Я имею в виду Тетю…
На протяжении многих лет я очень старалась ее не вспоминать. Всю свою взрослую жизнь я убеждала себя – она получила то, что заслуживала, и ее смерть, какой бы ужасной она ни была, явилась прямым следствием ее собственных поступков. Теперь я поняла, что на самом деле никогда так не считала. Больше того, мне кажется, что все потери и несчастья, которые я пережила, как-то связаны с тем, что́ я сделала, когда мне было девять, и что сумей я тогда найти способ ее спасти, моя дальнейшая жизнь сложилась бы иначе.
Даже немного странно, что именно Тети мне не хватает сейчас, когда мое сердце разбито, и жить дальше нет никакого смысла. А впрочем, ничего странного… Уж она-то знала бы, что нужно сказать. Тетя смогла бы утешить меня по-настоящему. И конечно, она очень веселилась бы, если бы узнала, как я плюнула преподобному в лицо.
Она бы запрокинула голову и расхохоталась, обнажая мелкие зубы в пятнах табачной жвачки.
«Преподобный Эйерс говорит, что есть только один Бог», – сказала я ей однажды. Это было вскоре после того как я встретила в лесу Эстер Джемисон, и мне, конечно, хотелось узнать о “спящих” побольше. – «И еще он говорит, что молиться кому-то или чему-то другому грешно».
Услышав эти слова, Тетя рассмеялась, потом сплюнула на землю коричневой от табака слюной. Мы как раз ехали в ее старом фургоне, битком набитом звериными шкурками, к скупщику пушнины в Сент-Джонсбери: Тетя говорила, что он дает за шкуры справедливую цену. Она ездила к нему уже много лет, но раньше папа не отпускал меня с Тетей, поскольку ехать нужно было с ночевкой. Дорога и впрямь была длинная, но я не боялась: прежде чем мы отправились в путь, Тетя посыпала табаком землю вокруг фургона и помолилась духам леса, духам воды и Четырем Ветрам о благополучном путешествии.
«Преподобный Эйерс еще очень молод, – сказала Тетя, отвечая на мой вопрос. – Он смотрит в озеро, но видит только свое отражение на поверхности воды. Это и есть его Бог. Преподобный не в состоянии увидеть ни рыб, которые живут в глубине, ни лягушку на листе кувшинки, ни стрекозу, которая парит над водой. – Она покачала головой с насмешкой и, как мне показалось, с сожалением, и снова сплюнула. – Его сердце и разум закрыты, он не замечает ни истинной красоты озера, ни того волшебства, которое делает его по-настоящему живым».
Крепко держа вожжи, Тетя уверенно направляла лошадь по узкой грунтовой дороге, изрытой глубокими колеями от других фургонов. Иногда мне казалось, что вожжи ей вовсе не нужны, и что достаточно ей просто сказать лошади, что́ от нее требуется, и та сразу ее послушается. Тетя действительно обладала редкой способностью договориться с любым живым существом: она могла заставить птиц слетаться на ее голос и садиться ей на плечи, могла убедить рыбу плыть прямо в сети и даже выманить из логова рысь. А если уж рысь ее слушалась и сама лезла в силки, то что говорить об обычной лошади?
Фургон, подпрыгивая на ухабах, медленно катился все дальше и дальше. Теплый воздух, напоенный ароматов трав и цветов, звенел от птичьего щебета. Мы отъехали от Уэст-Холла уже на несколько миль, и по сторонам дороги зеленели отлогие холмы, на склонах которых паслись овцы – белые, как свежие сливки. Овцы щипали яркую и сочную весеннюю траву, время от времени издавая довольное блеяние.
«Но ведь преподобный, наверное, очень умный, – сказала я. – Он много лет учился, к тому же, он каждый день читает Библию».
