— Герасима Ксюша привезла, — заплакала она, увидев на пороге мокрого, несчастного, осунувшегося мужа. — С утра доктора надо вызывать.
— Что еще? — Мощин уселся на стул в коридоре. Дорогой был стул, из итальянского мебельного гарнитура.
— Сказать нельзя, — ответила жена. — У них в садике эпидемия, но такая страшная, что даже нельзя сообщить.
— Опять бабские сплетни, — сказал Мощин и пошел на кухню, забыв раздеться. — Покормила бы...
— Ты что не разуваешься! — закричала вслед мужу Мощина. — Мне опять за тобой подмывать. По колени промок!
На крики из комнаты выбежал, постукивая копытцами, милый ребенок Герасик.
— Это что еще за мода? — спросил Мощин, стягивая мокрый ботинок. — Сейчас же сними.
Ботинок стягивался с трудом, настолько одеревенела, закостенела от мокрого холода нога.
— А у Нинки из младшей группы копыта зеленые, — сказал Герасик.
Мощин хотел было накричать на внука, и на жену, и на дочку — на всех, кто занимается чепухой, когда человеку так плохо, но тут наконец его ступня выскочила из мокрого ботинка, и оказалось, что она очень похожа на копыто.
— Еще этого не хватало! — сказал Мощин. — Где мои шлепанцы?
Жена кинула ему шлепанцы — она была недовольна.
Мощин решил не говорить жене о своих копытах. Он знал, что она скажет. Поэтому кое-как надел шлепанцы и пошел в туалет, но по дороге один шлепанец потерял, и жена заметила. И крикнула ожидаемое:
— Козел, ну прямо козел!
— Ты на своего внука посмотри, — сказал городской голова. — А потом обзывайся.
Это было несправедливо, и жена начала рыдать. Внучок тоже начал рыдать.
Открылась дверь, пришла дочка.
— Эй, что за лужа! — закричала она с порога.
Все стали смотреть на лужу — оказалось, что это не лужа, а киселеобразная масса ботинок и сапог черного цвета.
Запах от этого шел фосгенный, решила дочь.
— Нет, — сказал Мощин, — пахнет таллием. Его соли.
— Я тебе говорила, оставляй обувь на лестнице! — крикнула жена, хотя она этого говорить не могла — даже в элитном доме все равно бы через две минуты все украли.
— У нас, — сказала дочка, раздевшись, — сегодня первый этаж конторы пополз. Опустился, понимаешь, весь дом на этаж. Кто с первого этажа остался в живых, к нам переселились. Представляешь, какая толкотня началась!
— Почему мне не докладывают? — совсем уж рассердился Мощин. — Сейчас же еду в Гордом. Я им покажу!
Тут зазвенел телефон.
Звонил начальник пожарной команды. Сообщил, что площадь Землепроходцев осела на метр. Что делать?
— Сейчас буду! — крикнул Мощин. — Высылай за мной пожарку!
— Они все без резины стоят, — ответил начальник пожарной охраны. — Резину у них съело.
— Ничего, — упрямо сказал городской начальник. — Пешком дойду. Я им покажу! Я все поставлю на место!
Он попытался натянуть на копыта ботинки, но не получилось.
Дочь посмотрела на потуги отца равнодушно.
— У нас, — сказала она, — есть некоторые — потеряли ноги и ползают.
— Как так ползают? — спросил внучок. — На животиках?
— На санках, — ответила мама.
— А то у нас две девочки в садике на животиках ползали... — Мальчик заплакал.
Но взрослым не было до него дела, потому что потухли лампочки и все стали искать свечи. Мощин все грозился уйти на голых копытах, а жена говорила ему:
— Не смей, Леонид, потеряешь ноги, новых не будет. Кости не восстанавливаются, я тебе как учитель начальных классов говорю.
— Папочка, не ходи, — присоединилась к маме дочь. — Мороз двадцать градусов, копыта отморозишь!
Но Мощин не послушался. Он вырвался и побежал, стуча копытами, вниз по лестнице.
К счастью, не он один был сознательным гражданином. У дверей, в черной грязной речушке, покачивалась спасательная надувная лодка желтого цвета. В ней сидел профессор Минц в дождевике.
— Что делать? — крикнул Мощин от дверей.
— Садитесь! Поплывем, будем принимать меры.
Профессор Минц уже не казался Мощину таким отвратительным, как недавно. Приятный профессор, отважный.
— Какие меры? — спросил Мощин.
Надувную лодку понесло вдоль по Пушкинской улице.
— Кружок «Юный химик» имени Петрянова-Соколова, — загадочно ответил Минц, энергично гребя по скользкой дороге.
Но путешествие, начавшееся так славно, чуть не закончилось трагедией.
