Московский философ Григорий Померанц, в свое время потрудившийся на благо перестройки, с годами одумался, крестился, стал куда человечнее, но и ему не удалось до конца изжить еврейский расизм. Приехав в Израиль, он дал пространное интервью «Вестям», где поддержал еврейский апартеид и гнуснейшим образов отозвался об арабах, которые, вроде бы, ничего плохого ему не сделали. Впрочем, не отказался он и от своих поклепов на Александра Солженицына.
Не изжил еврейский расизм и поэт-диссидент Наум Коржавин, он по-прежнему призывает выселить негров из Нью-Йорка в Африку, а арабов из Израиля - в Аравию. Он пишет на еврейском сайте 7-40: «"живые бомбы" терроризировали жизнь израильских городов. А ведь эти события были даже не террором в обычном понимании этого слова, а новым, пока еще диковинным способом ведения тотальной войны - через истребление гражданского населения.» Все верно, только истребляемое гражданское население – палестинцы, а убийцы – евреи. Вот и сегодня, когда я пишу эти строки, израильскими солдатами был убит десятилетний ребенок, ловивший птиц возле стены, окружающей со всех сторон самый большой концлагерь в мире – сектор Газы. Коржавин пишет о себе, извиняясь: «мои пути совершенно естественно привели меня к христианству, и изменять себе в конце жизни я не собираюсь». А если бы не в конце жизни – то собрался бы?
Можно продолжать без конца этот грустный перечень, но принцип уже ясен. Русские евреи научились не картавить, но куда более важный и более глубокий изъян – традиция еврейского расизма – все еще не изжита. Она получает постоянную подпитку из расистского Израиля. Ей прямо противостоит русская православная открытость и идущая от князя Игоря через Льва Николаевича Гумилева глубокая приязнь к Востоку. От того, кто победит, зависит будущее России, а значит, и будущее мира.
НАВСТРЕЧУ ХII СЪЕЗДУ СП РОССИИ
ПОЭЗИЯ НАШИХ ДНЕЙ
От юбилея Пушкина до юбилея Тютчева
Да, отчётный период в поэтическом цехе начался в 1999 году с 200-летия со дня рождения Александра Сергеевича Пушкина, а заканчивался чуть позже юбилея другого великого нашего поэта — Фёдора Ивановича Тютчева.
Юбилей Пушкина ощутимо повлиял на поэтическую жизнь России, но об этом несколько позже.
Сейчас же я хочу наиболее точно, как мне кажется, охарактеризовать наше нынешнее время, чтобы понять глубинные движения поэтической души России, которую выражают современные поэты.
Сколько ни думай, а точнее, чем это сделал Валентин Распутин в рассказе "В непогоду", опубликованном год назад в "Роман-журнале", не скажешь. Атмосфера и суть времени переданы очень верно. Вот наше время:
"В стены бьёт и бьёт, подбрасывает мой домик, со скрежетом выдирает его оклад из коробки бетонного фундамента. После каждого приступа домик с кряхтением и вздохами едва усаживается обратно, в своё гнездо, и напружинивается, подаваясь вперёд и выставляя грудь-преграду. Но чувствуется, что всё труднее принять ему боевое положение и всё задышливей его вздохи. Я боюсь поверить, чтобы не ошибиться и не раззадорить ещё пуще силу, запускающую эти снарядные удары, но кажется мне, что и она начинает утомляться, что и ей, чтобы набрать в какую-то могучую грудь воздуха, требуется всё больше времени, что и её вздохи становятся учащённей и захлёбистей. Или это только кажется? Мне хочется думать: если я не ошибаюсь, и бешенство стихии изнемогает, так это оттого, что мысли мои приняли правильное направление и причина взбунтовавшихся против нас сил та, именно та…"
Потом всё реже и реже стали обрушиваться тяжёлые порывы на стены пристанища писателя. На стены нашего Дома, на нас самих, на души наши. И потом понемногу стихия успокоилась, ураган прошёл — и писатель пишет последнюю фразу рассказа: "И мудро отступил в сторону Апокалипсис".
Да, эти годы мы жили в непогоду. Да ещё в какую непогоду. И действительно, сейчас, кажется, что Апокалипсис пока отступил.
