— Скажи мне кто другой — не поверил бы, — удивился участковый. — Мы с дедом пуд сахару съели, пока чаи в дежурной комнате гоняли.
4
Утром Корнилову принесли из архива тоненькую синюю папку. Дело № 880 «Об изготовлении поддельных талонов на хлеб, сахар, масло и другие продукты начальником цеха типографии им. Володарского Бабушкиным А. Д.». Игорь Васильевич быстро пролистал пожелтевшие страницы.
...Это был листок из школьной тетрадки в клетку. Только клетка была не совсем обычная — крупная и не бледно-фиолетовая, а ярко-синяя. Совсем не выцветшая от времени.
«Хотим обратить внимание прокуратуры на то, что начальник спеццеха типографии Володарского Бабушкин А. Д., имея бесконтрольный доступ к шрифтам, краске и бумаге от продкарточек, изготовляет поддельные талоны и отоваривает их в магазинах по месту жительства. В то время, когда тысячи патриотов города умирают голодной смертью». И подпись: «Рабочие типографии».
Корнилов предполагал, что найдет нечто похожее. Подложить начальнику цеха в карман халата десяток талонов — это лишь полдела. Надо было подстроить так, чтобы их нашли раньше, чем обнаружит сам Бабушкин. Нужен был донос.
На суде Бабушкин виновным себя не признал. Но в приговоре говорилось, что контроль и учет материалов в цехе ведется недостаточно жестко, что пропадали литеры из шрифтовых гарнитур, которыми печатаются карточки, а обрезки специальной бумаги хранятся недостаточно надежно. Виноват начальник цеха. С этим Бабушкин согласился. Отрицал только преднамеренность плохого учета. Одна из бумажек, подшитых в деле, особенно поразила Корнилова:
«Военному трибуналу г. Ленинграда.
На Ваше отношение от 26 февраля 1942 г. за № 01-340 сообщаю, что приговор суда по делу 01-340 от 23 февраля на осужденного гр. Бабушкина А. Д. в части конфискации имущества не приведен в исполнение, так как имущества не оказалось.
Заместитель н-ка Упр. НКЮ[1] по Ленинграду Соколов».
В ходатайстве о помиловании и направлении на фронт Президиум Верховного Совета Бабушкину отказал. Наискось, через всю страницу, четким, размашистым почерком было написано: «Приговор утвердить с немедленным исполнением. Зам. пр. Исаенко».
Закрыв папочку, Корнилов подумал: «А папочка-то жидковата! Где документы предварительного расследования? В другом томе? Придется снова запрашивать». Он сделал пометку на календаре. Потом позвонил в Октябрьский райотдел. Попросил разыскать участкового. Тот откликнулся минут через пять, словно только и ждал, когда полковник его разыщет.
— Вы, наверное, про деда хотите узнать, товарищ полковник? — спросил участковый, поздоровавшись.
Корнилов не любил, когда предваряли его вопросы, но замечания участковому не сделал, вспомнив, как обиделся старший лейтенант в прошлый раз.
— Угадали.
— Он так и не появился, товарищ полковник. Я перепроверил — в городе родных у него нет. В клубе ветеранов один его приятель... — участковый помолчал. Наверное, заглядывал в записную книжку. — «Вот как, он еще и ветеран!» — подумал Корнилов. — Приятеля зовут Грознов Степан Ильич, он рассказал мне, что у деда под Вологдой, в селе Соснове, живет племянник с семьей. Капитон Григорьевич собирался погостить там в грибной сезон...
— До грибов еще далеко.
— Мы связались с вологодскими товарищами. Попросили проведать племянника. Узнать, не приехал ли дядя. Не поспешили? — в голосе участкового прозвучала тревога.
— Правильно сделали, — похвалил полковник. — На его бывшей службе справлялись? В Доме культуры?
— Я звонил секретарю директора. Не заходил туда дед с прошлой пятницы.
В прошлую пятницу Корнилов как раз и встретился там с Романычевым.
— Вы думаете, что секретарша все знает?
— Конечно, товарищ полковник. Агния Петровна знает все. Капитон Григорьевич к ней в первую очередь заглядывает. Она же и при нем секретарствовала.
5
Бугаев с большой неохотой поехал на встречу с Агнией Петровной Зеленковой. У него накопилось немало срочных дел, и новое задание полковника показалось ему никчемным. Зачем тратить время на старые истории, которые, ко всему прочему, не приведут к конкретным результатам? Срок давности-то вышел! А старик найдется — живой или мертвый. У стариков есть такая особенность — попадать в больницу или морг.
