Опускаю ресницы, давая волю своим самым грязным фантазиям, провожу рукой по коже, что в момент покрывается жалящими мурашками. Вниз к главному сосредоточению нервных окончаний в женском теле, под резинку трусиков.
Оглаживаю в круговом движении и вздрагиваю от осознания, что я взмокла. Вспоминаю объятия мужчин и крепкие руки, что сжимали и удерживали рядом.
Боже, это кажется таким неправильным и запретным, что возбуждает с ещё большей, дикой силой. Испускаю глубокий стон, не думая, что могут услышать.
Интересно, что бы было, опустив они руки на интимные участки моей кожи… какого бы оно было. Великолепно. Проникаю пальцем не глубоко в дырочку, натирая комок желания.
Открываю глаза, сморю на себя развратную, с блестящим взором. Щеки горят, губы приоткрыты в немом восхищении. И… остываю почти на пике наслаждения. Не могу, нет.
Встаю с постели, тяжело вздыхая, закрываю ранее открытую дверь, прислоняюсь к прохладной поверхности. Скатываюсь вниз, царапая спину.
Груз произошедшего сваливается на меня, скапливаясь в глазах, и даю волю расплакаться.
С четким пониманием, что моя жизнь отныне никогда не станет прежней. Пугающие перемены дышат прямо в затылок. Но я не сдамся, не поддамся эмоциям и выйду победителем, счастливая.
Ничто и никто не встанет на моем пути.
Глава 5
Планы планами, желания желаниями, а няньки, действительно, поселились в моем доме.
Эти два бугая оккупировали мой спортзал, мой бассейн, мою, черт возьми, кухню! А их русский рок, пусть я тоже его люблю, разносился звуками электрогитары по всему дому.
Вещи этих мужчин лежали буквально везде, куда не плюнь. В каждой. Сраной. Комнате.
Обычно думают, что девушки, заселившись к парню жить, заполняют всю территорию своими безделушками. Да как бы не так!
Рен с Захаром поимели наглость завезти новую технику и без какого-либо спроса обставили дом всякой не понятной для меня хренью.
Эти два свинтуса не знали, что такое порядок. И все своё свободное время я что и делала, как ходила и складывала все на свои места.
А в гостиной, где висели лишь НАШИ с отцом фотографии, отныне красовались их зажравшиеся рожи.
Это было последней каплей моего ангельского терпения. Во мне проснулось дикое желание убивать.
И я сначала, действительно, решила быть хорошей. Ну правда. Глупость. Они же друзья. И не должны меня лишать свободы. Потому что мне, между прочим, уже двадцать лет.
А значит вылазка в поход с однокурсниками должна состояться!
— Нет.
— Что значит нет, Ренат! Захар, скажи ему! — ошарашено стояла я и хлопала ресницами, пока за моей спиной уже ждали четыре рослых парня и две девочки — припевочки.
Нормальные ребята. Но один взгляд на них, и у нянек как отрезало. В чем их проблема?
— Ты остаешься дома. Мы несем за тебя ответственность. И я не собираюсь бегать по лесу и собирать твои останки, — продолжал причитать идиот.
— Да какие останки! Захар, скажи ему! Мы же друзья! Вы мои…
— Можешь считать на эти полгода нас врагами, но ты никуда не едешь, — Захар вытолкнул одногрупников за дверь.
А мне только и оставалось, дрожа от гнева слышать, как шурша гравием друзья уезжают.
— Вы… вы… — слов просто не было.
Нет их и сейчас. Именно поэтому уже неделю я с ними не разговариваю. Потому что… бесят. Вот вынуждают впервые желать людям гадости, что не вяжется с моим характером.
Да чтобы у них машина поломалась, шины прокололись, или сдулись их накаченные мышцы. Ну или облысение! Разве я прошу так много? Крошку справедливости!
Насчет пожеланий импотенции почему-то мыслей не возникало.
Сраное завещание.
Отец, мать твою, почему же ты со мной так обошёлся? Неужели я давала повод сомневаться во мне? Такой подставы не могла ожидать.
А эти два тупоголовых солдатика запомнят эти дни, проведённые со мной в одном доме, на всю оставшуюся жизнь! Будут вспоминать, вздрагивать и перекрещиваться! Как же бесят, я не могу!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ты чего бурчишь там себе под нос? — слышу я женский голос позади себя.
