Отметила, как помрачнел муж. Если не принять мер, их с женой вышвырнут на улицу. Поди найди потом новую работу. Несколько дней назад уже имела место драка. Еще одно ЧП – и карьере управдома конец.
– Давайте-ка, милочка, я вам чаю налью, – проворковала женщина, взглядом как бы говоря мужу: что стоишь, делом займись.
Кухня скрывалась за коричневой занавеской. Пока женщина готовила чай, Грейс приступила к работе.
Она потянулась к управдому, окончательно сбитому с толку. Как и следовало ожидать, тот раскрыл для нее объятия.
18:40
«Семь лебедей» – квартира Лю Хао.
Нокс пониже надвинул шляпу, чтобы скрыть лицо от видеокамер, и во избежание оставления отпечатков нажал на кнопку звонка костяшками пальцев. Взгляд его был прикован к дверному глазку. В ту секунду, когда глазок, прежде желтый, внезапно погас – иными словами, в него заглянули, – Нокс пинком высадил дверь вместе с рамой.
Надавил плечом на створку, убедился, что тип, подошедший к двери, размазан по стенке. В два прыжка оказался посреди комнаты, вырубил засаленного панка, поднявшегося было с кровати. Вторым ударом оделил юнца, с виду крепкого, но явно заторможенного кайфом. Оба остались в сознании; впрочем, в следующие несколько минут они горько об этом жалели.
Нокс развернулся на правой пятке. Тип, прижатый дверью, поднял руки – дескать, сдаюсь.
Не теряя времени, Джон вошел в спальню Лю Хао и забрал цифровую фоторамку. Все его действия заняли меньше минуты. Он покинул «Семь лебедей» и спустился на лифте, досадуя на неспешность последнего.
18:42
Грейс ухватилась за управдомовы руки, позволила поднять себя с кровати. Оказавшись в вертикальном положении, применила к управдому удушающий захват. Тот медленно обмяк и потерял сознание. Жена его находилась менее чем в десяти футах. Грейс бережно уложила управдома на пол.
На обоих видеомагнитофонах она нажала соответствующую кнопку, и они выплюнули кассеты. Нельзя допустить, чтобы ее с Джоном опознали, – на этот счет Нокс выразил непреклонность. Грейс сгребла в сумку кассеты из видеомагнитофонов, а заодно и прочие, что аккуратной стопкой лежали рядышком.
Из-за шторы выглянула жена, встревоженная звуками. Лицо ее исказилось от ужаса, однако Грейс молниеносно возникла у нее за спиной и успела зажать ей ладонью рот.
– Ваш муж в полном порядке. Не дергайтесь. Не вздумайте звонить в полицию. Забудьте об этом маленьком происшествии.
Умница Нокс сделал ставку на боязнь супружеской четы получить очередной выговор – и не ошибся.
– Этажом выше хулиганят пьяные жильцы, только и всего. Сопливые отморозки, что с них взять. Уяснили?
Женщина сперва отрицательно затрясла головой, потом закивала. На ладонь Грейс капали слезы.
– Извините за вторжение, – сказала Грейс. – Мне правда очень неловко.
Через несколько секунд она была уже на лестнице.
18:44
Нокс в инвалидном кресле вырулил из лифта, стал считать секунды. Если через минуту Грейс не появится, он пойдет за ней; минута, не более.
Грейс появилась. Полы блузки были перекрещены на животе и заправлены в юбку, разорванную до самого пояса. В разрыве виднелась черная полоска трусиков-бикини. Она ничего не сказала, лишь кивнула Джону, прежде чем вытолкать на улицу его инвалидное кресло.
Нокс достал добычу – цифровую фоторамку и зарядное устройство – и сунул в сумку Грейс.
В двух кварталах от дома Лю Хао случайный пешеход подивился, кто бы это мог оставить под дождем инвалидное кресло и плед. Грустная была картина, навевала мысли о безысходности.
Через пятнадцать минут кресло исчезло.
Через час оно дважды сменило владельца.
Четверг, 30 сентября
1 день до выкупа
15
04:00
Больница «Хуашань»
Шанхай
– Вы меня слышите? – Человек с помятым лицом навис над больничной койкой, ладонью защищая глаза пострадавшего от яркого потолочного света. – Моя фамилия Козловски. Я сотрудник консульства США.
Не поворачивая головы, Дэвид Дулвич обвел взглядом больничную палату. Шея его была надежно зафиксирована пластиковым «воротником». Дулвич искал пути отступления. Увы: сложная система блоков, вытяжек и противовесов не оставляла ни малейшей надежды на исход. Дулвич был распялен на койке, как бабочка в альбоме.
