Габриэль слышит, как кровь шумит в голове, и стискивает зубы: только бы не сказать ничего лишнего, только бы не совершить ошибку, за которую придется расплачиваться Лиз!
– Ты не хочешь говорить… Ты боишься, верно? Я чую твой страх, даже по телефону.
Габриэль сосредоточивается на шуме крови.
– Я знаю, что тебе это известно. Конечно, мальчишка все тебе рассказал. А ты знаешь, почему я так поступил? – Похититель умолкает, словно провоцируя Габриэля, чтобы тот задал вопрос. – Я сделал это ради тебя. Это была месть. Месть за то, что они сотворили с твоей девушкой. Они избили ее. Твою девушку. А ведь я хотел, чтобы она выглядела идеально!
– Вы уже схватили Лиз, верно? – спрашивает Габриэль. – Вы ее схватили, но тут появились эти двое и помешали вам.
– Это было отвратительно. Оба действовали так жестоко. А я сглупил. И струсил. Я не хотел, чтобы меня увидели, и спрятался в кустах. Я должен был остаться рядом с ней, не оставлять ее одну. Я ненавидел этих мальчишек за то, что они заставили меня так себя чувствовать… заставили меня чувствовать себя глупым и трусливым… – Вал стонет, будто сама мысль об этом до сих пор мучает его. – Но теперь мне намного лучше.
– Потому что вы перерезали своему обидчику горло… – бормочет Габриэль.
– О нет! Нет-нет. Это не главное. Я спас ее. А его – наказал. А главное, я видел, как он умер. Видел каждую секунду его смерти, видел, как жалкая, дерьмовая жизнь капля за каплей сочится из его тела. Я смотрел ему в глаза, до последнего мгновения. И он видел, что я это вижу. Последним, что он увидел, была моя улыбка. Я смеялся над его смертью. Вот это – месть, понимаешь? Это месть.
– А Верена Шустер, мать второго парня? Почему вы убили ее?
– В сущности, ее я тоже убил для тебя, – помолчав, осторожно произносит Вал.
– Для меня?
– О да. Я хотел тебе помочь.
– Это… безумие какое-то, – огорошенно говорит Габриэль.
– Безумие? Нет, я сохраняю ясность рассудка. Но безумцы обычно не вызывают проблем, знаешь? Все дело в нормальных людях. Кому как не тебе это понимать. И все же ты старательно делаешь вид, будто ты один из них. Один из этих нормальных.
Рука Габриэля судорожно сжимается на телефоне, воспоминания вспыхивают и гаснут в его усталом сознании: смирительная рубашка, ремни, лицо Дресслера…
– Я всего лишь тот, кто строит для тебя золотой мост, – шепчет Вал. – И когда ты пройдешь по этому мосту, то обретешь самого себя. Когда-нибудь нам всем придется вернуться к исходной точке. К тому, с чего все началось.
– Зачем вам все это? Что вам от меня нужно?
– Я хочу, чтобы ты вспомнил. Чтобы ты понял, что натворил. Я хочу, чтобы ты вспоминал о случившемся, вспоминал днем и ночью.
– Но Лиз тут вообще ни при чем. Выведите ее из игры!
– Как трогательно! – В голосе похитителя вдруг звучит злость. – Может, хватит болтать? Неужели ты сам веришь в эту голливудскую героическую чушь? Ты думаешь, что этим можно чего-то от меня добиться? Сам ведь понимаешь, что все это благородное дерьмо со мной не пройдет. В том-то и дело, что Лиз тут ни при чем. Это поможет тебе вспомнить!
– Сейчас я ничего не помню. И если ты… – Габриэль осекается и поспешно исправляет ошибку: – Если вы хотите, чтобы я вспомнил, то скажите же мне наконец, что произошло той ночью, и, может быть, тогда я пойму, что вам от меня нужно.
– Нет уж, я не собираюсь облегчать тебе задачу. Придется тебе помучиться, если хочешь когда-нибудь увидеть свою девушку.
– А знаете что? – Габриэль уже не может сдерживаться. – Вы живете в собственном больном мире, и кто знает, может, и сами понятия не имеете, что действительно произошло той ночью. Я не понимаю, чего вы от меня хотите. Вы считаете, будто я виноват в чем-то, что с вами случилось. Хорошо. Я же не спорю! Но пока вы пичкаете меня вот такими дерьмовыми намеками, все это не имеет ни малейшего смысла…
Ответом ему служит гнетущая тишина.
– Так значит, ты мне не веришь? – спрашивает Вал.
Габриэль уже сожалеет о сказанном. Может быть, он зашел слишком далеко и тем навлек на Лиз опасность.
– Ну хорошо. – В голосе Вала опять слышится безграничное спокойствие. – Ты помнишь свою пижаму? Ту, с Люком Скайуокером на груди?
«Пижама. Он знает о пижаме!»
«Ну и что? Ты постоянно носил ту дурацкую пижаму».
