какое переформирование рота не уйдет, потому что немцы начали наступление.
Пикировщики волна за волной безостановочно заходили на позиции, артиллерийский и минометный огонь тоже не останавливался. За два часа немцы вывалили столько бомб, снарядов и мин, сколько не потратили за прошедшие два дня. Несмотря на окопы полного профиля, штрафная рота сократилась на треть — раненых не успевали оттаскивать в тыл.
А потом пошли танки. Обычные Т-4, но на участке своей роты Иван насчитал их целых десять.
Артиллерия с нашей стороны работала, но очень слабо и немецкие танки беспрепятственно вышли на рубеж атаки.
— Ждем, ждем... — бодро покрикивал взводный. — Карнаухов, Силантьев, Биляледдинов — не спать. Вашим ружьям эти коробочки на один зубок. А на флангах у нас противотанковые орудия — если что, помогут!
Ваня покосился на ящик, в котором стояли бутылки с зажигательной смесью. На сорокапятки, стоявшие на флангах, он не особенно надеялся.
Рык двигателей становился все громче, танки уверенно приближались. Шесть приняли вправо, а четыре полезли прямо на штрафников. Резкие, как хлопок кнута, выстрелы танковых пушек, звучали все чаще. Правда танкисты не пристрелялись и снаряды уходили с сильным перелетом.
Немецкая пехота вперед не спешила, держась за танками.
Иван аккуратно поправил коробки с лентами к немецкому пулемету и глянул на непривычное ясное небо и притворно зло буркнул:
— Отличная погода, чтобы сдохнуть.
— Однако сталый дулак был плав... — примостившийся рядом с Иваном Петруха озабоченно покачал головой. — Все плохо, совсем плохо...
— Угу... — согласился Ваня и дал для пристрелки пару коротких очередей. К своему удивлению, он был совершенно спокоен. Ни страха, ни нервозности и азарта, обычных перед боем, Иван не чувствовал ничего.
Звонко стеганула мосинка якута.
Ваня покрутил головой, разминая шею и поудобней упер приклад пулемета в плечо.
Но нажать на спусковой крючок не успел, потому что страшный грохот выбил его из сознания...
Очнулся Иван резко, без прелюдий. И сначала подумал, что в очередной раз умер и возродился. Вот только ощущения резко отличались от предыдущих попыток — что-то сильно давило на все тело.
Пошевелился и понял, что его завалило землей, хотя дышать было сравнительно нетрудно. Но раскапываться Ваня спешить не стал и сначала попытался понять, ранен он или нет. По первым прикидкам выходило — если и ранен, то несильно.
Тупо ныло левое колено и голова, больше ничего не болело.
«Уже хорошо...» — с облегчением подумал Ваня, уже собрался раскапываться, но тут услышал хорошо знакомый шепелявый голос.
— Сейсяс, сейсяс, подосди Ванюска...
Что-то зашуршало, стало значительно легче. Иван пошевелился и рывком вырвал голову из-под земли.
— Сивой, сивой... — якут быстро стряхнул с лица Вани землю и тут же зашипел. — Тихо, тихо...
Иван покрутил головой и сразу ничего не понял. Он лежал, придавленный обрушившейся стенкой траншеи. Но сверху небо закрывало что-то темное и нестерпимо воняло гарью пополам с бензином.
Присмотревшись, Ваня, наконец, сообразил, что сверху днище танка.
— Тихо, — снова зашипел Петруха. — Однако уходить нада, тихо уходить...
— А рота? — прохрипел Ваня.
Якут виновато улыбнулся и покачал головой:
— Нет усе рота. Никого нет...
Глава 18
Глава 18
Откопавшись, Иван сначала присел на корточки и подождал пока перестанет кружиться голова, а потом уже встал.
Осторожно выглянул и едва не поседел от ужаса. Позиции штрафной роты в буквальном смысле были перепаханы, все вокруг усеивали трупы. Фрицев было гораздо больше, но, судя по количеству мертвых советских солдат, штрафная рота полегла почти в полном составе.
На подступах и на самих позициях чернело несколько сожженных танков, где-то неподалеку шел стрелковый бой, но живых гитлеровцев видно не было.
— Туда идем... — Петруха показал рукой на рощицу в паре сотнях метров от изуродованных траншей, со стороны Тартолово.
Ваня кивнул, сделал первый шаг и поймал взглядом, торчащий из заваленной ячейки погнутый ствол противотанкового ружья. Ствол сжимала человеческая кисть, но самого бойца видно не было — его полностью завалило. Судя по следам гусениц, расчет ПТР старательно равнял танк.
Неожиданно, пальцы на стволе шевельнулись.
Иван резко остановился.
И сразу же неподалеку послышался разговор на немецком языке.
— Проклятая работа...
— Скажи спасибо, что не надо лезть на русские пули, как эти бедолаги... — со смешком прогнусавил хриплый голос.
— Не скажи... — согласился с ним первый немец. — Но все равно работа говенная.
— Хватит болтать! — прикрикнул третий. — Начинаем с трупов, Отто, Фриц и ты, Вилли, шевелите своими толстыми задницами. И оружие не забывайте.
Петруха дернул Ивана за рукав и показал пальцем направление движения.
Ваня снова перевел взгляд на заваленный окоп.
Пальцы еще раз шевельнулись, прошелестел едва слышный стон:
— Помогите-е-ее...
— Сука... — одними губами прошептал Ваня, пошарил глазами по земле и подобрал немецкий автомат. Сдвинул затвор, убедился, что патрон в патроннике и развернулся в сторону немецких голосов.
— Идем, дулак... — якут дернул Ивана за поясной ремень. — Он все лавно усе мелтвый...
Ваня сам прекрасно понимал, что ничем не сможет помочь заваленному бронебойщику, но совесть словно взбесилась и свирепо блажила в мозгах:
— Помоги! Помоги ему!!!
«Заткнись!!! — заорал про себя Ваня. — Заткнись, мать твою! Ничем я ему помочь не смогу!»
И все-таки смог сдвинуться с места, позволив Петрухе потащить себя по траншее в противоположную сторону от немцев.
— О, смотри, Вилли, один еще живой! — глумливо хохотнул гитлеровец позади. — Живой еще. Все-таки живучие эти русские свиньи! Ты смотри, до сих пор за свое оружие держится. Может добьем его?
— Живучие, как собаки... — в тон ответил второй. — Добить? Вот еще, делать мне больше нечего. Сам сдохнет...
— Неправильно это, — в разговор вплелся совсем юный робкий голос. — Нельзя так, надо помочь ему уйти. Он же страдает...
— Так добей сам, слюнтяй! — рыкнул первый немец. — Только не вздумай патрон тратить. Вон, русская винтовка. Приткни штыком. Штыки у них острые...
Иван опять остановился. Челюсти свело судорогой, зубы заскрипели от горя, злости и ужаса.
— Ну хорошо, хорошо... — согласился молодой. — А куда тыкать? Одна рука ведь видна.
— Куда? Ну... вроде вот здесь голова...
— Сейчас...
Раздался полный страдания стон.
Немцы весело захохотали.
— У тебя руки из жопы растут, щенок.
— Давай еще разок!
— Я не могу больше, почему он
