в обычное пространство с моей помощью, ты бы умерла.
— Готово! — Раздался оживленный голос… по всей видимости, его величества.
Какая честь, меня раздевает сам император! Второй, а может, и первый человек в этом рукаве галактики! Увы, никак не получается эту самую радость разделить с ерничающим подсознанием.
Тело снова начало гореть, но я упрямо сжала зубы. Я ничего не попрошу. Я не буду слабой.
— Такая сила духа достойна уважения, но не стесняйся кричать, девочка. Кроме нас тебя никто не услышит, — император, кажется, присел на койку рядом, — легче выпустить боль, чем держать в себе. Ничего страшного не произойдет, поверь мне. Я всякого насмотрелся.
Голова кружилась, и все сложнее было удержать ясность мысли. Я почувствовала во рту привкус крови — прикусила губу? — когда тело выгнуло дугой. Видимо, меня жестко пристегнули, потому что, сколько ни дергалась, выворачивая суставы, вырваться не смогла.
Тело скручивало раз за разом, легкие горели огнем, голову сжало так, что, кажется, я взвыла. Единственное, что удерживало на поверхности — это чужая рука, сжимающая меня, и тихий шепот двух — теперь я точно была в этом уверена — ар-ани.
— Сильная. Она выдержит.
— Что бы сказали старейшины, увидев наши эксперименты…
— Их давно нет, как и нашего мира, — резкий голос ар Таиррата, — поэтому мы будет делать все, что необходимо для нашего выживания.
— А сможем?
— Ты же смог.
— Я создавал новое, а не изменял то, что имеется. Это закончится болевым шоком.
Голоса то приближались, то отдалялись, а приступ следовал за приступом. Разумных мыслей почти не осталось. О, как я ненавидела их в этот момент! Если бы могла бы — разорвала бы, раздавила силой, что скручивалась жгутами в теле, не находя выхода.
— Давай! Сейчас!
Чужие сильные руки легко сжали голову, срывая повязку с глаз — и я тут же провалилась в глаза-воронки. Вращающиеся звезды и галактики манили, обещая неизведанное, смывая боль. Миг — и мощная сила буквально распяла в воздухе, обнимая с двух сторон пеленой. Чуждая энергия проходила сквозь меня раз за разом, то заставляя кипеть, то обжигая льдом. Сознание уже не поспевало за происходящим, когда с губ сорвался торжествующий отчаянный крик.
***
Тело застывшей девушки окуталось призрачно-голубыми всполохами, которые накатывали волнами — раз за разом, обрисовывая потрескивающий энергетический купол, в который она оказалась заключена.
Замершие ар-ани негромко вздохнули. Таиррат усмехнулся, оглядывая слегка разгромленный и забрызганный блок.
— Сила прижилась. Думаю, процентов девяносто восемь на то, что все закончится благополучно.
— В нашем случае даже два процента неуспеха — это слишком. Ты рискуешь, — Руаррат был недоволен — и этого не скрывал, — ты связал их судьбы! Тха ше, в бога решил поиграть? Забыл, что мы далеко не боги? — Зашипел яростно.
Потемневшие волосы старшего ар-ани развевались без ветра, а сам он сжимал кулаки, вокруг которых формировались темной дымкой облака энергии.
— Тшшш, с ума сошел? Не здесь же. Потом пар выпустишь. Иди лучше своего сыночка угомони, пока он кому-нибудь голову не откусил. И, Руар, — негромко бросил отступник в спину отвернувшемуся крылатому, — я не умею сделать что-то из ничего. Не могу создать искусственную судьбу. Они должны были встретиться. Я лишь немного… подтолкнул происходящее.
Дверь беззвучно опустилась за так и не оглянувшимся мужчиной, а оставшийся ар-ани подошел к большому переливающемуся куполу, задумчиво поскребя его когтем.
— Люблю людей за гибкость, — поделился он, поудобнее устраиваясь прямо в воздухе, — ни одну расу нельзя так изменить, как вас. Другие бы уже давно сдались и погибли, а люди и полукровки… самые живучие. А уж я сделаю все, чтобы ты, когтистая папина радость, жила подольше. Ведь других детей, — смешок, — у нас не предвидится. Братец у нас многодетный папаша, ну а ты будешь папиной дочкой. Всегда хотел девочку, — на каменно-спокойном, вопреки словам, лице древнего мелькнула улыбка, — но я буду строгим отцом, уж извини. Баловство нам не к лицу…
Сколько времени он так сидел? Час? Два? Полдня? Целый?
В какой-то момент древний замолчал, а потом начал тихо-тихо напевать себе под нос:
Тени крылатых помнят отблеск родной планеты,
Три изумрудных солнца и золотой престол...
Станешь ты вскоре, крошка, воином из легенды!
Скоро в мирах галактик грянет опять раскол…
Голос у ар-ани был завораживающий — низкий, глубокий, он звенел, укутывая собой все помещения, взмывал ввысь, падая тут же до шепота и рисуя даже спящему сознанию своей подопечной сказочные, ни с чем несравнимые картины.
Плотный голубой купол задрожал, начиная осыпаться шаг за шагом, мгновение за мгновением, словно в такт пульсирующей в воздухе мелодии.
Сотнями алых капель вспыхнут миры под пальцем,
И в небесах уж виден огненный след меча…
Что тебе шепчет ветер? Кто там кричит: «Останься!»
Крылья поймали воздух, звезды здесь не смолчат.
Два огромных крыла с шелестом распахнулись, словно дирижируя неслышной никому другому мелодии. Глаза-воронки в какой-то миг засияли призрачно-синим светом, а с пальцев стали срываться сгустки энергии, впитываясь под полуосыпавшийся купол, проникая сквозь него и заставляя разрушаться ещё быстрее.
Ар-ани больше не был бесстрастной статуей. Он вскочил, порывисто бросившись к преграде и вцепляясь в неё пальцами. Под его ладонью она начала истаивать, как ни бывало, открывая взгляду свернувшееся в клубочек тело.
Грезы миров и галактик сыплются вновь сквозь пальцы,
Кто нам и что предскажет? Судьбы имеют срок…
Бьются во тьме беззвездной с драконом опять скитальцы,
Правых и виноватых нет – ты читай меж строк.
Мелодия взвивалась верх, оглушая грохотом иллюзорных снарядов, словно бросая прямо из медблока в гущу космической схватки, где ты кричишь, надрывая горло, чтобы свои успели скрыться до того, как все окончательно рванет, где крылья звенят от напряжения, с трудом
