— Покажите копыта, — приказал мальчик Мощину.
— Попрошу без выпадов! — рассердился глава города. — Кто твои родители? Давно не пороли.
— Оставь его, Руслан, — сказала девочка, которая привела Мощина. — Ему нравится ходить на копытах, ездить на машине без дна и покрышки, а когда он придет домой и увидит, что сделали с его квартирой водопроводные удавы, он будет хохотать!
— Какие удавы? — слабым голосом сказал Мощин. — Где удавы?
— Идите, — сказала девочка, — мы вас не задерживаем.
Мощин, конечно, хотел покончить с безобразием, которое обрушилось на Великий Гусляр, он хотел видеть себя и близких красивыми и здоровыми, но его возмущало то, что за спасение города взялись недоросли, двоечники, детишки.
— Пожалейте самолюбие Леонида Борисовича, — попросил детей Минц. — Он нервничает и не понимает, что бормочет. Он же не знает, чем все это грозит...
— А чем? — быстро спросил Мощин.
— Гибелью всему живому, — ответила девчушка. — Возьмите элементарный компьютер, и он вам все экстраполирует.
— И можно все вернуть взад? — спросил глава города.
— Можно, но не сразу, — ответил злой мальчик Руслан — видно, главарь этой банды несовершеннолетних химиков.
— Мне надо посоветоваться, — сказал Мощин.
— С кем? — удивился Лев Христофорович.
— С товарищами, — строго ответил глава города, потому что не знал, с кем бы ему посоветоваться. Но знал, что советоваться необходимо, это как бы административный ритуал.
— Пускай идет, — безнадежно сказала девочка.
Она так показала на дверь, что на Мощина, который направился к этой двери, снизошло прозрение.
«Что я делаю? — подумал он. — Я иду к смерти и толкаю к ней мою семью. Я уже стал уродом... и чего я боюсь? Кого я презираю?»
Мощин обернулся к детям, что смотрели внимательно ему вслед, и тихо произнес:
— Простите меня, дети. Давайте спасать наш город вместе. К сожалению, я истратил доллары...
— О деньгах ни слова, — сказал Минц. — Нам все известно. Перейдем к делу.
— Нам нужны ваши гарантии, — сказал Руслан. — Во-первых, прибавить зарплату учителям нашей школы.
— И заплатить ее наконец, — добавила девочка.
— Во-вторых, отремонтировать в школе крышу.
— Сделаю, — сказал Мощин.
— И главное — больше никогда не вступать в сделки с грязными типами.
— Но он же из Москвы приехал! — сказал Мощин.
— В Москве тоже в отдельных случаях иногда встречаются не очень хорошие люди, — заметил Минц.
— Забудьте об этой соли, — сказала девочка, — что бы вам ни предлагали.
— Клянусь! — воскликнул Мощин. — Клянусь здоровьем моего внука!
Потом он понизил голос и спросил:
— А копыта мне вы исправите?
— Пока копыта появились на ногах сорока двух процентов жителей нашего города, — сказал Минц.
— А я и не заметил!
— Вы вообще не очень наблюдательный, — сказал Минц. — Так поклянитесь!
В комнату снаружи ворвался глухой шум.
— Что это? — спросил Мощин.
Руслан ответил:
— Как я и предполагал, под землю ушел памятник землепроходцам.
— Да вы с ума сошли! — закричал Мощин. — Вы забыли, что ли, что это — гордость нашего города!
— Спешите, клянитесь, — сказал Руслан. — Иначе с каждой минутой положение будет ухудшаться.
— Клянусь! — сказал Мощин. — Клянусь, клянусь, клянусь!!!
Руслан стал раздавать детям опрыскиватели, сделанные из садовых леек. Досталось по лейке и Мощину с Минцем.
— Пошли по улицам, — сказал Руслан. — Чтобы ни одного квадратного метра без обработки не осталось! Экономьте дезинтегратор!
Лейка была тяжелой. Мощин наклонялся, неся ее. Детям тоже было нелегко, но они не жаловались.
— Как же они все это изобрели? — спросил Мощин у Минца.
— Химическую формулу мы определили вместе, — сказал Минц. — Практическую сторону дела осуществляли кружковцы.
— Может, мне на ноги попрыскать? — спросил Мощин.
— Все в свое время, — ответил Минц. — Выздоровеем.
— И у вас тоже? — Мощин показал дрогнувшим указательным пальцем на сапоги Минца.
— Нет, — ответил тот. — Я вовремя спохватился.
Когда все дети и взрослые вышли на улицу, мальчик Руслан указал, кому в какую сторону идти. Мощину достался фабричный район в слободе, а Минцу — набережная. Так их развела судьба.