– На поле́ куртки, – продолжает Вал, – остался кровавый отпечаток. Ты схватился за нее рукой, спускаясь в подвал.
«Этого быть не может. Этого он не может знать».
«О господи… Он там был».
– Да кто же вы такой?! – хрипло шепчет Габриэль.
Нет ответа.
– Что вам известно? – Голос Габриэля дрожит. – Алло?
– «Carpe Noctem», – говорит Вал.
Затем слышится щелчок, и связь прерывается.
Глава 33
Берлин, 19 сентября, 16: 25
Звонок Вала полностью выбил Габриэля из колеи. Он даже не подозревал, что стоит на краю пропасти. Что ж, теперь он падал в бездну.
Влияние этих слов было невероятно мощным – Габриэль точно принял слишком много кокаина. Сердце бешено колотилось, мысли роились в голове, по телу проходила дрожь, как бывает при высокой температуре, сознание путалось от нехватки сна.
Мобилизовав последние резервы организма, как наркоман в поисках спасительной дозы, Габриэль вышел на улицу и купил снотворное.
Он провалился в сон, как в смерть.
Проснулся он в пижаме. Удивительно, почему она до сих пор ему по размеру? Курточка с Люком Скайуокером свободно болталась на его груди – груди одиннадцатилетнего мальчика. Языки пламени взвивались к багровеющему ночному небу. Дом пылал, но Габриэль знал, что ждать нельзя. Нужно было вернуться. Босиком по раскаленной плитке, пальцы правой руки сжимают полу куртки.
Дверь распахнута, дверной косяк полыхает, за порогом – первая ступенька лестницы. И Габриэль спускался по этой лестнице, ступенька за ступенькой, посреди всего этого жара, среди огня, а лестница все не заканчивалась, хотя он преодолел уже тысячу ступеней. Габриэль оглянулся – порог дома был прямо за ним, а в дверном проеме стоял пожарный – или то был полицейский? Мужчина протянул ему руку. Лицо полицейского было ему знакомо, но он не хотел брать этого человека за руку, начал отбиваться, помчался вниз по этой нескончаемой лестнице, споткнулся… На ноги он поднялся уже в лаборатории. Его охватила паника. Никто не должен был знать о папиной лаборатории, даже полицейский!
А потом сон порвался, как туго натянутая струна, и Габриэль вскинулся в холодном поту.
На часах светились цифры 14: 27. Он проспал почти шестнадцать часов. Ноги затекли, но ему удалось встать. Из зеркала на него смотрел кто-то незнакомый, и потребовалось немало холодной воды, чтобы прогнать этого чужака.
Что там сказал Вал? «Carpe Noctem»? Что это вообще значит?
Габриэль попытался упорядочить хаос в своей голове. То, что Вал упомянул о пижаме с Люком Скайуокером, ужаснуло Габриэля. Пижама была единственным, что ему и Дэвиду удалось спасти из прежней жизни. А кровавое пятно на поле курточки стало отметиной, в которой запечатлелся ужас той ночи. И хотя Габриэль не помнил, когда и как этот отпечаток появился, он знал, что раньше этого пятна на пижаме не было.
Голос Вала эхом отдавался в его мыслях: «На поле куртки остался кровавый отпечаток. Ты схватился за нее рукой, спускаясь в подвал».
Подвал… Значит, это не примерещилось ему в кошмарах, той ночью он действительно спускался в подвал. А лаборатория? Там он тоже побывал? Может быть, все дело в лаборатории? Но что там делал этот Вал? Как он вообще очутился в доме? И почему у Габриэля была кровь на пижаме? Может быть, то была вовсе не его кровь?
В приюте пижаму не раз стирали, чтобы вывести кровавый отпечаток ладони – красное пятно бледнело, но с ним блекло и изображение Люка Скайуокера. Невзирая на выцветшую ткань и связанные с этой пижамой ужасные события, пижама с Люком была единственным напоминанием об их прежней жизни, и потому и Габриэль, и Дэвид относились к своим пижамам, как к настоящему сокровищу.
Сохранил ли Дэвид свою пижаму?
При мысли о брате сердце Габриэля болезненно сжалось. Та ночь должна была сблизить их – и все же почему-то именно она их разлучила.
Впервые в жизни Габриэль пожалел о том, что тогда запер Дэвида в комнате. Может, брат рассказал бы ему, что случилось той ночью. И Габриэль до сих пор не знал, что брат слышал оттуда, а что нет.
Может быть, стоит поговорить с ним об этом?
Габриэль оделся: черные джинсы, темный свитер, простая черная кожаная куртка, скрывающая лицо бейсболка.
Терять было больше нечего, а Дэвид оставался его последней надеждой получить хоть какую-то информацию, которая могла бы пробудить в нем воспоминания.
И потому Габриэль вышел из гостиницы и пешком направился к брату. После смерти Йонаса он бросил «крайслер» на боковой улочке – на тот случай, если продавец в киоске вспомнит минивэн, в котором на его глазах Йонас куда-то уехал.
