Всю свою жизнь он мечтал о такой возможности. Огромная сделка или инсайдерская информация – случайный поворот судьбы, который меняет все. Однако этот разговор не был мечтой. Прямо сейчас он обсуждал бессмертную славу.
Сначала Сай подумал, что Сигги звонит поблагодарить его. В соответствии с традицией, восходящей к эпическим битвам Зевса, лидер хедж-фонда отправил в Исландию ящик шираза «Sine Qua Non the 17th Nail in My Cranium» 2005 года. Все олимпийские боги предавались возлияниям в честь своих побед. На старых картинах крылатая Ника держала чашу именно для таких минут.
И, по мнению Сая, полученный миллион долларов требовал пары бокалов.
– Сигги, «Seventeenth Nail» – это классика. Его невозможно достать.
– Спасибо, Сай. Мы с подругой поднимем бокалы в вашу честь.
– Я вам очень признателен, – сказал Лизер. – Присылайте предложения, когда захотите.
– Это плохо, – вздохнул арт-дилер.
– В каком смысле?
– У меня кое-что есть. Но сделка не быстрая.
– Все равно рассказывайте, – подгонял его Сай.
– Обстоятельства подразумевают долгосрочную перспективу. О такой возможности мечтает каждый коллекционер, но мало кто ее видит.
Несмотря на растущее любопытство, Лизер разыгрывал партию хладнокровно. За долгие годы он сотни раз слышал такое начало. «Долгосрочная перспектива» походила на большой начальный платеж и неопределенные результаты.
– Сомневаюсь, что мне захочется надолго замораживать деньги.
– Может, вы и правы. В любом случае Высокое Возрождение – не ваш профиль.
Арт-дилер, ветеран игр в «кошки-мышки», хорошо знал силу отступления.
– Простите за беспокойство.
Олавюр, сидевший по другую сторону стола Сигги, открыл рот. Столько инструктажа, их тяжкого труда, тщательно подготовленные планы – и все готово развалиться.
– Ты спятил? – произнес одними губами банкир.
Сигги понимал тревогу Олавюра. Он поднял руку и медленно опустил ее ладонью вниз.
– Давайте я сам решу, что мне интересно, – рявкнул Лизер. – Что там у вас?
– Вы слышали о «Портрете юноши» Рафаэля?
Этот простой вопрос полностью изменил характер разговора.
– Рафаэля Санти?
– Да, Сай, я говорю о Рафаэле. Рафаэле из Урбино.
– Я знаю, что нацисты стянули одну из его картин. Она все еще не найдена?
– Была не найдена.
26 августа 1939 года германская армия вторглась в Польшу. Через несколько месяцев в небольшом польском городке Сенява гестапо обнаружило тайник с картинами. Среди них было три шедевра: «Дама с горностаем» Леонардо да Винчи, «Пейзаж с добрым самаритянином» Рембрандта и «Портрет юноши» Рафаэля.
Картины принадлежали музею Чарторыйских, который находился в Кракове. Но когда началась война в Европе, принц Августин, управлявший музеем семьи, перевез их в безопасное место. Попытка оказалась тщетной. К концу 1939 года нацисты отыскали все три.
Германская армия отправила сокровища в Дрезден. И внутри Третьего рейха разразилась война за обладание. Каждый желал овладеть этими шедеврами. Леонардо да Винчи. Рембрандт. Рафаэль.
Картины попали под контроль Германа Геринга. Но сразу начались проблемы. Ганс Поссе, личный агент Адольфа Гитлера, потребовал все три. И вроде бы для фюрера. Однако в 1940 году картины каким-то образом вернулись в Краков. Там их выставил Ганс Франк, нацистский генерал-губернатор Польши.
В 1941 году картины по приказу Геринга ездили в Берлин. Но когда союзные бомбы стали падать все ближе, шедевры вернулись на восток. В конце концов они снова попали к Гансу Франку, который и хранил их вплоть до своего ареста в мае 1945 года.
Военные обнаружили Леонардо и Рембрандта, но так и не смогли отыскать «Портрет юноши» Рафаэля. Ганс Франк не раскрывал его местонахождение до самой смерти, когда был повешен за преступления против человечества.
За много лет отыскалось немного подсказок. Франк уничтожил все документы. Его подчиненные, вроде «покровителя искусств» Вильгельма де Палезьё, ничего не рассказали. Реставратор Франка, Эрнст Кнайзель, некогда утверждал, что видел Рафаэля у де Палезьё.
Но в 1965 году Кнайзель изменил свою версию, заявив, в сущности: «Я ошибся».
– Была не найдена.
– То есть? – спросил Лизер у Сигги.
– Эрнст Кнайзель реставрировал картины нацистам. Он последним видел «Портрет юноши». – Сигги помолчал. – До сего дня.
– Вы видели картину? – спросил Сай.
