот момент принимала ванну с тремя каплями жасминового масла.
Чтобы хоть немного уменьшить начавшееся сердцебиение, мне надо было сделать глубокий вдох, но вместо этого я на секунду замерла, а затем безразлично спросила:
— Когда?
— Ну, как же. — Девушка замялась. — За неделю до того как… Сережа… Сережи… не стало… В «Пинокио» на Кутузовском.
— А! — Я прямо обрадовалась в трубку.
Наверное, создалось впечатление, что сначала я испугалась, что это девушка из ресторана «Гонг Конг» на Тверской. Например.
— Мне надо с вами встретиться. — Казалось, она готова разрыдаться.
— Зачем? — очень серьезно спросила я.
В эту минуту в ее лице я ненавидела всех женщин. Подозревая, что раз была она, значит, были и другие.
— Я не могу по телефону.
Надо было повесить трубку. Но, наверное, нет на свете женщины, которая отказалась бы встретиться с любовницей своего мужа.
Я, свернувшись калачиком, легла на кровать. И подушки, и одежда Сержа еще хранили его запах. Я не обращала на него внимания раньше, когда Серж был жив. Зато теперь я чувствовала его очень остро.
Девушку звали Светлана. Мы договорились с ней встретиться через час. В «Пинокио» на Кутузовском.
Она подъехала на старом «фольксвагене». Если бы они встречались давно, у нее наверняка был бы такой же «мерседес», как у меня. Ну, или немного хуже.
Я сидела в черных очках, хотя в зале было темновато. Не хотелось демонстрировать Сержевой любовнице все прелести своей мимики. Если только не захочу ее испугать. Тогда сниму очки и сделаю страшное лицо. Вернее, просто сниму очки.
Одета она была неплохо. Так, как любил мой муж. То есть — как я научила его любить: стильно, но не вызывающе.
Она присела и сразу достала сигарету.
Я сидела не шелохнувшись и не предпринимая попыток завязать разговор.
Девушка явно очень нервничала, и поэтому я оставалась спокойной и чувствовала своё превосходство. Правда, пока еще не знала в чем.
Подошел официант.
Я заказала мандариновый сок со льдом. Она — минеральную воду.
От меню я отказалась, просто попросила принести мне легкий салат. Она сказала, что не голодна.
— Мне не разрешили прийти на похороны, — пролепетала она, не глядя мне в глаза.
Слава богу, подумала я. Одна только мысль о том, что она могла оказаться там, на кладбище, рядом со мной, вызвала новый прилив ненависти к ней.
Но я сохраняла на лице сочувственную улыбку.
— Кто? — Я бы не удивилась, если бы в моем голосе прозвучали нотки негодования.
— Сережины друзья. Вероника и Игорь. Вы их, конечно, знаете?
Конечно. Моя подруга Вероника. Хорошо, что я в очках. Интересно, кто еще?
— Знаю. Но не слишком близко, — я даже с сожалением вздохнула. — Вы дружили?
Разговаривая со Светланой, я усвоила покровительственный тон.
— Да. — Она опустила глаза и еле слышно прошептала: — Я беременна.
Я встала и пошла. Мне было все равно куда идти, но я оказалась около выхода. На улице я остановилась и прислонилась к стене. Это уже слишком. Если бы мое терпение было воздушным шариком, то сейчас этот шарик бы лопнул.
Больше всего я хотела, чтобы Серж был жив. Я отхлестала бы его по щекам, а потом выгнала вон и швырнула бы ему вслед вещи.
Нет, хорошо, что он мертв. Это значит, что он никогда не придет ко мне и не скажет: «Извини, я люблю другую. У нас будет ребенок». Ему стоило умереть только ради того, чтобы я никогда этого не услышала.
Номер 17 на голой пятке.
Для которого уже никто никогда ничего не сможет сделать.
Смысл слова «никогда» можно понять только в морге. Во всех остальных местах употребление этого слова — явная профанация.
Я вернулась в ресторан.
— И что? Будете рожать? — Я сняла очки и в упор посмотрела на нее.
Она кивнула.
И я поняла, что завидую ей. Я бы тоже очень хотела, чтобы у меня под сердцем остался мой Серж. Такой же кудрявый и голубоглазый.
Я кивнула официанту и попросила счет.
— У меня нет денег, — сказала Светлана.
— Я заплачу. — К своему стыду, я произнесла это с нескрываемым высокомерием.
— У меня вообще нет денег.
Я растерялась.
— А как же ты будешь рожать?
— Я надеялась, что вы мне поможете.
— Я?
Боже мой, так вот что чувствуют мужчины, когда женщина им говорит, что беременна. Они чувствуют себя пойманными в силки. Я явственно услышала щелчок. Капкан захлопнулся. Дороги назад нет. Или есть?
— Какой у тебя срок?
— Десять недель.
— У тебя есть две недели, чтобы сделать аборт. Я договорюсь в хорошей больнице, у меня самый лучший врач в Москве.
— Мне нельзя, — она преданно смотрела мне в глаза, — это моя первая беременность, и врач сказал, что аборт делать нельзя.
— Пусть тебя посмотрит мой доктор. — Я не сдавалась.
Она согласно кивнула.
— Хорошо. Но я все равно буду рожать. Я очень хочу сына от Сережи. И моя мама уже знает. Она согласна.
Я взяла номер ее телефона.
— Вы мне поможете? — спросила меня Светлана на прощание.
Я не удостоила ее ответом.
5
Я остановилась около хозяйственного магазина в Мневниках. В Мневники я попала случайно, объезжая пробки на Рублевке. В таких ностальгических магазинах с советской вывеской «Хозяйственный» я не была уже очень давно.
Выйдя из машины, я оглянулась. Место было темное и не очень оживленное. На тротуаре стояло всего несколько машин.
В «Хозяйственном» мне понравилось. Я купила разноцветные прищепки для белья (на них очень здорово вешать всякие штуки на новогоднюю елку), круглый механический будильник, очень красивые прихваты для штор, новую люстру детскую комнату в виде большого праздничного торта и еще много необходимых мелочей. Все стоило очень дешево. Мне показалось, раза в три дешевле, чем я покупаю обычно. Когда я не могла выбрать чистящее средство новой домработнице, очередь дружно помогала мне. Продавщица подобрала мне в гостевую комнату пять зубных щеток разных цветов. Я от души ее благодарила. Когда я шла к выходу, таща три огромные сумки, симпатичная бабушка в платье с оборками заботливо поинтересовалась, на машине ли я, все-таки такие тяжести носить.
Мою машину перегородила «шестерка» с двумя таджиками. Так, что я не могла выехать. Они меняли колесо. Я поставила сумки на багажник и отошла от машины на безопасное расстояние.
Одну мою приятельницу при таких же обстоятельствах выкинули из машины, а другую убили. Топором по голове. Забрали машину и 200 долларов из сумки. Ей было двадцать четыре года. Муж подарил ей «мерседес» на день рождения.
Таджики возились уже минут пять; мне все это не нравилось. Вокруг не было ничего похожего на милицию или ГАИ. Я сжимала в кармане ключи, приготовившись, если что, выкинуть их в кусты.