Но одно из владений фаворитки было давней мечтой королевы-матери, а именно замок Шенонсо. Диана, прибегнув к неблаговидным уловкам и пользуясь поддержкой короля Генриха, выкупила это владение у королевского дома. Екатерина же ныне увидела простейший способ вернуть его, предложив Диане собственный замок в Шомоне в обмен на менее ценный, но более красивый — в Шенонсо. Диана находилась не в том положении, чтобы отказываться. Она истратила много денег и времени, расширяя и украшая Шенонсо. Теперь Екатерина принялась делать его еще краше. Она тратила немалые деньги на сады, водопады, заповедники для редких животных, загоны для экзотических птиц, посадку тутовых деревьев для шелкопрядов. Она многое добавила и к самому зданию, стоящему на берегу реки Шер, через которую Диана провела мост. Екатерина решила уничтожить всякую память о сопернице, усилив великолепие замка, — в частности, по ее распоряжению были сооружены длинные двухэтажные галереи на мосту. Изящный дворец стоит и по сей день, и волны реки Шер плещутся внизу, под его залами.
Диана удалилась в другое свое имение — Анэ, откуда почти не выезжала, трудясь, как пчела, в расчете, что семья унаследует изрядное состояние после ее смерти, которая и случилась в 1566 году. Учитывая, сколько средств из королевской казны Диана пустила на превращение Анэ в шедевр архитектуры, ей, можно сказать, повезло, что его не отобрали, подобно Шенонсо. Флорентийский дворянин, путешествовавший по тем местам в конце 1550-х годов, писал, что «золотой дворец Нерона и то, наверное, стоил меньше и не был так прекрасен». Позднее Екатерина наняла многих мастеров, которых раньше нанимали Диана и Генрих для строительства Анэ, чтобы воплотить собственные проекты. А вот от лизоблюдов Дианы, мучивших ее в периоды регентства, она избавилась полностью. После смерти Генриха Екатерина никогда более не встречалась с Дианой и ее кликой.
* * *
Сводя счеты с бывшей фавориткой, королева-мать, несомненно, получала некоторое удовольствие, однако у нее было слишком много насущных забот, чтобы лелеять мстительные чувства к увядшей прелестнице. Нового короля вряд ли можно было назвать сильным. Он проявлял к Екатерине искреннее уважение и сыновнюю любовь, но сам нуждался в защите от чрезмерного влияния Гизов и молодой жены, перед которой преклонялся. Он выказывал мало интереса к управлению страной и большую часть времени проводил на охоте либо же в других спортивных развлечениях, которым его слабое здоровье столь явно не соответствовало. Вообще, здоровье его было предметом постоянных тревог. Короля часто преследовал упадок сил и приступы головокружения, из носа у него вечно текло, бедняга тяжело дышал из-за перенесенных в детстве респираторных инфекций. К тому же — и это было куда важнее для Марии и Гизов — Франциск, по-видимому, страдал определенным изъяном: его яички в период полового созревания не опустились, и поэтому он вряд ли мог стать отцом (а может быть, и вообще не был способен к половой жизни).
Несмотря на очевидные физические недостатки, Франциск с детства привык вести себя так, что никто не усомнился бы в его происхождении. Пожалуй, как раз эти изъяны заставляли его пытаться вести себя с большим достоинством, правда, получалось так, что он выглядел помпезным, и только. Он питал слабость к внешнему показному блеску и одевался в роскошные костюмы, что, впрочем, нисколько не скрывало его жалкий вид. Слабость тела раздражала и выводила его из себя, заставляя впадать в ярость, доходящую до припадков. Крайне застенчивый во всем, что не касалось охоты, он, казалось, был только рад переложить на чьи-нибудь плечи тяготы правления. Большой официальный совет лишь единожды собирался в полном составе в 1560 году; реальной властью обладали Гизы и Екатерина, устраивавшие тайные встречи в покоях короля. Франсуа Гиз взял на себя ответственность за все военные дела, а его брат, кардинал Лотарингский, занимался внутренними и внешними связями.
