– Мне понадобилось немало времени, – продолжила Женевьева, – но я его нашла. Мы говорили много лет назад. Потом я пыталась с ним связаться, но безуспешно. Телефон сменился, и теперь никто не знает, что с ним.
Я опустила глаза и сложила бежевую салфетку пополам.
– Простите, я не имела в виду, что он…
– Что он вам рассказывал? – спросила Дженнифер, пытаясь разрядить обстановку.
Женевьева улыбнулась и подняла глаза вверх, вспоминая детали разговора.
– Сказал, что очень любил вас когда-то и любит до сих пор. Как в романе…
– Почему он не позвонил, не написал? – удрученно прошептала я.
Женевьева пожала плечами.
– Видимо, на то были свои причины. Мистер Грин был очень эксцентричным. Как все художники.
Я удивленно нахмурилась:
– Художники?
– Ну да. Его работ я не видела, но, насколько мне известно, у него есть, вернее была, внушительная коллекция собственной живописи и скульптуры. После войны он изучал искусство в Европе, а потом поселился на Среднем Западе, преподавал в университете.
– Женевьева, вы сказали, у него была коллекция. Что вы подразумевали?
– Он раздарил ее. Теперь картины выставлены в разных галереях. Помню, он говорил, что искусством нужно делиться.
Я улыбнулась:
– Очень похоже на Уэстри.
Дженнифер откашлялась.
– Женевьева, а Уэстри занимался скульптурой? Из каких материалов он ваял? Из глины? Из бронзы?
Я поняла направление ее мыслей. Порой на острове открывались удивительные связи.
– Точно не знаю, – пожала плечами Женевьева. – Он мало говорил о работе. Могу ошибиться, уж очень давно все было.
Потом она достала желтый блокнот и положила его на стол.
– Можно задать вам несколько вопросов? – осторожно спросила она.
– Конечно.
– Как я писала в письме, много лет назад на этом острове была убита девушка. Я пытаюсь выяснить подробности и восстановить справедливость.
Мы с Дженнифер обменялись понимающими взглядами.
– Вы служили здесь медсестрой, и в вечер трагедии у вас был выходной. – Она наклонилась поближе. – Анна, вы не видели, не слышали ничего подозрительного? Это убийство окружает завеса тайны. Остров словно бесследно поглотил несчастную. Возможно, вы – моя последняя надежда на справедливость.
– Да, – сказала я, – кое-что знаю.
Женевьева открыла блокнот.
– Что же?
Я сжала ладони, вспомнив, как Уэстри хотел сохранить это убийство в тайне. За годы раздумий я множество раз прокручивала эту историю в голове, но так и не смогла понять его мотивов. Кого он пытался защитить? Возможно, открыв секрет, я получу ответы на свои вопросы.
– Атея, – произнесла я. – Ее звали Атея.
У Женевьевы загорелись глаза.
– Да.
Дженнифер сжала под столом мою руку.
– Она была красивая девушка. Я знала Атею недолго, но в ее образе отражалась благодать острова.
Женевьева что-то записала в блокноте.
– Многие островитяне до сих пор не могут смириться с ее смертью. Старики вспоминают произошедшее как величайшее зло, случившееся на здешних довольно спокойных берегах. Поэтому я и хочу восстановить справедливость – ради нее, ради их всех.
– Я могу помочь, но придется прогуляться. У меня есть важная улика. – Я глянула в окно, где догорал оранжевый закат. – Сегодня уже поздно. Мы можем встретиться завтра утром на берегу?
– Да, – с благодарной улыбкой ответила Женевьева, – только скажите, во сколько.
– Девять тридцать вас устроит?
– Отлично. Буду ждать.
* * *
Тем вечером в сумочке Дженнифер, брошенной на балконе, зазвонил телефон. Я сидела рядом, любуясь прибоем. Волны сияли при свете полной луны.
– Милая, – позвала я, – звонит телефон.
Она выскочила на балкон в зеленой пижаме и принялась рыться в сумке.
– Забавно, я думала, что здесь нет связи.
– Да? – ответила внучка в трубку. Я с волнением вслушивалась в беседу. – Неужели?
Казалось, прошла целая вечность.
– Ах. – Она запнулась, будто ее прервали, потом улыбнулась. – Я очень вам благодарна. Спасибо. Спасибо большое. Я позвоню вам, когда вернусь в Сиэтл.
Дженнифер положила трубку и села на кресло возле меня.
– Звонили из архива, – изумленно сообщила она, – они нашли его. Художника.
Я вспомнила их разговор с Женевьевой. Неужели это возможно? Воображение Дженнифер вселило в меня надежду.
– Это не…
– Прости, бабушка, нет. Не Уэстри.
Я кивнула. Мои предположения – просто ребячество.
– Конечно.
Она проводила взглядом чайку, пролетевшую над океаном.
