Ивана по плечу. Потеряв равновесие, Ваня выронил автомат и завалился на землю боком.
— А-а-а, русская свинья!!! — немец радостно ощерился, вскинул карабин к плечу и в упор прицелился в Ваню.
— Бамм... — и тут же сам упал навзничь.
— Не зевай, — из сумерек появился Уланов с дымящимся Люгером и протянул Ивану руку.
— Ага... — Ваня схватил выпавший автомат и быстро вскочил.
И тут...
И тут раздался оглушительный рев движка «Клима Ворошилова»
Не сговариваясь, Ваня с Улановым кинулись на звук и увидели, как КВ, натужно ревя мотором, тащит за собой сразу «Тигр» и Т-4, все еще соединённые тросами.
— А нас забыли, мать вашу? — из кустов галопом выскочил Рощин.
Естественно, никто его не услышал, «Ворошилов» пер словно ломовая лошадь, выбрасывая гусеницами фонтаны грязи и заглушая ревом мотора все звуки.
— Бам!!! — рядом вспух дымный клубок. Следом за ним второй, третий и четвертый — немцы опять начали швыряться минами.
— Да идите вы все нахрен! — Ваня рванул вперед и на ходу заскочил на броню «Тигра», а потом поймал за руку Петруху, возникшего, как всегда, неожиданно и затянул его к себе.
Через мгновение на танке появилось еще два пассажира — Уланов и Рощин.
Добраться к своим без проблем не получилось, КВ за полсотни метров до позиций опять заглох, а немцы, начали палить по нему из всего чего только можно.
И все-таки подбили — разрывом снаряда «Климу» вывернуло опорный каток.
Но командование оперативно прислало еще один танк, который, наконец, вытащил трофеи.
А дальше все случилось, как всегда. Дальше Ивана с Петрухой опять хвалили и обещали всяческие милости.
Экипаж «Клима Ворошилова», Рощина, Уланова и якута с Ваней построили и началось.
— Это пример для всей нашей армии!!! — грузноватый генерал чеканил слова, отмахивая рукой. — Сегодня же мне представления к наградам! Немедля!!! Вы меня слышали?
Его свита охотно вытягивалась и охотно рапортовала: как прикажете, немедля так немедля.
Ваня откровенно скучал. Он уже давно привык к обещаниям и давно привык к тому, что они ничем не заканчиваются. И даже перестал обижаться.
— Политотдел... — генерал грозно нахмурился. — Немедля довести подвиг по армии! Я хочу, чтобы каждый красноармеец брал пример с героев!
К нему подскочил какой-то старший лейтенант, с ярко выраженным семитским носом и что-то прошептал на ухо.
— Штрафники? — генерал недоверчиво уставился на Ваню с Петрухой, а потом перевел взгляд на старлея. — Ну и что? Что с того, я вас спрашиваю? Они не люди по-вашему? Они уже искупили подвигом свою вину сполна. Семенов, запишите. Штрафников представить к орденам Красной Звезды!
— Но, товарищ генерал... — попробовал возразить старший лейтенант.
— Молчать! — неожиданно вызверился на него генерал. — Много на себя брать стали! Я сам выйду на командующего! Исполнять!
Чем все закончилось осталось неизвестным, потому что на этом моменте Ваню с Петрухой и турнули.
А потом они вернулись в расположение штрафников. Иван чуток поколебался и достал флягу с трофейным коньяком. Расслабиться хотелось просто невыносимо.
— Холосо!!! — блаженно прошептал якут, опрокинув в себя первую порцию.
— Холосо!!! — охотно согласился Ваня, занюхав рукавом. Даже двадцатипятилетний шотландский вискарь, который он предпочитал в прошлой жизни не мог сравниться с этим дрянным коньяком, показавшимся сущей амброзией.
— Олдена дадут! — Петруха мечтательно зажмурился.
— Ага, дадут, два раза.
— Ага, два ласа, — согласился якут. — А потом есе два ласа... — он немного подумал и добавил. — Деда говолит мне касдую нось — все плохо будет. Но все холосо. Навелное, так и будет далсе. Деда совсем дулной. Но на войне не бывает совсем холосо?
Ваня немного послушал философствующего якута, а потом прислушался к себе и понял, что он совсем не хочет назад, в будущее. Здесь, в грязи, в зассаных окопах, под немецкими минами, он чувствовал себя на своем месте. Нет, конечно, он бы не отказался от джакузи и красивой модельки в ней, но именно на войне Ваня реализовывал самого себя.
— Есть такая профессия родину защищать, — пробормотал он себе под нос услышанную где-то в своей прошлой жизни фразу. — Вот я и буду. А на остальное плевать.
«Что» и «кто» — это остальное Ваня не стал сформировывать. Плевать, да и точка.
— Бам-бам-бам... — рядом легла серия мин.
Ваня равнодушно хмыкнул, снова налил в колпачок фляги коньяка и протянул его якуту.
— Вот скажи, в чем сила?
Петруха немедля выпил, пьяненько хихикнул и выдал:
— В бабах сила, Ванюска.
— В бабах? — озадачился Иван.
— Ага! — охотно подтвердил якут. — Смотли. Какой такой мусик без бабы? Никакой мусик. Баба нам детка лосает. Нас баба лосает. В бабах сила, однако.
— Где бабы? Какие бабы? — рядом появился Уланов и принялся вертеть головой по сторонам, словно, действительно надеялся увидеть женщин.
Иван вместо ответа протянул ему крышечку с коньяком.
— Охренели в конец... — угрожающе протянул политрук, — я вам кто или как? Это же надо так оборзеть, герои, мать вашу.
Он слегка поколебался, но все-таки выпил.
Ваня ему подсунул немецкую галетку для закуски и тоже поинтересовался:
— Вот скажите, в чем сила, товарищ политрук?
— Сила? — Уланов ненадолго задумался. — Конечно, в правде. Правда страшная сила, вот только не всегда она ... — он недоговорил и резко сменил тему. — Слушайте меня. Штрафная рота для вас закончилась. Хватит, искупили сполна...
Ваня воспринял новость со странным разочарованием. Он уже привык к штрафной роте и даже гордился своей принадлежностью к штрафникам. Опять же, Иван догадывался, что даже если его переведут в обычную часть, ничего толком не изменится — легче от этого не станет. Обычные строевые части точно так же, как и штрафники шли на смерть.
— Завтра мы уйдем на переформирование, — продолжил политрук. — На этом ваш срок закончится... — он замялся и добавил. — Должны уйти. Обязательно должны...
Ваня невольно улыбнулся.
Он уже давно убедился, что в армии на войне понятия «должны» и «обязательно» носит очень условный характер.
— Чего ты скалишься? — обиделся политрук. И недовольно бурча себе что-то под нос убрался.
Фляга очень скоро показала дно, Иван наконец расслабился и полностью примирился с действительностью. Эпизод с «тигром» даже стал ему казаться забавным.
Поспать удалось совсем немного.
А утром стало ясно, что ни на
