он блефовал. Ему удалось установить только часть правды: о том, что она прожила эти два года в Чили, а еще тот факт, что ее отец теперь был не столь уж и богат. Все остальное он сложил, как простейший пазл и, похоже, попал прямиком в яблочко.
– Убирайся, – выдохнул устало, понимая, что ей нечего возразить. Ненавидя ее за то, что оказался прав. Ненавидя себя самого за то, что из-за нее потерял единственную женщину, которая любила его по-настоящему.
– Ты можешь выгнать меня, – наконец нарушила молчание Юля и в ее по-прежнему дрожащем голосе теперь слышалась поразительная решимость, – но ведь у нас сын… не поступай с ним так…
Он презрительно скривил губы. Она все еще думала, что он такой наивный дурак?
– Об этом ребенке я буду говорить с тобой не раньше, чем проведу тест на днк.
Она мигом прижала к себе сына, словно желая его защитить, укрыть собой…
– Я не позволю так поступать с ним! Не допущу, чтобы он проходил через унизительные тесты!
– Тогда попытай счастья где-нибудь в другом месте, Юлечка. Может, кто-то и поверит тебе на слово… например, Лев?
Ее затрясло. С запоздалой гордостью она подхватила на руки ребенка и пошла прочь…
– Не забудь оставить ключи на столике в прихожей, – бросил он ей вслед. – У тебя больше нет права заявляться сюда без приглашения.
Что-то громко звякнуло в ответ, ударившись о пол, резко хлопнула дверь…
Он улыбнулся.
Глава 38
Самое сложное в любом деле – это просто начать.
Сейчас, когда я наконец узнала правду, пора было заняться всем тем, что планировала и чего хотела. Отбросить в сторону очередное разочарование, не думать о том, что тянуло на дно, встать с колен и просто начать действовать.
Я больше не могла и не хотела на кого-то надеяться. Я больше не собиралась строить свою жизнь вокруг другого человека, ведь ясно увидела, сколь низко это ценится, сколь сильно уничтожает меня саму, как самостоятельную единицу.
Но и сказать было куда проще, чем осуществить. Не имея никакого опыта, а умея только работать руками, я еще не совсем понимала, что делать и с чего вообще начать…
В верном направлении меня подтолкнуло воспоминание о Стамбуле и о том, как запах выпечки привел к моему дому внука доктора Чилика. В конце концов, все ведь достаточно просто: чтобы начать продавать, нужно сделать так, чтобы о тебе узнали.
Я начала с малого. Попросила маму рассказать обо мне на работе. Пообещала цены ниже магазинных и скидки – на большие заказы. Пообщалась с соседями, с которыми сталкивалась во дворе во время прогулок с дочерью, вскользь рассказывала о том, что пеку и часто угощала местную детвору. И, в конце концов, завела страницы во всех возможных соцсетях, там же подключив к делу рекламу – и все это стало приносить свои первые плоды.
Я как раз работала над большим заказом на день рождения соседского ребенка, когда в дверь неожиданно позвонили. Кондитерский шприц дрогнул в моих руках, смазав рисунок, который я кропотливо наносила на торт.
– Черт, – выругалась с досадой, глядя на испорченный штрих.
– Чет! – радостно повторила за мной Лилиана в меру своих ораторских способностей.
Я покачала головой:
– Забудь это слово.
Но дочь только радостно захлопала в ладоши, повторяя:
– Чет, чет, чет!
Прекрасно. Хорошо еще, что букву «р» она не выговаривала, а то призвала бы на нашу голову эту самую нечисть, чего доброго.
Впрочем, подойдя к двери и отворив ее, я поняла, что мы с Лили были не так уж и далеки от истины.
– Действительно черт, – коротко прокомментировала я, обнаружив на пороге Кирилла.
– Чет, чет! – донеслось вдохновенно с кухни.
Кирилл приподнял брови.
– Это что? Лили ругается?
– Она познала истинную суть своего отца, – парировала я, сложив на груди руки. – Что тебе нужно, Кирилл?
– Могу я войти?
– Нет. Я занята.
– Тем, что учишь нашу дочь ругательствам?
Я выразительно закатила глаза, давая понять, что у меня нет времени на эти пустые разговоры, но не удержалась от ответной шпильки:
– И что? Будешь снова угрожать отобрать у меня ее, потому что я плохая мать и учу дочь дурному?
– Ты – самая лучшая на свете мать.
Эти слова обезоружили в один миг. Боевой запал стих, осталась лишь тупая боль где-то там, слева. От того, что он был настолько рядом – только протяни руку. От того, что мы стояли друг напротив друга, но были при этом дальше, чем если бы находились в разных городах, а то и странах.
– Ты пришел, чтобы мне это сообщить? – наконец выдавила из себя, не в силах терпеть это напряжение, это молчание.
– Я пришел, потому что соскучился. И еще по миллиону иных причин.
– Боюсь, у меня нет времени слушать их все.
– Софи…
Вопреки обозначенным мной границам, он раскрыл дверь шире, шагнул внутрь, заставляя меня автоматически попятиться, отступить вглубь квартиры.
– Мы так и не поговорили толком.
– А тебе есть, что нового мне сообщить?
Он поморщился, выдавая владевшую им досаду. Я помнила это выражение его лица: точно таким же оно было, когда в бизнесе что-то шло не так, как он запланировал. И в этот момент мне все стало ясно – проблему с Юлей решить он так и не сумел.
– Она наотрез отказывается делать тест на днк. Но я уверен, что этот ребенок – не от меня.
Мне не хотелось все это слушать. Не хотелось даже упоминания об этой женщине, ради которой меня растоптали, как грязь. Я почти зажила нормальной жизнью и совсем не хотела впускать в нее прежние проблемы, снова погружаться в переживания, отнявшие столько сил и нервов…
– А разве ты не должен быть в восторге? – процедила с горечью, устало прикрыв глаза, потому что была не в силах смотреть на того, кто все еще заставлял сердце биться сильнее и громче. – Любовь всей твоей жизни родила тебе ребенка – что может быть лучше?
Я услышала, как он издал негромкий смешок и от этого горлового, чувственного звука кожу мигом атаковали мурашки.
– Похоже, она мыслила точно так же. Вот только не учла, что я изменился. И твердо осознал, кто настоящая любовь всей моей жизни.
Он не касался меня, даже не пытался приблизиться, но его слова проникали и отравляли так глубоко, как не смогло бы и физическое воздействие. Потому что он дотрагивался сейчас не до тела – до души.
– Это не отменяет того факта, что ее ребенок может