– Вам крупно повезло, – чуть оптимистичнее, чем позволяли обстоятельства, изрек Козловски. – Хотите верьте, хотите нет, а своим спасением вы обязаны «Формуле-1». Десять лет назад шанхайцы спали и видели, как бы внести гонки в список местных достопримечательностей. Однако организаторы гонок потребовали сначала оснастить больницы в соответствии с последними достижениями западной медицины. И вот вам результат… – Козловски взмахнул рукой. – Энное количество миллионов долларов потрачено на оснащение и комплектацию больничного отделения для экспатриантов. А теперь вы, друг мой, пользуетесь этими благами цивилизации. По словам врачей, выжить в такой аварии практически нереально. Будь вы пристегнуты, может, отделались бы меньшим количеством травм; с другой стороны, покажите мне хоть одно шанхайское такси, в котором заднее сиденье имеет ремни безопасности. Я прав?
Козловски не спеша обошел койку.
– На случай, если вас занимает этот вопрос: штифты в вашей лодыжке – все равно что этикетка «сделано в США». Однако на этом подробностей хватит.
Дулвич возразил с махровым австралийским акцентом:
– Дело они знают, тут не поспоришь, приятель; да только я не американец. Я австралиец. А «Формула-1» – мероприятие, санкционированное властями, народные пожелания тут ни при чем.
Козловски был не из тех, кто спокойно позволяет вносить поправки в собственные заявления.
– Знаете, было время, когда субъект вроде вас мог меня смутить и даже выставить дураком. – В руке у него появилась картонка размером с почтовую открытку, разделенная на квадратики. Каждый квадрат содержал отпечаток пальца.
– Ваш австралийский паспорт – качественная работа, – продолжал Козловски. – Он бесподобен. Безупречен. Может, он даже настоящий. Каковой факт, уж поверьте, говорит мне о вас больше, чем вам хотелось бы.
Козловски переместился к изножью койки, рассчитывая поймать взгляд Дулвича. Дулвич не доставил ему такого удовольствия.
– Итак, что мы имеем? Оба водителя скрылись с места происшествия. Один автомобиль похищен. За рулем был племянник таксиста. Вроде все просто: американский гражданин оказался в плохое время в плохом месте. Но это если сбросить со счетов паспорт, а заодно и iPhone, каких мои технари отродясь не видывали, а также и авиабилет из Гонконга, купленный вчера утром за час до вылета. Кстати, что вы скажете о билете в купе первого класса на поезд до Гуанчжоу?
– Вчера? – переспросил Дулвич, напрасно попытавшись сесть в постели. – А какое сегодня число?
– Тридцатое сентября. – Козловски подвинул стул. – Эта дата имеет для вас особое значение?
– Просто не люблю терять счет времени.
– Сегодня к вечеру ваша личность будет установлена. Поймите меня правильно – я не собираюсь играть в «Закон и порядок». Видите – я не утверждаю, будто в ваших интересах изложить все немедленно, а не попозже. Мы оба знаем – это ничего не изменит. Кстати, вам лучше вообще со мной не разговаривать. Вам лучше свалить отсюда хоть к черту на рога, едва случай представится. Впрочем, к сожалению, в вашем состоянии это вряд ли возможно. Разве что ползком. Если честно, я даже знать не хочу, зачем вы здесь оказались. А то начни копать – в бумажках закопаешься.
Дулвич предпринял еще одну попытку сесть и скривился от боли.
– В Шанхае полно таких, как вы, – говорил меж тем Козловски. – Не воображайте себя особенным. Проблема в том, что по долгу службы я имею дело с американцами вроде вас. Я несу ответственность за этот сектор. Моя обязанность – вытирать носы подобным субъектам; во всяком случае, от меня этого ждет начальство. Вытирать носы, стало быть; ну, если не носы, так пол, когда на него уже сопли попали. Может, вы здесь охотитесь за чужими секретами – идете по следу чужих грехов. Может, ищете пропавшего человека или разжигаете пламя революционной борьбы. Мне все равно. Я хочу, чтобы вы отсюда убрались. Только убравшись, вы заслужите мое расположение. – Козловски достал и развернул несколько фотокопий. Взял первую, помахал ею у Дулвича перед носом.
– Нет, – выдавил Дулвич. Это было фото Лю Хао.
– А если подумать? Может, этот? – произнес Козловски, показывая Дулвичу второе фото – Клета Дэннера.
Во рту пересохло. Дулвич с трудом сглотнул.
– Нет.
Действие лекарств подвело его – интонация получилась совсем не такая, как он хотел.
Козловски это заметил, однако объявил:
– Дубль два.
