И Дима очень хотел верить в то, что у Лены они найдутся. Потому что иначе вся эта ситуация приобретала весьма опасный характер.
– Это очень странное мошенничество, – непонимающе поджала губы Лена, когда он показал ей свою находку. – Обычно люди деньги воруют, а никак не вкладывают. Или, быть может, этими вливаниями они хотят перекрыть еще большую дыру?
Дима пожал плечами. Ему совсем не нравилось все то, чему он сейчас становился свидетелем, потому что, кто бы ни заполнял эти ведомости, все дороги все равно вели к управляющему, который ставил под бумагами свою подпись и обязан был быть в курсе любой бухгалтерии «Автовлада». А Дима не хотел подозревать Милосердова. Не имел права отвечать черной неблагодарностью человеку, пришедшему ему на помощь в трудный момент и позволивший Диме сохранить сына. И, если бы расследование затеяла не Ленка, он бы сделал вид, что ничего криминального в ее ведомостях не заметил. Но Черемухе, спасавшей его целой собственной репутации, он был обязан ничуть не меньше. И не мог снова видеть ее слезы, зная, что стал их причиной, скрыв правду.
Пожалуй, ему предстоял один из самых отвратительных выборов в жизни. И, кажется, он его уже сделал.
– Ты теперь знаешь, что искать, Лен, – попытался все же договориться с совестью Дима. – Если я тебе больше не нужен, то хотел бы вернуться к своим непосредственным обязанностям.
Ну да, хотел он. Будь его воля, ни на секунду бы от Ленки не отошел, и гори все на свете обязанности синим пламенем! Но жизнь, как выяснилось, куда более сложная штука, чем казалась в юности. И одна из самых хреновых ее сложностей состояла в необходимости делать не то, что хочется, – и наоборот.
Ленка, однако, как будто его и не слышала, уйдя в свои мысли и глядя куда-то мимо Димы.
У него заломило виски, предупреждая, что никакого компромисса не будет.
– Надо попросить у Миланы контакты клиента, который оплатил эти запчасти, – по-прежнему отстраненно проговорила Лена. – А у Григория хорошо бы выяснить, когда они закупались: уверена, он найдет такие вещи куда быстрее нас с тобой. Вот только… – она наконец подняла глаза, и Дима послушно переспросил:
– Вот только?
– Я не знаю, можно ли ему доверять, – негромко ответила Лена. – Вряд ли, конечно, он подпольный миллионер, закупающий половину запчастей для сервиса на свои деньги, но если все это часть какой-то куда большей аферы, чем кажется с первого взгляда…
Нет, не будет.
– Лен, ты давай, не нагнетай раньше времени, – фальшиво посоветовал Дима. – Может, дело и яйца выеденного не стоит, а ты уже насочиняла бог весть что.
Как будто он насочинял что-то другое.
Но в голову приходила одна-единственная причина подобных странностей в документах. Дима не собирался озвучивать ее раньше срока, слишком хорошо зная Ленкину категоричность и порывистость, но если ни в одной расходной ведомости детали так и не найдутся…
– Вот я и хочу разобраться, Дим, – без ожидаемой резкости ответила она и, поднявшись из-за стола, прошлась по своему кабинету. Дима продолжал сидеть на стуле, закинув ногу на ногу. Знать бы, что там у Черемухи в голове. Она умела удивлять, а он далеко не всегда успевал к ее сюрпризам подготовиться. – Чтобы не наделать глупостей и не обвинить снова того, кто ни в чем не виноват.
Тут она порывисто вздохнула, и Дима подался вперед, поняв, что она имеет в виду.
– Лен…
Она бросила на него быстрый взгляд и снова отвернулась. Замерла на несколько мгновений в крайнем напряжении, и все столько раз повторенные запреты полетели ко всем чертям. Какой он, в конце концов, мужик, если вынудит свою Черемуху в одиночку разбираться со всей этой мерзостью? И если позволит переживать из-за всякой ерунды?
Он встал со стула и, подойдя к Ленке сзади, сжал ее плечи. Наклонился к самому ее уху, почти коснувшись щекой ее виска, и искушающе произнес:
– А хочешь, я мокну тебя головой в унитаз, а, Черёма?
Она предсказуемо подпрыгнула и вырвалась из его рук.
– Димка!
