Жан Катала, работник французской миссии, так писал в своих воспоминаниях:
«Я не понимал, как человек, который вчера с такой высоты взирал на карту мира, мог опуститься сегодня до примитивного антикоммунизма. Однако обе стороны медали были присущи де Голлю, и только после долгого отсутствия на политической сцене он обрел взвешенность во внутренней политике: в 1958 году ему достало ясности ума и мужества, чтобы публично высказать сожаление о том, что он называл французских коммунистов „сепаратистами“. В 1944 году генерал был еще слишком молод…
Когда я в „Метрополе“ одевался для вечернего приема в Кремле, почти все в нашем посольстве считали, что договор не будет подписан.
… Мы очутились в залитой светом множества люстр огромной зале… уходил вдаль бесконечный накрытый стол с сидящими за ним гостями… Краем глаза я замечаю де Голля, Гарримана в белом галстуке, пенсне Молотова… чьи-то маршальские погоны и, наконец, Пуяда, незаметно указывающего мне пальцем на пустой стул справа от него. Я надеялся увидеть Сталина. Впрочем, его отсутствие объяснимо: поскольку договор не будет подписан… неожиданно, как из-под земли, появляется приземистый мужчина с совершенно седыми волосами и усами с проседью. Да это же Сталин! Значит, он присутствует на приеме?..
Сталин провозглашает несколько тостов подряд… внезапно становится серьезным: „В газетах по поводу и без повода пишут о героизме. Только на фронте знают, что такое настоящий героизм. Фронтовики говорили мне, что французские пилоты — герои. Я пью за летчиков полка „Нормандия — Неман“. Я пью за вас, полковник Пуяд, командира этого полка и вскоре, я надеюсь, дивизии“. Тяжело ступая, Сталин подходит к дальнему концу стола, где мы сидим. Пуяд встает, идет ему навстречу. Сталин продевает свою руку с бокалом под руку Пуяда, выпивает шампанское и целует полковника. Таков ритуал тоста „на брудершафт“, после которого можно переходить на „ты“. Из всех присутствующих одному Пуяду выпала такая честь.
…Впереди меня Сталин то и дело поворачивается к сидящему рядом де Голлю… Де Голль встает, затем, через мгновение — Сталин, и весь зал поднимается, как по команде. Де Голль громко благодарит, говорит, что уже поздно, что его поезд уходит через несколько часов, величественно произносит: „До свидания, господин маршал“, протягивает руку. Сталин говорит почти просительно: „Есть еще один фильм“, берет протянутую руку в свою, долго жмет ее, задрав голову и глядя в глаза ледяного гиганта. Сцена завораживает: два великих политика оценивают друг друга, возможно, испытывают уважение или зависть друг к другу: один — потому, что у него никогда не будет абсолютной власти, другой — потому, что абсолютная власть не позволяет ему познать ничего другого. В течение нескольких секунд что-то произошло между французским генералом и азиатским деспотом…
… Сталин обращается к Пуяду: „Сколько дивизий сейчас в вашей армии?“ — „Восемь“. — „У великой нации 1793 года всего восемь дивизий?“ Он поднимает бокал: „Выпьем за восемьдесят дивизий французской армии! За великую Францию!“ Всего лишь клише? Но они трогают меня: все-таки они напоминают о престиже, которого, правда, мы больше не заслуживаем, но надежда на возрождение не погасла и после разгрома 1940 года.
Снова заходит Молотов. Короткие переговоры со Сталиным. Затем диалог с Пуядом возобновляется. Довольна ли „Нормандия — Неман“ самолетами? Пуяд говорит о технических достоинствах самолетов Як. Рядом Яковлев пьет молоко. Сталин настаивает: в СССР есть самолеты, огневая мощь которых возрастает за счет сорокамиллиметровых пушек… Пальцем он осторожно снимает пепел с ордена „За боевые заслуги“ на груди Пуяда: „Ты молодец!“…
Снова тенью появляется Молотов. Он держит в руках какую-то бумагу. Сталин читает, далеко отставив лист, кивает головой в знак согласия, возвращается к нашей группе: „Господа, франко-советский договор скоро будет подписан“.