Похороны Генриха II проходили с 11 по 13 августа 1559 года. Король был погребен рядом со своими предшественниками в Сен-Дени, где всего двенадцать лет назад короновалась Екатерина. Юный король, одетый в черный бархат, короновался в Реймсе 18 сентября. Сырая ненастная погода была гармоничным фоном для этой церемонии, весьма скромной, ввиду недавней трагической кончины Генриха. Мария, уже коронованная королева Шотландии, не могла пройти эту процедуру дважды, однако ее претензии на английскую корону были замечены послом Трокмортоном, сообщавшим, что французы «демонстрировали гербы Англии, Франции и Шотландии, выставленные над воротами». Этот провокационный жест был тут же отмечен английской королевой. Притязания Марии на трон Англии основывались на том, что вопрос о законности женитьбы Генриха VIII на Анне Болейн так и не был решен до конца, а значит, законность прав Елизаветы в глазах католической церкви оставалась сомнительной. Если Елизавета рождена вне брака, значит, она не может править, таким образом, трон должен перейти к Марии.
Франциск удостоверился, что его мать снабжена всем необходимым, и 15 августа 1559 года издал указ, повелевающий сделать жилище Екатерины «наиболее богатым и пышным, какое только возможно для вдовствующей королевы». Он положил ей годичный пенсион в 70 тысяч ливров и, среди прочей собственности, передал ей замки Виллеркотрэ и Монсо, а также герцогство Алансонское. Кроме того, король даровал матери право на половину всех платежей за утверждение должностей, феодов и привилегий с начала нового правления. Подчеркивая важность Екатерины, все официальные акты юного короля открывались словами: «К удовольствию королевы, моей госпожи-матери, а также, прислушиваясь к ее мнению, я повелеваю…» Мария комментировала в своем письме к матери в Шотландию: «Пожалуй, если бы король, ее сын, не был столь покорен ее воле, она бы вскоре умерла, что явилось бы ужасным несчастьем для этой бедной страны и для всех нас». Для того чтобы никто не забыл об ее тяжелой утрате, королева-мать выбрала новый девиз, заменив прежнюю радугу. Отныне ее эмблемой станет сломанное копье со словами: «Lacrymae hinc, hinc dolor» («отсюда — слезы мои и моя боль»). До конца жизни она отказывалась заниматься делами по пятницам — в день несчастного случая с Генрихом.
Екатерина оказывала новой королеве почет и уважение. Она передала Марии драгоценности Короны, присовокупив к ним те, что принадлежали лично ей. С невесткой она была безукоризненно вежлива, никогда не обращалась к ней иначе, нежели с добротой. Говорят, Мария в разговорах с людьми любила подчеркнуть, что происхождение свекрови куда ниже ее собственного, она всего лишь дочь купца. Если Екатерина и слышала подобные замечания, она предпочитала не обращать на них внимания. Но и не забывала. Кроме всего прочего, королева-мать выглядела куда более царственной в своих строгих черных нарядах, подчеркивающих вдовье достоинство.
Много говорилось о соперничестве между двумя женщинами, по крайней мере, о ревности со стороны Екатерины. Фантастические истории о том, как она пыталась удалить Марию — например, о попытке королевы-матери отравить собственного сына, чтобы избавиться от невестки, — не более чем романтические выдумки. Пока Екатерине удавалось сдерживать давление Марии на юного короля, она всегда была доброжелательна по отношению к юной королеве — по меньшей мере, при жизни сына. В Блуа, в первую зиму после смерти Генриха, обеих королев часто видели вместе, иногда они слушали проповедь в общей столовой зале или в часовне. Они также принимали вдвоем различных посетителей, вместе отдыхали, когда Франциск уезжал на охоту. Похоже, именно от свекрови Мария переняла любовь к интригам, хотя ее последующая карьера показала, что таланта в этой сфере ей развить не удалось. Материнские чувства Екатерины тоже играли не последнюю роль в отношениях с невесткой: покуда сын был счастлив с женой, королева-мать горячо пеклась о благополучии Марии.
Вынужденная принимать активное участие в делах государства, королева-мать по-прежнему оплакивала свою потерю. Она добросовестно отвечала на бесчисленные письма иностранных монархов, выражавших соболезнования в связи с трагической гибелью ее мужа. В письме к Елизавете I Английской Екатерина называет ее «Высочайшей и сиятельнейшей государыней, нашим добрым другом, сестрой и кузиной, королевой Англии». Благодаря Елизавету за «мудрые и добрые слова утешения», она пишет: «Утрата… короля… была столь недавней и столь ужасной, принесла столько боли, сожаления и отчаяния, что один лишь Господь, давший нам это испытание, может дать силы перенести его». Всего месяц спустя после смерти Генриха один посетитель так описывал горе Екатерины: «Королева иссушена слезами настолько, что это вызывает слезы у всех нас». Мария писала матери в Шотландию: «Она так переживала и столько страдала во время болезни прежнего короля, что, боюсь, как бы это не довело ее до серьезной болезни».
