Я тоже не хотела. Ноги сами меня принесли в тот ресторан. Я и голодна-то не была.
— А где они познакомились?
— На открытии нашего магазина. Помнишь, ты тогда не пошла?
Не было никакой особой причины не ходить туда. Просто я была на даче. Лень было одеваться, ехать в Москву. Машина стояла, заметенная снегом. Серж заехал туда всего на полчаса, потому что я ждала его к ужину.
— Глупо сопровождать своего мужа каждый раз.
— Необходимо, если хочешь сохранить семью.
Я почувствовала себя виноватой.
— Это было предательство — общаться с любовницей моего мужа.
— Прекрати. Что бы ты сделала на моем месте?
— Позвонила тебе и рассказала.
— Я не знала, захочешь ли ты это знать.
— А ты?
— Не знаю. Наверное, да. Может, лучше договориться прямо сейчас? Если ты увидишь моего Игоря с девкой, сразу скажи мне об этом. Ладно?
Мы договорились. Правда, договор вышел односторонним. Вероника всегда умела устроиться.
Приехал Игорь.
Поздоровался со мной из холла. Подошел, крепко обнял и держал несколько минут.
Мне стало ужасно жалко себя. Снова захотелось плакать. Наверное, это нервы.
Я бы предпочла остаться у Вероники. Посмотреть с ними телевизор. Обсудить планы на выходные. Стать частичкой их монотонного семейного вечера. Их единственным на сегодня развлечением.
Я приехала домой.
Небо было такое звездное, что казалось ненастоящим.
Зато если видишь что-нибудь действительно уродливое, никогда не сомневаешься в подлинности.
Я заснула прямо на веранде. Первый раз за все это время мне приснился Серж. Он отлично выглядел, был абсолютно живой, и я ощущала его почти физически.
Я проснулась на рассвете и не хотела ни спать, ни вставать.
Птицы пели рядом с моим плетеным диваном.
Если закрыть глаза, то можно представить себя в лесу, на траве.
Зачем закрывать глаза и что-то представлять себе? Я и в самом деле была в лесу, вокруг меня были сосны, и весь дом буквально утопал в зелени.
Я позвала Галю, чтобы она натерла мне тело кокосовым скрабом.
Хорошо, что есть Галя, всегда есть чем заняться.
После скраба я приняла душ и намазала лицо зеленовато-коричневой кашицей. Это называлось: «маска — моментальный эффект». Моментального эффекта надо было ждать 20 минут и не разговаривать. Я закрыла глаза, а Галя начала монолог на тему: «Почему в Москве не продается сыворотка?»
Оказывается, в Донецке она продается на каждом шагу, и люди делают на ней блины. А в Москве просто неизвестно, на чем делать блины. А свиньи? Гале вообще было непонятно, как в Москве умудряются выращивать свиней без сыворотки. Она в четыре раза дешевле молока. Ею можно умывать лицо. И ополаскивать волосы.
К тому моменту как Галя стала смывать маску, я всерьез задумалась о том, почему в Москве не продают сыворотку.
В четыре раза дешевле молока — значит, ее будет покупать каждый. На всякий случай поинтересовалась у домработницы. Будет? Домработница мечтательно заулыбалась. Будет. Срок хранения сыворотки — одна неделя, значит, семья будет покупать в среднем четыре пакета в месяц. В Москве примерно пять миллионов семей. Нужна хорошая дилерская сеть. Можно договориться с теми, кто торгует продуктами питания. У меня есть такие знакомые.
Сейчас сыворотку после производства творога просто выбрасывают; значит, здесь затрат никаких. Затраты только на рекламу и пакетирование. Это примерно двадцать — двадцать пять процентов от продажной стоимости. Плюс транспорт.
Нужно поговорить с кем-нибудь из мужчин. Я позвонила паре своих знакомых. В конце концов, почему бы не снабдить Москву сывороткой?
Я встретилась с Олежеком в «Палас-отеле». Он пил кофе, курил сигару и говорил ерунду. Много денег ему не надо, говорил Олежек, вполне хватило бы миллиона.
— На что хватило бы? — спросила я снисходительно.
— Так, на жизнь.
— Дом на Рублевке, «Мерседес-220», не говоря уж о «Мазерати», и часы JVC — купил все это и сразу продал.
— Почему?
— Деньги кончились, а жить уже привык хорошо.
— Ну и не нужен мне дом на Рублевке.
— Пока не нужен. А как только миллион появится, все будет по-другому.
— Значит, нужно два миллиона. Я пожала плечами.
— А лучше десять, — догадался Олежек.