Позднее Гарро рассказал мне о том, что происходило за кулисами. В комнате, где велись переговоры, Молотов выдвигал все более примирительные формулировки признания Люблинского комитета. Во французском посольстве де Голль, сидя за столом у холодного камина, ждал сообщений, читал текст, доставленный из Кремля Дежаном или Гарро, правил его, зачеркивал некоторые фразы и отсылал обратно… Документ, который Молотов давал читать Сталину в свой последний заход, просто назначал дату — 28 декабря, когда газеты должны были объявить о прибытии в Польшу Фуше, без указания какого-либо иного его титула, кроме военного звания.
„Ваш генерал упрям, я тоже. За это я его и уважаю“, — сказал нам Сталин, покидая прием.
„Партия была выиграна в тот момент, когда я покинул Кремль“, — ответил де Голль на мои почтительные поздравления по возвращении в посольство»[149].
Договор был подписан в 5 утра. Это было первое соглашение, подписанное с де Голлем и первое после подписания соглашения о формировании авиагруппы «Нормандия» на советском фронте. Договор действовал до 1955 г. и был денонсирован СССР в ответ на отмену западными державами оккупационного режима в ФРГ и ее вступления в НАТО.
Любопытен обмен мнениями, произошедший до подписания договора:
«Де Голль говорит, что, в сущности, причиной несчастий, постигших Францию, было то, что Франция не была с Россией, не имела с ней соглашения, не имела эффективного договора. Во-вторых, Франция не была в таком географическом положении, которое дало бы ей хорошую позицию против Германии. Короче говоря, французы были отброшены на плохие границы».
И по поводу трений по польскому вопросу:
«Если бы позиция Французского правительства в 1939 г. была более уступчивой в польском вопросе, то немцы не были бы во Франции, а Советский Союз не был бы вынужден вести четвертый год эту войну»[150].
Франция была включена союзниками в состав Европейской Комиссии и стала четвертой державой, участником послевоенного урегулирования. Рейнские области были оккупированы, но не аннексированы и управлялись французами до 1955 г., так же как Саарская область, которая существовал в виде протектората до 1957 года. Французские войска были расквартированы в Германии до 1989 г. Ныне на территории Германии располагается один французский батальон в составе франко-германской бригады.
Среди других вопросов, решенных между Сталиным и де Голлем, был вопрос завершения формирования французской авиадивизии в СССР:
«Сталин спрашивает, достаточно ли у де Голля летчиков.
Де Голль отвечает, что у него очень мало летников, а те летчики, которые находились во Франции, нуждаются в переобучении, так как они четыре года не летали, а кроме того, не знают современных самолетов.
Сталин говорит, что на нашем фронте хорошо сражается авиационный полк „Нормандия“, укомплектованный французскими летчиками.
Де Голль говорит, что ему это известно и что французы гордятся своими летчиками, сражающимися в России против немцев.
Сталин говорит, что это хорошие летчики и что если де Голль нуждается в летных кадрах, то мы могли бы возвратить этих летчиков во Францию.
Де Голль говорит, что, сражаясь здесь, в России, эти летчики приносят большую пользу общему делу.
Сталин говорит, что если бы было достаточно кадров, то мы развернули бы из этих летчиков дивизию.
Де Голль говорит, что он может дать для этого людей.
Гарро добавляет, что во Франции большое количество молодых людей, которые хотели бы научиться летать.
Сталин говорит, что, вероятно, во Франции мало летных школ.
Де Голль отвечает, что там мало школ, а кроме того, мало материальной части»[151].
Тем самым среди прочих вопросов Сталин прекратил дискуссии между советским и французским командованием по поводу формирования французской авиадивизии, которые велись с 1943 г. Дивизию было решено создавать в форме, предложенной французами, — два полка истребителей и один бомбардировщиков.
16 декабря генерал Пети телеграммой уведомил командование французских ВВС в Париже, что «Маршал Сталин лично утвердил структуру воинской части»[152].
15 человек, ранее получившие отпуска, получили разрешение все-таки отправиться в отпуск во Францию. И среди них подполковник Пуяд, с поручением обсудить условия формирования авиадивизии в штабе ВВС. Командование полком «Нормандия — Неман» было передано Луи Дельфино, произведенному в подполковники.
К сожалению, в Париже Пьер Пуяд попал в аварию, как раз тогда, когда ехал в штаб ВВС на заседание, посвященное формированию дивизии.
Французская авиадивизия на советском фронте
Формирование французской авиадивизии в СССР никогда не освещалось ни во французской, ни в советской литературе. Само это событие осталось в тени «Нормандии — Неман», и летчики, попавшие в дивизию, но не попавшие на фронт, даже не могли объяснить, где же именно они служили.