Щеки ее горели праведным огнем, а глаза метали молнии, но это нравилось Диме куда больше, чем бессмысленное Черемухино самобичевание. Вот уж не думал он, когда мечтал, чтобы она наконец узнала правду, что придется раскаиваться в этом желании.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Что? – хмыкнул он и запустил руки в волосы, портя прилизанный охраничий вид и ненадолго возвращаясь в юность. – Я никогда не был хорошим мальчиком вроде Перепелкина! И меньше всего думал о твоих чувствах, когда решил на тебя поспорить! И поспорил, Ленка, помнишь? А репутация – вещь такая: что наработаешь, так тебя потом люди и будут судить. Так чего ты теперь из меня мученика делаешь? Все, что я сейчас имею, я имею исключительно по собственной вине или собственной инициативе! И если ты думаешь, что все было бы иначе, если бы ты тогда не поверила Жнецу, то не было бы, Лен! В моем распоряжении имелось двенадцать лет, чтобы научиться жить по-другому, но горбатого могила исправит. Если не веришь, пойдем спросим у Кирюхи. Он с удовольствием выложит тебе все отцовские грешки.
Лена с трудом удержалась от усмешки из-за того, сколь сильно Димка ошибался в отношении сына. Позавчерашний их разговор после мастер-класса был ярким тому подтверждением. Может, он и не во всем был согласен с отцом, но восхищался им вне всякого сомнения.
И Лена, что показательно, тоже восхищалась.
– Перепелкин никогда не был «хорошим мальчиком», – сама не зная зачем сообщила она. Но сердце колотилось слишком сильно даже после шутливой Димкиной близости, и надо было найти какую-то нейтральную тему, чтобы вернуть его в чувство. – Он абсолютно эгоистичный тип, который ради достижения своей цели откажется от любых принципов. Я знаю, о чем говорю: я с ним все старшие классы за одной партой сидела. А сейчас он уже глава какого-то там департамента: мне мама говорила, и попасть к нему на прием сложнее, чем в Кремль. Так что репутация – она вещь весьма ненадежная. И я не склонна ей верить, особенно после твоих рассказов о моих сотрудниках.
Дима закатил глаза. Так вот для чего она затеяла весь этот спектакль с раскаянием! А он опять попался!
– Хитрюга ты, Черемных! Ничем тебя не проймешь!
О, вот в этом он катастрофически заблуждался. Пронять ее было слишком легко. Во всяком случае, ему.
– Ладно, говори, что ты там хочешь узнать про Гришку? – между тем продолжал Димка, все-таки раскусив ее хитрость. – Или не только про него?
Лена улыбнулась, как Багира в мультфильме про Маугли. Разумеется, она хотела знать все и про всех. А больше всего про тех, кого ей позавчера назвал Кирилл. Жалко, что нельзя сослаться на него в разговоре с Димкой: так все было бы куда проще.
– Давайте только здесь расстанемся, – попросил Кирилл, когда они вышли из кафе. – Чтобы папа не видел нас вместе.
Лена нахмурилась, не понимая.
– А почему ты не хочешь, чтобы он знал о нашей с тобой дружбе? – прямо спросила она. – Он будет против?
Кирилл покачал головой и поморщился.
– Наоборот, – недовольно признался он. – Только он потом покоя ни мне, ни вам не даст. Все время будет с нами напрашиваться. А вы не представляете себе, каким невыносимым он становится, когда включает «заботливого папашу».
– Серьезно? – изумилась Лена. На Димку Корнилова это совсем не походило.
– Еще как серьезно, – вздохнул Кирилл. – Там ни секунды покоя. Шапку надень, чтобы не продуло. Не гладь собаку: вдруг она бешеная? Не ешь много сладкого: попа слипнется. То есть он, конечно, не всегда таким был, и вообще мы с ним отличная команда, – тут же принялся оправдывать отца он. – Но после смерти бабули его частенько переклинивает. А с вами – легко и свободно. Вы меня не дергаете, не учите, не следите за мной. Общаетесь, как со взрослым. Я… отдыхаю с вами, понимаете, Елена Владимировна? Имею я право немного отдохнуть?
– Разумеется, имеешь, – согласилась Лена и тоже повела плечами. – Я просто не предполагала… Знаешь, я помню Димку совсем другим. Беспечным, бесшабашным, думать не думающим ни о каких последствиях. Вот однажды мы вместе в школу шли, а дорогу после сильного дождя залило до самых бортиков, и не перейти никак. А у нас контрольная годовая, на которую опаздывать ни в коем случае нельзя. Я в отчаянии, а Димка поднял меня на руки и перенес на другую сторону. И плевать ему было и на промоченные ноги, и на мои упреки в легкомысленности, и на пропущенную контрольную…