— Алька! — поворачиваюсь на звук и бегу к своей подруге.
Она на днях прилетела из Майями, где отдыхала с очередным кавалером.
Абсолютно порочная, развратная, красивая, но при этом верная подруга. Да и просто зачетная девчонка.
— Я рада, что ты приехала, мне так не хватало поддержки!
— Тебе? — удивленно вскидывает она нарисованные брови, и я усмехаюсь.
В это трудно поверить, учитывая, что именно я выручаю ее из всяких передряг. Очень часто. Иногда миссия кажется невыполнимой.
— Ну учитывая, что я осталась фактически сиротой, — здесь мой голос оседает, — а меня заперли в доме как прокаженную, веселиться не приходится.
Не то что веселиться, отвлечься нет никакой возможности. И я продолжала реветь каждый вечер от несправедливости и одиночества.
— Мне жаль твоего отца, — обнимает она меня, а потом вдруг шепчет на ухо: — А кто тебя запер в доме?
— Няньки.
— Значит по телефону твоя истерика была настоящей. Отец оставил тебе наследство в виде, — она делает неопределенный знак рукой, показывающий эффект члена за щекой, и тут же давится смехом, — двух тестостероновых нянек?
Шутница хренова.
— Целых две! Ты прикинь! — громко восклицаю на всю свою комнату.
Так громко, что Звёздочка — мой белоснежный шпиц, спрыгивает с постели, фыркает и, виляя хвостиком, покидает неугодные ей персоны.
Вот сучка! Ты погляди, какие мы нежные стали!
— Рассказывай! Все и в мельчайших подробностях, — восклицает девушка, с энтузиазмом хлопая в ладоши.
Знаю я, о каких подробностях она желает узнать. Маленькая, грязная шлюшка.
Глава 6
— Я не видела их члены, — щелкаю языком, закатывая глаза.
Упаси Боже. Этой радости мне ещё не хватало.
— Ну как так? Неужели даже кусочка… — она делает губы буквой «о», — огромного члена.
— Ни одного. Я вообще планирую их убрать из дома раньше, чем увижу хоть кусочек.
Смеюсь с подружки. Так свободно о гениталиях и деньгах может говорить только она. Вообще, у нее тоже отец военный. Но он столько мотается по миру, что до дочери ему нет никакого дела.
Не знаю, что и хуже: моя ситуация, где отец следил за каждым моим передвижением, или ее, где его просто не было все время.
Мы усаживаемся на мягкий ковёр и я, набрав в легкие воздуха, выдаю на легке все как есть.
— Двое его подопечных. Ренат и Захар. Я рассказывала тебе о них. Они теперь должны жить здесь, — кривлюсь я и вижу каким предвкушением горят глаза этой чертовки.
— Оба? Как интересно. У меня никогда не было группового секса, — ее лицо приобретает задумчивый вид, словно она пытается вспомнить что-то подобное.
Неужели? Очень удивительно.
— А у меня и обычного не было. Так вот, — развожу руки в стороны и тяжко вздыхаю, высказывая вслух свои предположения. — Рен будет жрать мою еду, спать на моих кроватях и командовать мной по полной программе! А Захар…
— Стой. Не слова больше, — вдруг поднимает она руку вверх, прося меня заткнуться, а потом вскакивает и устремляется к моему гардеробу.
Там среди вещей лежит коробка, которую я забросила несколько лет назад. Как раз после ухода мамы. Потому что там и ее снимки, единственные оставшиеся в этом доме. Остальные отец все выбросил в мусорное ведро и, не думая, поджег.
Она копается в фотографиях, но я не хочу на них смотреть. И неожиданно выуживает снимок, победно улыбаясь.
— Если ты говоришь об этих двух красавцах, то я не могу понять твоей паники.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Она показывает мне фото, и я задыхаюсь от острой боли в груди.
Это они, после бассейна. И я между ними. Мы улыбаемся, смотря в объектив. Счастливые. Словно выстрел из прошлого. И они уже тогда мне все запрещали. Бесили неимоверно. Как и сейчас. Но зато катали на мотоцикле, бросали в воду, играли в приставку и учили себя защищать. Мне казалось, что мы были одним целым.