Принимая от мужчин маленькие подарки, Марина не чувствовала никаких угрызений совести. Она была хозяйкой положения: хотела – приглашала в гости, не хотела – отказывала. Мужчина должен был платить за доставленное удовольствие. Уходя от Адамяна, Марина чувствовала себя опозоренной.
В этот раз за сделку пришлось платить ей.
Хотя Ашот оказался вполне мил.
Встретив ее в своем офисе в десять утра, он велел секретарше приготовить кофе, принести фрукты и пирожные.
Марина глазела по сторонам, не в силах прийти в себя от такой роскоши. Кабинет был шикарным: с кожаным диваном, массивным столом, заставленным какими-то невероятными пресс-папье из малахита, хрусталя и сверкающего хрома. На стенах висели десяток фото со знаменитостями, а на одной, занимавшей самое почетное место, Адамян пожимал руку президенту.
Приткнувшись на диванчик, ошалевшая Марина хлопала ресницами и все норовила сунуть ему свой диск.
– Алексей-то в курсе, что ты ко мне поехала? – осведомился Адамян.
– А должен бы?
– Ну, мало ли…
– Он на съемки уехал в Петербург, – быстро ответила Марина и снова протянула ему квадратную коробочку: – Может, вы послушаете…
Адамян взял диск и презрительно усмехнулся.
Марине показалось, что он радуется отъезду Залевского.
Компьютер уютно зажужжал сидиромом, сожрав диск. Ашот поелозил по столу мышью, и вскоре из колонок грянули первые аккорды.
Ашот поморщился и убавил звук.
Две первые песни Марина просидела в напряженном молчании, потупив взор.
Ашот тоже не проронил ни слова, мрачно барабаня пальцами по столу.
– Там дальше будут песни повеселее, – робко вставила Марина. – Просто это такие, для души… Я хотела…
– Что ты волнуешься, э? – ухмыльнулся Ашот. – Нормальные песни. Сладенькие, конечно, но для девочек хорошо. Ты сама пишешь?
– Да. А что? Плохо?
– Э, я сказал – хорошо. Что ты сразу в слезы? Как девочка маленькая…
Кавказский акцент снова прорезался в его речи, и это показалось Марине хорошим знаком. Она приободрилась и отщипнула от грозди винограда ягоду. Положив ее в рот, Марина увидела, что Адамян смотрит на нее с улыбкой.
Не дослушав диск, Ашот выключил проигрыватель и задумался.
– Денег я тебе дам, – сказал он. – Все это, конечно, надо переписать. Звук ни к черту. Ну, это я тебя с нужными людьми сведу. Позвоню… послезавтра. Завтра я по делам уеду. Так что ни о чем не волнуйся.
– Спасибо огромное! – воскликнула Марина и, подскочив с дивана, проворно оббежала стол. Чмокнув Ашота в щеку, она рассмеялась и снова повторила:
– Спасибо!
Адамян закивал, как китайский болванчик. Улыбка на его лице была какой-то неестественной, а глаза горели дурным огнем..
– Так отблагодари старика Ашота. А Ашот о тебе позаботится… Ты разденься, девочка, а я посмотрю на тебя.
При этих словах Марина, которая втайне надеялась, что приговор будет отсрочен, рухнула с небес на землю:
– Что?
– Платье сними.
Голос Адамяна стал злым, каркающим, а мясистые губы вытянулись в тонкую прямую линию. Она смотрела на него, не двигаясь несколько секунд, пока он нетерпеливым жестом не перечеркнул платье по диагонали.
И тогда она, сглотнув подступивший к горлу комок, стала раздеваться.
Оставшись в одном белье, она остановилась, прикрывшись руками.
– Дальше, – велел Ашот. Его голос был хриплым.
Марине очень хотелось представить себя кем-то вроде Деми Мур, роскошно снять лифчик и трусики, швырнув их через всю комнату шикарным взмахом ноги, но от стыда и волнения она страшно зажалась…
Лифчик упал на пол, в трусиках она просто запуталась.
Сжавшись под его пристальным взглядом, Марина покраснела и зажмурилась, чувствуя себя куском мяса, выставленным на продажу.
Сейчас он подойдет и станет лапать…
Чиркнула спичка.
Ашот не двинулся с места.
Она открыла глаза через минуту и посмотрела на него.
Адамян, развалившись в кресле, курил сигару и разглядывал ее без всякого выражения на лице, и даже взгляд был тухлым, как будто газету читал. И только когда их взгляды встретились, он одной рукой поманил ее к себе, а другой дернул молнию под объемистым животом. Когда Марина приблизилась, Ашот схватил ее за шею и силой пригнул к полу. Его вздыбленное естество ткнулось в щеку, а потом погрузилось ей в губы…
– Д-да, – выдохнул Адамян.
В дверь постучали.
Марина было дернулась, но властная жесткая ладонь надавила на затылок, не позволив ей прерваться. Давясь, она елозила губами по твердому члену, с трудом подавляя рвотные спазмы.
– Ашот Суренович, можно?
Голос был женским, и, судя по всему, принадлежал секретарше.
Марина на миг остановилась, но руки Адамяна безжалостно возобновили ритм.
– Что там, Тамара?
Его голос был бесстрастным.
Секретарша сделала вид, что не видит голую Марину, стоящую на четвереньках у кресла начальника. Большего унижения Марина не испытывала никогда.
– Бумаги на подпись.
– Оставь. Карен звонил?
– Пока нет. Что-нибудь нужно?..
Позже Марина припомнила этот бесстрастный голос робота.
В приемной, когда она выскользнула из кабинета насытившегося Адамяна, вышколенная секретарша подала шубу с безукоризненной улыбкой и так же вежливо проводила до такси.
– Всего доброго, – пожелала она на прощание, улыбнувшись, как Снежная королева.
Уезжая, Марина подумала, что для нее подобные сцены наверняка не в диковинку.
Машина катила к Арбату, снег все шел.
Водитель молча крутил баранку и слушал шансон. От унылых песен про тюрьму, тягу к вольной жизни и презрение к мусорам Марине хотелось кричать.
Волна ненависти ко всему миру снова захлестнула ее!
Она уставилась в окно, с трудом подавив желание выскочить наружу, толкнуть нищую старуху, сгорбившуюся у подземного перехода, нахамить прохожему, ударить сопляка в разноцветной шапке. Все вокруг выглядело нелепой декорацией: люди, дома, машины – все казалось ненастоящим, вырезанным из плоских листов фанеры, и только она, скорчившаяся в прокуренном салоне машины, жила и дышала в стылой столице. Москва, слегка притихшая на новогодних каникулах, вдруг показалась городом мертвецов. Неживые люди брели куда-то по своим делам, и никто Марине не сочувствовал.
«А чему сочувствовать? – спросил вдруг здравый смысл. – Подумаешь, потрудиться пришлось, небось не сваи вколачивала. Зато деньги будут и контракт!»
Легче не стало.
Более того, Марине захотелось, чтобы в этот момент кому-то стало так же невыносимо, как ей.
А лучше – пусть всем будет еще хуже!
Антон открыл двери с радостной улыбкой, но, увидев на пороге Марину, скис и даже слегка поморщился.
– Привет, – сказала она.
– Привет, – буркнул он и посторонился, пропуская ее внутрь.
