Заметив это, Фрэнк покачал головой — все было так, как он и ожидал. Обычный для Голливуда дом-крепость. Ведь если "они", кого боится и в ком нуждается каждая звезда,— если поклонники, туристы и ненормальные фанаты не смогут вас видеть — вы в безопасности. Но и наоборот, если их не видно, это не значит, что они не поджидают за оградой.
Фрэнк успел понять и обдумать все это за несколько секунд, бросив один короткий взгляд. И там, где другие видели шикарный и неприступный особняк, он заметил дорогостоящий промах в системе охраны. Этот дом не только не был неприступен, наоборот, в него было до смешного легко проникнуть. Но ведь Фрэнк на все смотрел совсем по-другому. Его жизнь и жизнь людей, которые нанимали его как телохранителя, требовала постоянно повышенного внимания и повышенной бдительности. Ничто не должно было пройти незамеченным. Он не имел права игнорировать даже самые незначительные детали повседневной жизни, так как он не мог предугадать момент появления чего-либо неожиданного и имеющего летальный исход.
В пустующей будке охранника у ворот было установлено переговорное устройство, но поначалу Фрэнк не воспользовался им. Вместо этого он схватился за железную скобу ворот и всем своим весом дернул ее назад, пытаясь расшатать ворота на и так уже слабых и ржавых петлях.
Нужен всего лишь какой-нибудь мини-автобус или джип, чтобы пробить эту сомнительную преграду и подъехать к дому, прежде чем кто-нибудь там успеет что-то сообразить. Девейн был прав: Рэчел Мэррон и ее сыну нужна была защита — от ее же собственной "безопасности", если ничего серьезней не произойдет.
Отходя от ворот, Фрэнк Фармер вдруг отчетливо почувствовал, что кто-то на него смотрит. Не из дома и не из какого-либо скрытого пункта наблюдения, а сзади… Он почувствовал на затылке волнующий холодок.
Фрэнк обернулся. В нескольких сотнях метров вниз по Ваверли-лейн был припаркован черный джип "тойота" с четырьмя ведущими колесами и с высокой подвеской. Она стояла слишком далеко, чтобы прочитать номерной знак или разглядеть водителя, но как только Фрэнк сделал шаг в сторону машины, тут же ее мощный двигатель ожил и автомобиль поехал вниз по улице. Он ехал быстро — не безрассудно быстро, но достаточно, чтобы это выглядело подозрительным. И Фрэнк поставил первую задачу: проверить все черные двухприводные "тойоты", что может оказаться пустой затеей, ведь в Лос-Анджелесе, наверное, тысячи таких машин. Но он не имел права игнорировать этот факт.
Фрэнк снова сел за руль своей машины, подъехал к переговорному устройству, встроенному в стену, и нажал кнопку звонка. Подождав пару секунд, он услышал сквозь жуткий треск мужской голос. Слышимость была отв ратительной.
— Да?
— Фрэнк Фармер к Рэчел Мэррон.
— А? Что?
Фрэнк с отвращением покачал головой.
— Александр Грэхэм Белл к мисс Мэррон.
На другом конце этого устройства человек либо ничего не услышал, либо подумал, что изобретатель телефонного аппарата вернулся к жизни.
— У вас назначена встреча?
— Атомный номер цинка — тридцать,— сказал Фрэнк.
— Хорошо.
Послышалось низкое жужжание, электрическая задвижка отодвинулась, и ворота начали раскрываться, медленно и натужно, со скрипом, словно металл был поражен артритом. Фрэнк проехал в ворота и посмотрел на них в зеркало заднего вида. Ворота довольно долго не закрывались, так что за ним могли проехать еще две или три машины. Час от часу не легче. Он изучал местность, пробегая профессиональным взглядом по окрестностям. Вокруг было множество симпатичных садиков и тенистых местечек, деревьев со свисающими ветвями. Но для Фрэнка это были не просто плодородные и живописные участки, это было скопление мест, где можно спрятаться.
Перед главным входом в особняк Рэчел Мэррон был асфальтированный подъезд для автомашин, но Фрэнк запарковался не здесь. Он проехал на площадку перед гаражом, заглушил мотор, остановившись за розовым "ягуаром" марки ХКЕ. Водитель натирал и без того сверкавший кузов "ягуара" левой рукой, а правая была плотно забинтована. Это был стройный, высокий чернокожий парень. На вид ему можно было дать лет двадцать пять.
Когда машина Фармера подъехала к гаражу, он забыл про свою тряпку и подозрительно уставился на Фрэнка. Неподалеку двое ребят разгружали только что прибывший грузовик рабочих-маляров. Фрэнк про себя поинтересовался, какую проверку они прошли.
— Чем я могу вам помочь?— спросил шофер.
— Это ты разговаривал по переговорному устройству?
