в советской Академии наук. Юрген разумно отказался от такой чести: узнав об этом, нацисты получили бы еще один повод его убить. В Берлин он вернулся, по его словам, “в полной уверенности, что сможет вскоре снова встретиться с товарищами в Германии”. Уверенность обернулась иллюзией, а реальность дала о себе знать, когда Юрген получил указания тайно вывезти оставшиеся средства КПГ из Германии и положить их на счет в голландском банке. Нацисты расстреливали его друзей и политических соратников. Берта засыпала его письмами, слезно умоляя приехать, пока не поздно, в Великобританию. 15 сентября 1935 года, после ежегодного съезда НСДАП в Нюрнберге, рейхстаг принял “Закон о гражданине Рейха”, лишив евреев права на гражданство Германии. Став чужаками в родной стране, утратив надежды на новую волну коммунизма и наблюдая усугубление антисемитской истерии в Германии, Юрген с Маргаритой покинули свое укрытие и бежали. Через три дня после приезда в Лондон Юрген связался с британской коммунистической партией.
Семья воссоединилась, но с прежней жизнью нынешние условия были несопоставимы: все ютились в тесной трехкомнатной квартире на севере Лондона. Эта первая семейная встреча с 1929 года, шумная и бурная, тем не менее была проникнута печалью: “Мы все тосковали по дому детства, по родному пейзажу”. Близкие Урсулы, узнав, что она ждет второго ребенка, считали, что его отец – Руди. “Лгать мне не пришлось”, – писала она в дальнейшем, столь интересным способом оправдывая свой “омерзительный обман”.
После семейной встречи она отвела Юргена в сторону, поведав ему всю правду. Они с братом были близки, как прежде, и сохранили прежнюю тягу к соперничеству. Она рассказала, что в Китае у нее случился роман (не уточнив с кем), что Руди не был отцом ребенка, которого она носит, и знал об этом. Назвав ее “невыносимой”, Юрген пообещал никому об этом не говорить. Возможно, его словоизлияния было трудно остановить на бумаге, но он умел хранить тайны, и Урсула безоговорочно ему доверяла.
Все дети Кучински в той или иной мере впитали левые взгляды. Бригитта, ближайшая по возрасту к Урсуле, уже была членом коммунистической партии. После отчисления из Гейдельбергского университета за то, что она ударила лидера студенческого отделения гитлерюгенда, в сентябре 1935 года она бежала в Великобританию. Даже самая младшая из сестер, Рената, “с гордостью называла себя коммунисткой”. Политические симпатии беженцев не остались без внимания.
МИ-6, британская служба внешней разведки, открыла досье на Юргена еще в 1928 году, когда он начал писать для коммунистических газет. Роберт, paterfamilias, преподававший теперь в Лондонской школе экономики и проводивший исследования для правительства, также подозревался в симпатиях к большевикам. МИ-5, служба безопасности, внимательно присматривалась к переселившейся в Великобританию семье немецких леваков. В дальнейшем британские разведслужбы соберут на Кучински целых девяносто четыре досье. Иммиграционные власти Британии отметили, что Урсула прибыла из Ленинграда, – и так она впервые попала на радар МИ-5.
Через несколько недель на британских берегах оказался Руди. Он был не очень доволен встречей с полковником Туманяном в Москве. “Я хотел заниматься в будущем независимой [разведывательной] работой и пройти необходимое для этого обучение. Это желание выполнено не было, но обещания прозвучали”. Его решение работать на советскую разведку было результатом политического выбора, но имело и личную подоплеку. Руди все еще любил Урсулу и “не оставлял тщетной надежды на их примирение”. Он не собирался отказываться от своего сына. Туманян дал Руди указания сопровождать Урсулу в Польшу и помогать ей.
Они отправились в путь в январе 1936 года с важным пополнением. Ольга Мут умоляла Урсулу взять ее с собой. Рената была уже подростком, и няня ей не требовалась. В Польше Олло присматривала бы за Мишей и заботилась о новорожденном, когда он появится на свет. Урсула с радостью согласилась. Ольга Мут заботилась о ней с трех лет. “Между мной и Олло всегда была особая связь”, – писала Урсула.
Польша была в смятении. Находившийся у власти Йозеф Пилсудский, диктатор правого толка, только что умер, оставив стране правительство, которое было решительно настроено против Советов и намеревалось искоренить коммунизм, уже почти полностью вытесненный в подполье. Антисемитизм в Польше набирал обороты. Поляки готовились к переговорам с Гитлером о совместном нападении на Советский Союз. Это был далеко не лучший момент для разведчиков-коммунистов в Польше, или, в определенном смысле, напротив, весьма удачный.
Гамбургеры сняли квартиру в Анине, под Варшавой, а Руди, обратившись за помощью к двум польским архитекторам, нашел работу. Урсула начала учить польский и впервые собственными руками собрала передатчик, спрятав его в деревянный ящик от граммофона, откуда вынула механизм. Однажды ночью она “впервые взялась за ключ в тусклом свете нашей квартиры”. Две минуты спустя из России, без каких бы то ни было помех, последовал ответ.
Один из старших офицеров 4-го управления, болгарин Стоян Владов, уже создал агентуру из польских информаторов под кодовым названием “Монблан”. Бывший музыкант, игравший в оркестре кинотеатра, Владов вступил в компартию в 1914 году, отсидел пять лет в тюрьме за незаконную торговлю оружием, учился военному и разведывательному делу в Москве и работал теперь на большой садоводческой ферме, выращивая розы, занимаясь шпионажем для Красной армии и поддерживая польских коммунистов. Раз в месяц Урсула встречалась с ним в Кракове, забирала его разведывательные трофеи, возвращалась в Варшаву и передавала их в Москву. “Предполагалось, что я буду его консультантом”, – писала она. Владов не хотел никаких консультаций, да и не нуждался в них.
Урсула заскучала. После волнений и опасности в Китае здесь ее жизнь казалась почти обыденной: она либо ездила за указаниями к Владову, либо сидела в квартире, шифруя и передавая сообщения и готовясь к рождению второго ребенка. Шпионская деятельность Руди была еще более скудной. Он периодически чинил передатчик и выполнял “общий ремонт и техобслуживание”, но никаких более ответственных задач Центр ему не доверял. “Несколько раз он настаивал на отправке собственных сообщений, спрашивая, когда он получит возможность приехать в Москву на курсы разведчиков, чтобы заниматься самостоятельной разведработой”. Москва реагировала в ответ с “неизменным пренебрежением”. Руди настойчиво выражал желание стать шпионом, но Красной армии в тот момент он был не нужен.
Как и Урсуле. “Мы с Руди ладили по-товарищески, не ссорились”, но их отношения были холоднее польской зимы. В то время маленький Миша ощущал лишь “невероятное счастье, что семья снова вместе”, а много лет спустя удивлялся, как его отец выносил “немыслимую муку этого маскарада”. Номинальный муж, Руди не притворялся, что предстоящее появление второго ребенка доставляет ему удовольствие. Урсула часто думала о Йохане