Мне кажется, началось это как раз с юбилейного Пушкинского 1999 года. И президент-разрушитель тогда ушёл, и надежды появились — и поэты уверовали, что Пушкин нам поможет. Как об этом писал замечательный наш Глеб Горбовский, который, кстати, после юбилея Пушкина стал готовить свой семитомник и начал издавать это впечатляющее собрание сочинений. Так вот Горбовский классически писал:
Если выстоять нужно,
как в окопе, в судьбе,
"У России есть Пушкин!" --
говорю я себе.
Чуть подтаяли силы —
не ропщу, не корю,
"Пушкин есть у России!"--
как молитву творю.
Есть и правда, и сила
на российской земле,
коль такие светила
загорались во мгле!
В тот Пушкинский год по всей России много чего доброго удалось издать, зачастую только благодаря юбилею Пушкина, под его имя даже русофобы вынуждены были давать деньги на то или иное издание, связанное с юбилеем поэта. Удалось тогда даже возродить десять лет до того не выходивший традиционный альманах "День поэзии". Министерство печати профинансировало это возрождение, потом, через два года, правда, пообещав, в деньгах на следующие издания отказало.
Но что-то живое уже пошло, стало набирать силу. В Пушкинский год от Мурманска до Владивостока — везде выходили альманахи, коллективные сборники, серии, поэтические библиотеки, овеянные юбилеем Пушкина. Как-то стали уходить в тень все эти стихотворцы, пишущие так называемый стёб. Что такое этот стёб? Это подмена творчества, подмена творчества иронией и паллиативом. Все эти иртеньевы и приговы, и кибировы. Всё это разрушение. Но лет десять это разрушение поднимали, давали премии, вплоть до государственных. Можно говорить о модернизме, о постмодернизме, о чём любят говорить критики, не очень хорошо разбирающиеся в поэзии, но по сути долго бал правила антипоэзия. Высокое и светлое имя Пушкина стало всё ставить на свои места.
Если для эмигрантов первой волны Пушкин стал русской идеологией в изгнании, то для нас на рубеже веков Пушкин стал спасением от чуждых русской культуре местечковости и чернухи, пошлости и убогости, злопыхательства и нарастающей буржуазности.
В эмиграции Павел Зайцев писал: "Как блеск молнии, как вещие зарницы, как звон русских церковных колоколов незримого Града Китежа, освещает нам дали, направляет наш путь и оживляет нашу русскую душу русский гений, оставивший нам в своём великом коллективном творчестве сокровищницу русского духа — Великую Русскую Культуру, солнцем которой был А.С.Пушкин".
В наши дни в Россию стал возвращаться именно такой взгляд на Пушкина, и на нашу культуру. Традиционное, подлинное, истинное искусство, высокое искусство, глубоко национальное искусство начинает себе возвращать утраченные позиции. Патриотические мотивы в поэзии начинают всё больше звучать и при этом без уныния, которое сплошняком охватило поэтов в девяностые годы. И при этом есть стремление к достаточно высокому художественному уровню. Современная лирика стремится быть точной и пронзительной. Время расхристанности, время малой работы над словом уходит. Опять заходит разговор о мастерстве, об ответственности поэта за слово. Опять вспоминается Н.Гумилев: "Дурно пахнут мёртвые слова".
Всё это говорит, что русская поэзия находится на подъёме — и будут прекрасные результаты, будут открытия.
Обозревая современную поэзию, прежде всего надо отдать дань ушедшим недавно от нас Юрию Кузнецову, Татьяне Глушковой, Алексею Решетову, Владимиру Цыбину, Николаю Тряпкину, Расулу Гамзатову, Николаю Старшинову, Николаю Дамдинову, Евгению Курдакову и другим поэтам, внёсшим большой или заметный вклад в русскую поэзию и в поэзию других народов, живущих в России.
Есть у Виктора Дронникова пронзительное стихотворение с эпиграфом из Тургенева "Во дни сомнений…":
Во дни сомнений роковых
И тайн глубоких
Я вспоминаю всех живых
И всех далёких.
Они проходят чередой
Как тень за тенью.
Потом становятся звездой,