У него вспотела спина; главный признак хорошей сделки.
– Возможно, – зевнул Сигги, изображая неуверенность и цепляя Лизера на крючок. – Наши банки поддерживают осмотрительные отношения с клиентами. Особенно из Восточной Европы.
– Дальше, дальше, – поторопил его Лизер, не в силах сдерживать любопытство.
– Время сейчас трудное. Не только в Исландии, во всей Европе. Картины выплывают, когда людям нужны деньги.
– Сигги, что вы видели?
– Сокровище, потерянное для мира с 1945 года. Сокровище, которое может остаться заброшенным в хранилищах исландского банка еще много поколений.
– И какое это имеет отношение ко мне? – насторожился Лизер, уличная смекалка взяла верх.
– Картина требует особого покупателя.
– Ага, – усмехнулся Сай, – и как только она покажется, кто-нибудь сразу заявит на нее права.
– Нет.
– Что значит «нет»?
– Тут все чисто. Много лет назад ее нынешний владелец частным порядком договорился с музеем Чарторыйских.
– Продолжайте.
– А теперь ему требуется, так сказать, диверсифицировать свои активы.
– А почему не через «Сотбис»?
– Владелец настаивает на максимальной осторожности. И как мы оба знаем, – добавил Сигги, – большие компании не в состоянии сохранить конфиденциальность. В мире моего клиента не поощряют связи с нацистами.
– В моем тоже.
– Сай, вы упускаете одну деталь. Найти картину, потерянную для мира. Возместить ущерб, причиненный нацистами несколько поколений назад. Вы навсегда останетесь в анналах искусства. Как зовут того управляющего хедж-фонда, которого вы вечно вспоминаете?
– Стиви Коэн?
– Стиви Коэн захочет оказаться на вашем месте.
Олавюр смотрел на Сигги широко раскрытыми глазами, потрясенный тем, как его троюродный брат манипулирует Лизером.
– Сколько стоит эта картина? – спросил Сай.
– В обычных обстоятельствах – ближе к девяти знакам. Может и больше.
– Сильно.
Саю очень не хотелось признавать, что восемьдесят или девяносто миллионов ему не по краману. Похоже, он все время играет в догонялки.
– А сейчас?
– Сложно сказать. Цена договорная.
– А как я узнаю, что картина подлинная?
– Сай, у меня есть эксперты. И документ, подписанный Германом Герингом и Гансом Франком.
– Герингом!
– Его подпись подтверждена тремя независимыми экспертами, – ответил арт-дилер.
– Допустим, я получил достаточное…
– Мы можем что-нибудь придумать, – прервал его Сигги, опережая дискуссию о цене.
– То есть?
– Владелец хочет какую-то сумму вперед.
– Он возьмет расписку на часть цены продажи? – спросил Лизер, не в силах сдержать возбуждение.
– При соответствующих предосторожностях.
– Какого рода? – насторожился Лизер.
– Залог ваших акций в «ЛиУэлл Кэпитал». Процент от прибылей, пока расписка не будет оплачена. Но о таких вопросах вам нужно договариваться с ним, а не со мной.
– Все слишком просто, – возразил Сай. – С этой картиной что-то неладно.
– Полегче, – предупредил Сигги. – Вы имеете дело с предусмотрительным человеком.
– И как это понимать?
– Прежде чем владелец примет долю в вашем бизнесе, его команда изучит ваши операции, рентабельность и управление рисками. Они не отдадут «Портрет юноши» без должных проверок.
– Мы никогда не теряли деньги.
– Скажите это владельцу. И помните. Вы не станете легендой, пока его люди не изучат ваш хедж-фонд.
– Не пойдет, – ответил Лизер, испытав ужас при мысли, что ему придется раскрыть свои коммерческие тайны.
– Вам придется объяснить свои методики владельцу картины.
– Не пойдет, – повторил Лизер.
– Ничего страшного, – отозвался Сигги. – Я всегда могу найти еще кого-нибудь с деньгами.
– Дайте мне подумать, – сказал Лизер, почувствовав укол.
– Вы знаете, где меня найти. И еще одно.
– Да?
– Я не могу ждать вечно.
Сигги положил трубку и вздохнул.
– Ну, что сказал Лизер? – потребовал Олавюр.
– Он вернется.
– Когда?
– Ты же слышал, – зарычал Сигги, которому уже не требовалось сохранять сдержанность и уверенность. – Я сказал: «Я не могу ждать вечно».
– Так в чем проблема? – спросил Олавюр, заметив смену настроения брата.
– Сай может раскусить наш блеф, – отрезал арт-дилер. – Вот в чем проблема.
Он вел переговоры уверенно и невозмутимо. А сейчас маска спокойствия исчезла, и его волнение росло с каждой минутой. Олавюр начал было говорить, но Сигги оборвал его.