– Художник умер четыре года назад, – продолжила она.
– Милая, мне жаль. – Я погладила внучку по руке.
– Все нормально. – Она заставила себя улыбнуться. – Нам все же удалось разгадать загадку. Теперь я знаю, кто он. Может, получится поговорить с его семьей.
– Конечно. Жаль, что у нас нет шампанского.
– Зачем?
– Отпраздновать событие.
Дженнифер смущенно посмотрела на меня.
– Милая, ты наконец-то его нашла.
Внучка положила голову мне на плечо:
– Ты тоже найдешь. Я чувствую, все еще разрешится.
– Возможно. – Я попыталась скрыть сомнения, потому что сердце шептало, что уже поздно.
* * *
На следующее утро, после завтрака, мы с Женевьевой встретились на пляже. Она подошла к нам с бодрой улыбкой – за плечами рюкзак, из-под панамы выбиваются темные кудри.
– Большое спасибо за сегодняшнюю встречу, – поблагодарила Женевьева, когда мы отошли на приличное расстояние от отеля. – Словами не передать, как приятно приблизиться к разгадке.
– Надеюсь, так и есть, – тихо ответила я, готовясь к тому, что ждет впереди. – Расскажите, что вы уже знаете о преступлении.
– Только то, что известно островитянам, – убийца был виновен в том, что несколько местных женщин и одна медсестра-американка забеременели от него.
Китти.
Я кивнула.
– Я его не видела, было слишком темно. Но это мог быть только Ланс.
– Ланс?
– Да. С ним тогда встречалась моя лучшая подруга. Он оставил ее в ужасном состоянии, она была беременна, а сам продолжал крутить интрижки с местными женщинами.
Женевьева резко остановилась и повернулась ко мне:
– Анна, я не понимаю. Если вы знали, то почему не рассказали еще тогда? Почему никому не сообщили?
Я вздохнула, сложив ладони.
– Понимаю, звучит странно, но все гораздо сложнее. Давайте ненадолго присядем. Я расскажу то, что знаю. – Я указала на кусок древесины, лежащий на песке. До бунгало оставалось совсем недалеко.
Мы сели на серое бревно, гладко отшлифованное волнами. Я показала назад, за спину:
– Оттуда я видела, как он перерезал ей горло.
Женевьева прикрыла рот рукой.
– Я затаилась, пока он не ушел, и побежала к ней. Я держала ее на руках, пока она боролась за жизнь, но ничего не могла для нее сделать. Она умирала. Вскоре пришел Уэстри. Мы вспомнили, что у меня в сумке есть морфий. Медсестры тогда носили с собой лекарства. Морфий мог прервать ее мучения, мы это понимали. Сначала я сомневалась, но, увидев, с каким трудом она дышит, услышав бульканье в легких, поняла, что это единственный путь. Морфия было более чем достаточно, чтобы закончить ее страдания и жизнь. Она умерла у меня на руках.
Женевьева погладила меня по руке:
– Вы поступили правильно. В вашей ситуации так сделал бы каждый.
Я вытерла слезу.
– Пытаюсь убедить себя в этом всю жизнь, но в глубине души мне кажется, я могла сделать больше.
– Рассказать о преступлении?
– Да.
– Почему же не рассказали?
– Уэстри считал, что нужно молчать. Как он сказал, ради нас же самих, чтобы нас не обвинили в убийстве. Но, думаю, истинная причина была в другом. Уэстри не стал бы избегать разоблачения без особой причины.
Я посмотрела на берег, вспомнив, каким он был той ночью – уверенным и сильным. Он знал больше, чем я.
– Он кого-то защищал, – продолжила я. – Боялся, что случится нечто ужасное, если мы обратимся к начальству. Я ему поверила.
– А у вас есть предположения, почему он так поступил?
– Никаких. Вспоминаю ту ночь уже семьдесят лет, но ни на шаг не продвинулась к пониманию его мотивов.
Женевьева вздохнула.
– Вчера я вам сказала, что могу кое-что показать. Улику. Я спрятала ее в ночь убийства в надежде на то, что годы спустя она может пригодиться. Возможно, время пришло.
Я встала, Женевьева и Дженнифер последовали за мной. Внучка поддерживала меня, пока мы пробирались сквозь заросли в чащу. Подумать только, шататься по джунглям в таком возрасте. Но сейчас возраст был не важен. Значение имела лишь правда, и я всем сердцем хотела, чтобы она восторжествовала.
Я пыталась сориентироваться.
– Да, он должен быть где-то здесь.
Конечно, пейзаж изменился, но, увидев вдалеке большую пальму, я поняла, что мы близко от цели. Я ускорила шаг и подошла к старому дереву, опустилась на колени и как можно глубже зарылась руками во влажную почву. Он где-то здесь.