Для Олежека с его железными зубами десять миллионов долларов — это такая же абстрактная цифра, как для бродячей собаки — десять килограммов костей.
Он вспомнил своего одноклассника.
— Я видел его фотку в газете. Он член правления какой-то никельной компании. Они захватили завод на Урале, выгнали всю администрацию и поставили своих людей.
Олежек говорил о нем с уважением. Так, как говорят про своих родственников, достигших чего-то. Так, будто в его победах есть заслуга и Олежека тоже.
В детстве Олежек его бил. Потому что терпеть не мог очкариков. Но с тех пор, как сам заменил свой левый глаз на стеклянный, к физическим недостаткам людей стал гораздо терпимее.
— У тебя лицо грустное, — сказал Олежек. Я рассмеялась.
— И смех неестественный. — Я рассказала ему про ботокс.
Не всем мужчинам можно рассказать про такое.
Олежек, видимо, это понял, но не обиделся. Преимущество двадцатилетнего знакомства.
— Я нашел твоего Фетишиста, — сказал он, развалившись в кресле.
Я кивнула. Повеяло холодом.
Показалось, что человек, убивший моего мужа, где-то здесь.
Стало страшно.
Пришлось сделать над собой усилие. Слова не шли с языка.
Олежек стал глазеть по сторонам. Видимо, мое поведение не вызывало у него интереса.
— Как будем валить? — Олежек смотрел мне прямо в глаза.
В этой ситуации он чувствовал свое превосходство и получал от этого явное удовольствие.
— Ну а как ты думаешь?
Олежек в самом деле задумался.
— Можно закатать в бетон. — Я покосилась на официанта. Официант покосился на нас.
Я попросила еще мандариновый сок.
— Можно закопать на кладбище. По шейку. Дня на три. Ты подъедешь, посмотришь.
Глаза Олежека не блестели от возбуждения, как это бывает у сумасшедших. Он говорил спокойно, по-деловому, как моя Галя про салаты.
— Или вот еще неплохо: взять твой ботокс — и под кадык.
Мне это тоже показалось неплохо.
— Можно просто застрелить, конечно. Тогда я дам тебе фотографию.
Фотографию мертвого Фетишиста я бы вставила в семейный альбом. Там еще много пустых страниц. А может быть, даже носила бы с собой.
— Можно повесить, утопить, задушить. — Мысленно Олежек загибал пальцы.
От такого огромного количества вариантов мне становилось легче. Как будто сознание того, что из десятка возможных преступлений я выберу всего одно, делало это преступление в моих глазах менее значительным.
— Можно скинуть с крыши, удушить выхлопными газами…
Олежек явно импровизировал. Я хотела тоже что-нибудь придумать, но не получалось.
— Ну, выбирай. И назначай время.
Я задумалась.
Попробовала представить ситуацию со стороны.
Я всегда так делала, когда реальность не устраивала меня.
Злодей убивает прекрасного, доброго принца. Принцесса в горе. Назначает награду за голову виновного. Подлый изменник пойман. Остается только выбрать казнь.
— Четвертовать, — сказала я, и Олежек подавился сигарным дымом.
— Ты имеешь в виду расчлененку?
Подкатила тошнота.
— Нет. — Я вздохнула. — Просто убей его.
— Как?
— Чтобы он знал, за что это.
Олежек кивнул.
— О'кей. Ему скажут.
— У него есть дети? — спросила я.
В глазах Олежека замер вопрос.
Он решил, что я имею что-то против детей Фетишиста.
Я покачала головой.
— Ладно. Не важно.
— Когда?
— Сам решай. Я не хочу знать точное время.
— Договорились.
— Как я узнаю о том, что он — все?
— Я предлагал тебе фотографию.
— Нет. Я узнаю из газет. Придумай что-нибудь, чтобы это попало в криминальные хроники.
— Ладно.
Я попросила счет. Мы попрощались.
Я не могла поверить, что сделала это.
7
Это был банный день.
Среда. Самое подходящее время.
В начале недели приходится делать то, что накопилось за выходные.
В конце недели хочется сидеть в ресторанах и ходить по клубам.
В среду можно собраться с девочками и затопить баню.
У меня — турецкая.
Приехала Вероника. Ее муж Игорь простудился, сидел дома под присмотром охраны и домработницы, и она могла расслабиться, не волнуясь, где он и с кем.
Приехала Лена. Ее муж ушел к секретарше два года назад. В ушах у нее были фальшивые бриллианты, но в нашей деревне никому не могло прийти в голову, что бриллианты бывают ненастоящие. Так же как, например, в хозяйственном магазине в Мневниках никто бы не понял, что круглая стекляшка у меня на пальце стоит дороже, чем весь их магазин.