Лодка попала в поток черной жижи, стремившийся к реке Гусь. Потребовалась вся сила и сноровка немолодого профессора, чтобы не быть смытыми в речку, которая также вскрылась ото льда и несла к Белому морю свои черные непрозрачные воды. Тяжко воняло.
— Постарайтесь не дышать! — приказал Мощину профессор, и тот прижал к носу рукав. Стало немного лучше.
Сквозь ткань Мощин строго крикнул:
— Смесь совершенно безопасная.
— С чем вас и поздравляю, — ответил профессор.
— А скажите, откуда у Герасика копыта? — спросил Мощин.
— Оттуда! Помолчите, вы мне мешаете грести!
От реки Гусь, скользя, падая и отчаянно крича, бежало несколько любителей подледного лова. С ужасом Мощин увидел, что из реки к ним стремятся щупальца непонятных чудовищ, напоминающих персонажи американского фильма ужасов.
Вот одно из щупальцев дотянулось до старика в дохе. Старик отбивался от чудовища удочкой.
— Что это? — закричал Мощин.
— Возьмите пистолет. Он у вас под ногами! — отозвался профессор.
— Но что это? — повторил вопрос Мощин, шаря в ногах в поисках оружия.
— Стреляйте! Это водоросли! — крикнул профессор.
Мощин стал стрелять и, стреляя, он все более входил в раж. Водоросли не пострадали от его стрельбы, но несколько рыбаков ему поразить удалось.
Патроны кончились. Мощин запустил пистолетом в щупальце, а профессор укоризненно произнес:
— Не по-хозяйски себя ведете. Пистолеты на улице не валяются.
Он вытащил из кармана маленький, но мощный электромагнит и притянул пистолет себе в карман.
Они пересекли грязевой поток и взяли курс выше по склону.
Там, на суше, надувную лодку пришлось бросить, и они побежали задними дворами, где еще лежал снег. Его белизна выгодно отличалась от черной грязи. Даже Мощин наконец проникся этой мыслью и сказал:
— А может, зря мы так чистим, дорогой мой человечище?
— Поздно раскаиваться. Вас предупреждали, а вы не вняли. Теперь вся надежда на соколовцев-петряновцев.
— На кого?
— Не отставайте!
Они подбежали с тыла к трехэтажному кирпичному зданию. Мощин, который никогда не ходил по дворам, не сразу сообразил, что это — средняя школа № 2.
Задняя железная дверь была закрыта.
Минц постучал в нее три раза, потом — после паузы — еще два.
Дверь приоткрылась. Мощин ожидал увидеть в щели человеческое лицо, но ничего не увидел, потому что, как оказалось, лицо появилось на уровне его пояса. И голос оттуда потребовал:
— Пароль!
— Таблица Менделеева, — послушно ответил Минц. — Отзыв?
— Гафний! — произнес высокий голос.
Железная дверь со скрипом отворилась, и девочка лет десяти в синем халате и респираторе впустила мужчин в темный коридор.
— Следуйте за мной, — сказала девчушка. — Смотрите под ноги. Здесь свет вполнакала. На электростанции предохранители летят. Один за другим. Сначала слизью покрываются, а потом летят к чертовой бабушке!
— Девочка, разве можно так выражаться? — удивился Минц, а Мощин спросил:
— Почему они летят к этой бабушке?
— А вы солями гафния пробовали действовать на медные провода, ну?
— Не пробовал.
— Тогда нагнитесь, — сказала девчушка, — а то лбы расшибете, коллеги.
— Я те не коллега, — рассердился Мощин, — я руководитель этого города!
— Кто вас не знает, — вздохнула девочка. — Как говорит моя мама, «скорей бы он по этапу загремел».
Мощин хотел спросить адрес мамы, чтобы принять меры, но остерегся.
Девочка провела их темным коридором до лестницы, затем наверх, мимо школьной раздевалки, в которой в ожидании хозяев смирно стояли ряды резиновых сапог и резиновых дождевиков. У двери в химический кабинет она остановилась и условно постучала. Из-за двери послышался голос:
— Пароль?
Но вместо отзыва девочка сказала:
— Открывай, нас могут в любую минуту засечь. Я привела людей.
Дверь приоткрылась.
Взрослые вошли.
В химическом кабинете тревожно пахло. Из нескольких детей, ожидавших там, трое или четверо были в противогазах.
— Садитесь, — предложил мальчишка в красном свитере. — Располагайтесь. Вы пришли просить союза?
— Чего просить? — не понял Мощин.
— Да, — сказал Минц. — Мы пришли просить помощи от имени всего города.
— Так не пойдет. — Мощин поправил очки и повишневел щеками. — Все идет путем. Все под контролем.