Водитель отрицательно покачал головой:
— Нет. Так, могу я вам чем-то помочь?
— Меня зовут Эдисон. У меня сегодня назначена встреча с мисс Мэррон.
— Да?— водитель все еще недоверчиво смотрел на Фрэнка, и тому это понравилось. Это был первый и единственный признак охраны, с которым столкнулся Фрэнк. Он надеялся, что и остальной персонал действовал хотя бы так же бдительно.
— И кто назначил эту встречу?
— Мистер Девейн договорился со мной.
Тут все сомнения водителя испарились. Он указал широким жестом на дверь, как метрдотель.
— Проходите, пожалуйста, мистер Эдисон.
Фрэнк Фармер нахмурился. Водитель враз потерял все с таким трудом заработанные очки. Фрэнк пошел было к двери, но вдруг остановился и вернулся к парню.
— Что случилось с рукой?
Водитель поморщился и посмотрел на свои бинты.
— Кукла…,— с горечью произнес он, и, вернувшись к "ягуару", начал опять его полировать. Фрэнк позвонил в дверь и подождал. Дверь была не заперта, а лишь слегка прикрыта.
Через пару секунд экономка — полная матрона лет пятидесяти — широко распахнула ее и мило улыбнулась.
— Генри Форд к мистеру Девейну,— сказал Фрэнк.
— Проходите, пожалуйста, мистер Форд. Меня зовут Эмма.
— Добрый день. Как вы поживаете?— Фрэнк прошел в просторную прихожую, выложенную темно-синим кафелем, натертым до блеска. На одной стене — диплом, удостоверяющий личность владельца, у другой стены — большая ваза с цветами на темной мраморной подставке. Изящно изогнутая лестница убегала на верхний этаж.
Эмма не очень церемонилась с вновь прибывшим.
— Честно говоря, я даже и не знаю, где сейчас мистер Девейн. Он вам сказал, что будет здесь, мистер Форд?
Фрэнк кивнул:
— Да, именно.
Эмма пожала плечами и улыбнулась, сияя так, словно она и Фрэнк только что обменялись интимной шуткой.
— Ну, если он сказал, то наверняка он здесь. Давайте я посмотрю в доме.
Она провела Фрэнка в огромные, очевидно, редко используемые покои. В помещении работали маляры. Они покрыли всю мебель плотными чехлами, чтобы защитить ее от возможной порчи и капель краски, но все равно Фрэнку было ясно, что мебель богатая, если даже не антиквариат. Чехлы не доставали до пола, и из под них виднелись лакированные резные ножки диванов и кресел.
Основным предметом в комнате был невероятных размеров телевизор, где яркими красками переливался видео-клип песни Рэчел Мэррон "У меня ничего нет".
Звук шел из динамиков, установленных где-то по разным углам комнаты.
— Чувствуйте себя как дома,— сказала Эмма.— Вам что-нибудь предложить?
— Нет, спасибо.
— Я скоро,— удаляясь, сказала Эмма, а Фрэнк остался стоять посреди комнаты, лицом к фойе, спиной к входу. Фрэнк подождал, когда за ней закроется дверь, и пошел назад, проходя по дому в противоположном от Эммы направлении.
Было сразу видно, что в доме шла серьезная реконструкция. Слесари, маляры, дизайнеры, оформители интерьера деловито бродили по дому или чем-то занимались. И никто не обращал на Фармера никакого внимания.
Стиль внутренней отделки комнат был разным. Чем глубже в дом уходил Фрэнк, тем легче и живее казались комнаты. Они были менее официальными и более обжитыми. И чем дальше шел Фрэнк, тем отчетливее слышалась музыка, все громче и громче.
Наконец он добрался до небольшой комнатки с мраморным полом, где теплое калифорнийское солнце светило сквозь решетки полукруглых окон. Напротив двери, у стены — полки с трофеями Рэчел Мэррон, как ступеньки ее восхождения по лестнице потрясающего успеха. Среди них — награда "Тони" за первый — и пока единственный триумф на сцене Бродвея. Три награды "Грэмми", ряд платиновых и золотых дисков, статуэтки и эмблемы от организаций всего мира.
Награды так же мало интересовали Фрэнка, как и фотографии в рамках за стеклом, висящие на стене. Десятки в основном официальных снимков, где Рэчел Мэррон принимает очередную премию в постоянном окружении очень известных людей и знаменитостей. Одна фотография отличалась от остальных. На ней Рэчел Мэррон с маленьким мальчиком не старше семи лет в домашних, расслабленных позах, а не напряженных и искусственных, как на сцене. Мама и сын кривлялись перед объективом, и их широкие, счастливые улыбки светились добротой и любовью друг к другу. Детским почерком в углу фотографий было написано: "Рэчел Мэррон, моей самой большой поклоннице. С любовью, Флетчер".