«Ум бывает разный, Сара», – возразила Тетя, и я кивнула. Я хорошо поняла, что она имела в виду. Из всех, кого я знала, самой умной была, конечно, сама Тетя. Люди не только из нашего города, но и с отдаленных ферм приходили к ее маленькой хижине в лесу, чтобы купить лечебные травы и настои, талисманы, обереги и приворотные зелья. Правда, те, кто побывал у Тети, предпочитали не распространяться о том, что именно они приобретали, и сколько им пришлось заплатить за лекарство для больного ребенка или за амулет, который должен был приворожить любимого или любимую, но я-то знала все подробности, что называется, из первых рук.
«Преподобный говорит, что когда мы умираем, наши души отправляются на Небо, чтобы быть с Богом», – сказала я.
«Так вот, значит, во что ты веришь!..» – усмехнулась Тетя, глядя на дорогу впереди.
«Я просто… Просто ты говорила по-другому, вот я и…».
«А что я тебе говорила?» – Тетя повернулась ко мне и слегка приподняла бровь.
Она довольно часто задавала мне подобные «проверочные» вопросы, словно хотела убедиться, что я хорошо усвоила урок. Обычно мне удавалось дать правильный ответ, так что Тетя оставалась мною довольна, и все же я никогда не спешила, тщательно обдумывая каждое слово. Если я отвечала неправильно, Тетя на протяжении нескольких часов могла со мной не разговаривать, делая вид, будто меня и вовсе нет рядом. Когда Тетя бывала особенно сердита, она могла даже оставить меня без обеда или ужина, что в те времена было довольно суровым наказанием, поэтому я с самого раннего детства усвоила: тому, кто разозлит Тетю, придется худо. Вот почему я изо всех сил старалась ее не сердить, и в большинстве случаев мне это удавалось.
«Ты всегда говорила, что смерть – это не конец, а начало, и что мертвые не исчезают, а просто переходят в мир духов и продолжают существовать рядом с нами», – отчеканила я.
Тетя кивнула и искоса взглянула на меня, ожидая продолжения.
«Мне… мне очень нравится эта идея. Ну, что мертвые окружают нас со всех сторон, что они видят нас, наблюдают за нами…» – добавила я несколько менее уверенно.
К моему огромному облегчению, Тетя улыбнулась и кивнула.
Заросшие травой холмы исчезли; теперь слева от дороги сверкал на солнце быстрый и узкий ручей. Погода стояла ясная, и вдали мы могли различить даже очертания Верблюжьей горы, которую назвали так потому что ее двойная вершина напоминала горбы верблюда. Справа от дороги тянулись высаженные в ряд яблони. Они были сплошь покрыты нежно-розовыми цветками, а воздух был насыщен их тонким ароматом. Над цветами с хмельным гудением вились отяжелевшие от нектара пчелы.
Я придвинулась ближе к Тете и прижалась к ее теплому боку. Ее руки, державшие вожжи, были самыми сильными и надежными в мире, и я чувствовала себя в полной безопасности. Что еще нужно для счастья?.. Очень мало, а в эти минуты я чувствовала себя по-настоящему счастливой.
Мы удачно продали меха торговцу в Сент-Джонсбери, и вечером того же дня двинулись в обратный путь. Вскоре начало темнеть, и мы остановились на ночлег на берегу реки – на покрытой мягкой травой поляне у корней старой ивы. Тетя устроила нам в фургоне что-то вроде постели из старой медвежьей шкуры и нескольких одеял, а потом разожгла костер. Когда он прогорел, мы поджарили на углях несколько форелей, которых Тетя поймала прямо в реке, и вскипятили в эмалированной кастрюльке сладкий душистый чай из трав и корней. После ужина Тетя подбросила в костер еще дров, и когда они разгорелись, улеглась у огня, тщательно обсасывая рыбьи косточки. Обычно она съедала рыбу целиком, включая глаза. Только кишки Тетя бросила Патрону, но он побрезговал требухой и удалился в лес, откуда вскоре вернулся с добычей – довольно большим сурком, который оказался недостаточно проворен, чтобы успеть юркнуть в нору.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
