III
Не тем ли, русские, мы славны и горды,Что с честью выплыли из гибельных веков,Что Русь избавили от варварских оковГостей непрошеных из Золотой Орды.
Татары! Горе нам! И села вмиг пусты,И с воплем Русь бежит в заволжские леса,И за селом село горит, и небесаС землей сливаются в кровавые мосты.
Теперь смотрю кругом с саратовской горыИ вижу: там вдали рассыпался УвекРавниною степной. На ней в татарский векСурово высились ордынские шатры.
А ближе – вот она, широкой полосойЦарица русских рек теряется меж гор.Не ты ли, матушка, и счастье, и раздорВселяла много раз в стране моей родной!
Не по тебе ль ходил отважный атаманНа челнах расписных. Не ты ль хранишь утес,Где он, разбойничьих и страшных полон грез,Готовил вольности несчастливый обман.
Но все же ты теперь свободную волнуПобедно мчишь чрез Русь и русским городам,Покорным, как и ты, мятежности годам,По-прежнему даришь несметную казну.
И я помчусь, как ты, свободная река,Когда моя душа с душой слилась другой.И снова зазвенят под расписной дугойВсе колокольчики под песню ямщика.
Нам замелькают вновь златистые поля,Тысячеверстные, открытые ветрам,И сладкой свежестью упьемся по утрам,Когда росой лугов нас окропит земля.
Нам позабыть ли вас, о Волга, Жигули!Вы снова верой в Русь наш воскресили дух.И шума вашего так жаждать будет слух,Когда мы будем жить вдвоем от вас вдали.22 июля / 4 августа 1923 Саратов. Волга
* * *
<Д.Н. Марковичу>
Ты слышишь Лермонтовской грусти чарованье,Нездешних песен благостный порыв,И чувств нечеловеческий надрыв,И на небесную обитель упованье?
Мятежным Демоном таинственно томим,Он в горы уходил, чтобы молиться звездам,И там слетал к нему Хранитель-Херувим,Когда, измученный, он приближался к безднам…
Ты слышишь Пушкинской гармонии волненье,И Музы царственной волшебную свирель,И мирных струн классическую трель,И чувств возвышенных небесное томленье?
Смятения и звуков горних полн,Он убегал в широкошумные дубровы,И с берегов вечнозвучащих волнНеслись его восторженные зовы.4 сентября 1923
К жене
Теперь не скрою я тайной маскойСвое лицо.На безымянном сверкает ласкойТвое кольцо.
Не буду петь я с тоской суровойО злой судьбе.С душой воскресшей, с душою новойИду к тебе.
Ты не отвергла мольбы безмолвной,Раскрыв печаль.Душою чуткой, любовью полнойМанила вдаль.
И снова верить могу отнынеБылым мечтам.И никому уж моей святыниЯ не отдам.11 сентября 1923
Ломоносов
Он в Конференцию вошел, крича:– От Академии меня отставить?!Элементарнейших не знаете начал!А без меня – и Академия пуста ведь! –
И, хлопнув дверью, он ушел к себе,В лабораторию химических открытий,Чтобы с таинственной Натурою в борьбеНайти ее невидимые нити…
Утихнул гнев, и горечь всех обидЗабыта вмиг. И, вдохновенья полный,Он чисел ряд восторженно чертитИ вдаль глядит, Нева где катит волны.
И грезится ему полярных деревеньСуровый круг, и он бросает числить…Текут в стихах взволнованные мысли:«Лице свое скрывает день…»15 сентября 1923
Элегия на половину
<Д.Н. Марковичу>
Ты жертвуешь уже поэту лист второйБесспорно объективного альбома,Чтоб стариной тряхнуть и помечтать порой,Как за стихами грустными Прюдома.
Ведь ты мечтал не раз, не раз и разбивалМечты свои о каменные плиты,И снова мчал к тебе мечтанья страстный вал –Ты верно скажешь – моря сын сердитый.
Не утихает жизнь… Но, друг, прости меня!Ты не грустишь теперь. Зачем пучинойПугаю я тебя средь солнечного дняИ заменяю солнца свет – лучиной…27 ноября 1923
* * *
О чем еще грустить. Вечерней тишинойИ лаской неожиданных стиховТак успокоено взволнованное сердце.Оно простит недавние обиды,Простит незаслуженные страданьяИ упрекнуть не сможет никогда.
И все ему прелестно, как и прежде:И ветра невесенние порывы,И пенистые радостные волны,И набережных стройные граниты,И улиц бесконечные ряды.
А дома что? В старинных переплетахСтолетием взлелеянные томы,И на столе рабочий беспорядок,И по стенам старинные портреты,Дневная и ночная тишина.
Прелестно всё. И хочется работать,Жаль погасить глубокой ночью лампу,Жаль отложить перо, бумагу, книги,Немых друзей оставить для постели,И трудно оторваться от стола.
И нет усталости. И сон не клонит вежды,И ждешь зари, и ей стихи готовишь. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .1923
* * *
Душа цветет, когда любовь украдкойПокой дарит.Душа цветет, когда надеждой сладкойЛюбовь горит.
Душа поет, и песен рой стыдливыйЛетит к полям.Душа поет, и песни звук пугливыйУж млеет там.
В душе порыв, покой смущен волненьемЛюбви в груди.В душе порыв – не заглушай сомненьем,Люби и жди.<1923–1924>
Е. Шахматовой
Двадцать один! – начертал на заветном пергаменте Хронос.Не изменись! – пожелал солнечный бог Кифаред.19 июля 1924
Ей же
Мудрым извечно словам великого мужа ЭлладыСветлой и чуткой душой, чуждая страха, внимай.<1924>
Жорж Санд
Вл. Каренину (В.Д. Комаровой)
Весь мир преображен. Где ты, моя земля,Страна мятежности и славы и позора?Летят мечты мои в Беррийские поля,В леса и пастбища, где расцвела Аврора.
И сказки древние святых монастырейЯ с нею слушаю и с ней в молитвах таю,И жажду жизни смысл понять, раскрыть скорей,И птиц в полях небес слежу так жадно стаю.
Я плачу над Руссо, я Байроном пленен,Недавно вырвавшись из чащ Шатобриана.В Париж! В Париж! Мой ум и дух мой воспален.Прости, о Лелия, о Жак, о Индиана!
Но жизнь течет, как кровь, бунтуя гордый ум.Где тишина, где одиночество Ногана?Где сельские мечты? В томленьи страстном думЯ революции так жажду урагана…
Иль лучше хижина и деревенский люд,И зелень, и цветы, спокойные долины,Где сладко вспоминать шопеновский прелюд,И нежный стих Мюссе, и арии Полины.Декабрь 1924
Девичья зимняя песенка