* * *
Мощин пошел к фабричному району, прыская по дороге из лейки на черную мостовую, но на четверти дороги остановился. Тревога за судьбу семьи взяла свое. «Тут этих юных химиков, — подумал он, — больше чем достаточно. Они весь город погубят. А меня ждет семья».
Обхватив лейку руками, Мощин засеменил к родному дому.
Когда он, скользя и спотыкаясь по пустынным улицам, добежал до родного подъезда, там, за дверью, его поджидала отвратительная девчонка, дочь невоспитанной матери.
— Мы так и знали, — сказала она, — что вы не станете заботиться о городе, а побежите в свою нору.
Рассерженный Мощин замахнулся лейкой, но девочка каким-то китайским приемом положила его в грязь. А сама передала лейку Мощина его внуку, который и поспешил за девочкой спасать население.
Как оплеванный, Мощин побрел к себе и стал ругать жену, что недосмотрела за внуком, а теперь он может погибнуть.
Потом он принялся затыкать все дырки и щели, чтобы не проникли водопроводные змеи.
Тут он устал, и его сморил сон.
* * *
Леонид Борисович проснулся на следующее утро.
Светило зимнее скупое солнце и рассыпалось искорками по снежному покрову, который за ночь очистил городские пейзажи.
По улице бегали лыжники и мальчики с санками.
Мощин потряс головой, как бы отгоняя дурной сон.
Заглянула жена и спросила, будет ли он завтракать.
Мощин был зверски голоден.
Кушая яичницу с салом, он спросил жену:
— Римма, как наш Герасик?
— Я его уже в садик отвела, — сказала жена.
— А его копыта?
— Окстись, старый богохульник! — испугалась жена. — Откуда у Герасика копыта?
— Как и у меня. — Мощин вспомнил о состоянии своих ног и поглядел под скатерть. Его ноги, упрятанные в шлепанцы, были обыкновенными человечьими ногами, правда, с мозолями.
И тогда Мощин понял, что все ему приснилось.
Хотя в прихожей стояла лейка с пульверизатором, а на площади он увидел, как экскаватор и подъемный кран вытаскивали наружу гигантский бронзовый памятник землепроходцам, Мощин решил, что это — галлюцинация и безобразие.
В плохом настроении Мощин пришел к себе на службу и поднялся в кабинет. Поздоровался с Валюшей, потрепал ее по щечке, велел согреть чайку.
Начал было перебирать бумаги, но тут Валюша сунула мордочку в дверь и сказала, что пришел господин Неунывных, Глеб Степанович.
Мощин нахмурился, вспоминая, кто это такой.
Вошел ничтожный человек в обрамлении современного дельца.
— Вижу, у вас весь порошочек вышел, — сказал он радостно. — Так у меня с собой новый самосвал. Победим снежный покров к юбилею родного города, а?
— Нет, нет и еще раз нет! — закричал Мощин.
Он все вспомнил. Значит, это не сон. Значит, пришла смерть Великого Гусляра в человеческом образе.
— Уходи, — сказал Мощин.
— Ты что, старик, как бы охренел? — спросил Неунывных. — Ты же контракт с моей фирмой подписал.
— Нельзя. Город гибнет, — сказал Мощин.
— А блин с ним, с городом.
Неунывных вынул из кармана длинный конверт.
— Здесь пятьсот, на крышу твоего особняка.
— Возьмите их обратно! — сказал Мощин.
— У меня в машине, — сказал на это гость, — два крутых лба. Достойные люди. В городе Котласе демократы чертовы попытались помешать цивилизации. Знаешь они где? В больнице!
И Неунывных принялся пронзительно хохотать.
— Вы не представляете, к чему это приводит! — сказал Мощин.
— Представляю, как не представить, — ухмыльнулся гость. — На месте Москвы уже грязевое озеро. Аромат, скажу тебе, класс. Будем создавать грязевой курорт, блин. Японцы приедут.
— Жалко столицу...
— Ты мне лучше скажи, у тебя продукт кончился или какая-то сволочь формулу разгадала?
— Не скажу! — мужественно ответил Мощин.
Неунывных покачал головой и вынул из внутреннего кармана еще один конверт. Положил его на расстоянии вытянутой руки от главы города и произнес:
— Я пока пряником тебя обрабатываю. Смотри, возьмусь за кнут, будешь бедный и больной.
— Но у меня копыта отросли!
— А что, плохо? Я сам на копытах, понимаешь, хожу, рога только утром спилил. И что? Говори имена моих врагов, блин!
— Нет, я не могу взять на себя ответственность за гибель города и государства в целом.
— Понимаем, — сказал Неунывных и потянул к себе конверт. Другой рукой подхватил второй конверт, который лежал совсем уж близко от Мощина.
