было срочно уезжать. Еще несколько мгновений, и я бы не выдержал.
Возвращались с Косовым обратно.
— Вы с ними, прямо, как с родными! — не удержался подпоручик.
— Так они мне же и есть родные, Сергей Дмитриевич! — улыбнулся я.
— Слушайте! — вдруг ожил Косов. — А, ведь, может так статься, что тут и родственники какие-то ваши могут быть? Дальние. Чем черт не шутит?
— Нет. Не может. Я с островов.
— Да? — Косову было жаль расставаться с такой красивой идеей. — Ну, да.
— Но все равно, они — мне родственники!
Косов кивнул, принимая такую версию.
— Вы сейчас обратно?
— Да.
— Каков же будет ваш отчет? — хмуро спросил меня подпоручик.
— Расскажу правду полковнику. Постараюсь вам помочь, чем смогу, — честно признался я обер-офицеру.
Он хмыкнул.
— Вы думаете, он не в курсе? Моим солдатам не платят даже те жалкие гроши, которые им причитаются. Как вам дорога, по которой вы приехали? — задал он неожиданный для меня вопрос.
— Удобная.
— Не знаю, с чем вы сравниваете. Я о другом. Эта дорога построена руками русских солдат. Лет десять назад.
— Да, знаю.
— И сейчас мы занимаемся ее ремонтом. Солдаты за свой труд должны получать зарабочие деньги. По пять копеек серебром за день работы. Но не получают. Трудятся бесплатно, причем повсеместно. Весь Кавказский корпус заражен духом своекорыстия. А наш полк князь Дадиани и вовсе обратил себе в аренду. Солдатами сено косят и на сторону его продают. Сеют рожь и пшеницу, используя дармовую силу. А все почему?
— Почему?
— Потому что теща князя, баронесса Розен, так все устроила, что подряды на поставки продовольствия в полк идут через компанию князя.
— Неужели никто больше на аукцион не заявился, чтобы побороться за подряд?
Косов посмотрел на меня как на несмышленыша:
— Кто же станет конкурировать с супругой наместника⁈ В порошок сотрет!
— Я знаком лично с бароном. Он честнейший человек!
— Не слыхали выражение: ночная кукушка всех перекукует? — цинично ответил мне подпоручик. — Но я вам другое скажу. Ладно бы зарабатывали с подряда. Так ведь нам не продукты, а дрянь присылают. Муку такую, что верблюды есть отказываются.
'Ай да, баронесса! — подумал я. — Вся такая надменная из себя. И, ай да, Тамара! Все верно разглядела и поняла. Взаправду, баронесса князя подмяла и дела вертит, не хуже ушлой замоскворецкой купчихи!"
— Я князя через вас о другом хотел известить, — неожиданно сказал обер-офицер. — Приезжал к нам пару недель назад один чиновник. Непростая личность. Со связями. Надворный советник Базилик. Этот ароматный господин козырял знакомствами и поручениями больших людей. Сенаторов. Имя барона Гана называл. Он, вроде, как из Петербурга послан насчет новой организации гражданского управления.
— Причем тут гражданское управление? — удивился я. — Мы армия!
— А притом, что этот шпак вынюхивал про наши дела. Расспрашивал, как и когда используют солдат на сторонних работах по приказу князя. Неспроста был этот визит. Уверен, под нашего полковника копают! А за своих мы всегда стояли и будем стоять горой!
Что ж, логика понятна. Полковник подворовывает у своих солдат. Мы сего не одобряем. Но не гражданским нас учить, как вести дела!
Вот только в эту картину замкнутого армейского мирка плохо вписывается Ее Сиятельство, Елизавета Дмитриевна. Как бы она своей жадностью не погубила и зятя, и мужа. Нужно что-то делать. Уверен, визит царя и эти розыски не случайно совпали по времени. Да и моя грузинка всегда остается права. А Тамара была уверена, что накликает баронесса беду на свою семью! Оставит всех у разбитого корыта! «Ох-хохонюшки-хо-хо! Беда!»
[1] Для подготовки офицеров на окраинах империи в полках были заведены школы. Обучение там оставляло желать лучшего, но следует признать, что многие толковые офицеры вышли из стен таких школ.
Глава 13
Здравствуйте, Ваше Величество!
Как ни противна была мне баронесса, я не мог равнодушно ждать, пока карающий меч государева гнева упадет на большее семейство Розенов. Все трое — честнейший служака барон, князь Дадиани и его милая жена — приняли истинно сердечное участие в моей семейной жизни. И было бы верхом неблагодарности равнодушно наблюдать, как горе накроет Дворец.
Но что я мог поделать? Единственное, что пришло в голову — посоветоваться с полковником Хан-Гиреем. Тоже не последним человеком в моей кавказской эпопее и знатоком подковерных интриг в тени императорского престола. Пауки в банке — вот как следовало бы охарактеризовать увешанных бриллиантовыми звездами царедворцев.
Князь Султан сильно переменился с момента нашего знакомства. Сперва отнекивался от нашей встречи, ссылаясь на нездоровье. Потом прислал лакея сообщить, что ждёт меня в своем кабинете.
Он и вправду выглядел больным. Бледный, то и дело утирающий пот со лба, он признался мне, что подозревает отравление.
— Уверен, это дело рук моих конкурентов-князей из бельджугов. Подозревают меня в стремлении к узурпации власти над всем нашем племенем, — выдал мне Хан-Гирей свою версию.
Но послушав его стенания еще немного, я не мог не прийти к мысли, что болезнь была лишь предлогом уклониться от встречи с Государем! Князь попал в опасные тиски. И не мог найти достойного выхода. К нему обратился сенатор барон Ган, прибывший на Кавказ, чтобы довести до конца интригу со смещением Розена с поста наместника. За его спиной стоял военный министр граф Чернышев. Зачем все это было затеяно, ни Хан-Гирей, ни, тем более, я не понимали.
— И вот, — объяснял мне Хан-Гирей, — я оказался меж двух огней. Все мое сердце восстает от несправедливости по отношению к начальствующим на Кавказе. Ган требует от меня, как командира секретной части, подписать его доклад о злоупотреблениях князя Дадиани. Но я не могу переступить через себя! Меж тем, самое положение мое весьма шатко. Я не смог выполнить ни одного, предписанного мне инструкциями дела. Белл не пойман. Торнау не освобожден. Старейшины народа адыгхе на встречу с императором не явятся. По крайней мере, те, кто имеет влияние. Мне следует ожидать не награды, а лишения чина или флигель-адъютантского аксельбанта!
— А как же наш план? Тот, одобрения которого императором мы ожидали?
— В этом вся и мука! Чтобы добиться его одобрения — еще неизвестно, согласится ли Государь — мне придется предать! Я к такому не готов. И лучше скажусь больным и