И сама Агния Петровна не понравилась майору. Сухая, загорелая, с крашеными волосами, черным крылом прикрывающими почти половину лица, Зеленкова разговаривала хрипловатым грудным голосом и постоянно употребляла словечки, которые Бугаев не терпел.
«Деточка» — это пожилой даме, принесшей какое-то письмо для директора. «Котик» — мрачному верзиле-электрику, чинившему проводку в приемной. По телефону Агния Петровна так и сыпала: «милочка», «роднуля», «ласточка». Да и все другие слова она употребляла в уменьшительной форме: «колбаска», «молочко», «хлебушек». Даже майору она сказала, отпустив очередного посетителя:
— На чем мы, миленький, остановились?
— Мы остановились, Агния Петровна, на поисках комнаты без телефона, где можно спокойно поговорить минут пятнадцать, — язвительно ответил Бугаев.
Зеленкова с удивлением взглянула на него, молча встала, открыла дверь в кабинет директора:
— Валентин Васильевич, я отлучусь на полчасика, телефон переключаю на вас.
Они расположились в небольшом зале, сплошь уставленном стендами с детскими игрушками. Это была игровая комната. Железная дорога с семафорами и разъездами, мостами и нарядными станциями выглядела так заманчиво, что майору захотелось увидеть ее в действии.
— Агния Петровна, — сказал он, с сожалением отрывая взгляд от готового в путь тепловоза с двумя пассажирскими вагонами, — вы не знаете, где сейчас находится бывший директор Дома культуры Романычев?
Наверное, не стоило начинать разговор с такого вопроса, но майору не хотелось терять время на дипломатические подходы. Тем более что от разговора он не ожидал никаких серьезных результатов.
— Что значит «где находится»? — с вызовом ответила Зеленкова. — И почему вы об этом спрашиваете меня?
Бугаев понял, что совершил промах и разговаривать с этой экзальтированной дамочкой теперь будет трудно.
— Капитон Григорьевич обратился к нам... с одной серьезной просьбой. В назначенное ему время в Управление не пришел. И дома его нет уже несколько дней.
— Боже мой! — тихо сказала Зеленкова, и выражение лица у нее сразу стало тревожным и беспомощным. — Да ведь он пожилой человек, мог попасть в больницу!
— Мы выяснили — в больницах его нет.
— Боже мой! — повторила женщина. — Значит, он лежит дома!
Привычный ко всему, майор поразился перемене, происшедшей с Зеленковой. Куда только подевалась ее надменная приторность?! Сейчас перед Бугаевым сидела добрая встревоженная женщина.
— Агния Петровна, — сказал он, стараясь быть помягче. — Мы тоже думали об этом. Вызвали понятых, открыли квартиру. Он не мог уехать к родственникам? К друзьям?
— Какие друзья! Какие родственники! Капитон Григорьевич одинок! — За этими, наполненными горечью словами вполне угадывалась мысль о том, что единственной родной душою у Романычева была она, Агния Петровна Зеленкова. «Ну и хорошо, ну и ладненько, — подумал майор. — Раз ты самая близкая, то и расскажешь мне про дедушку поподробнее». И спросил:
— А племянник под Вологдой?
— Племянник под Вологдой... — эхом отозвалась Зеленкова. — Да он за три года ни одной открытки не прислал. Даже не ответил на вопрос Капитона Григорьевича, можно ли погостить у него? Да Капитон Григорьевич... — Агния Петровна осеклась и пристально посмотрела на Бугаева. — О чем мы с вами говорим, товарищ? Надо же что-то делать?! Надо искать!
— Мы и стараемся, ищем.
Зеленкова развела руками. Ее красноречивый жест словно бы говорил: «Хорошо же вы стараетесь! Сидите здесь, выспрашиваете о каких-то пустяках!»
— Вы могли бы облегчить наши поиски.
— Да я готова на все! Отпрошусь сейчас с работы. И на завтра тоже. Скажите только — куда мне пойти? Где искать? — Слова Зеленковой прозвучали так непосредственно, что майор улыбнулся.
— Идти никуда не надо, Агния Петровна. От вас нужна информация. Чем больше знаешь о человеке, тем легче его искать. А мы о Романычеве не знаем ничего.
— Понимаю... В больницах, значит, его искали. К племяннику он уехать не мог... А... — она напряглась и умоляюще посмотрела на Бугаева, не решаясь задать мучивший ее вопрос.
— В моргах мы искали тоже, — помог Семен.
Женщина с облегчением вздохнула.
— Может быть, в Луге? Может быть, Капитон Григорьевич поехал в Лугу и там ему стало плохо? Надо позвонить в лужскую больницу! Он всегда приезжал из Луги больной.
