– Благодарю вас, ректор Эшдаун, – ответил Рагнор. – Думаю, вполне достаточно будет снять голову мага со стены в моей спальне.
– Мне очень жаль, – снова извинилась Эшдаун и понизила голос: – А вы были знакомы с… э-э… с этим почившим джентльменом?
Рагнор с неприязнью уставился на нее. Хотя, может, мистер Фелл всегда так на всех смотрел.
– Если бы вам попалась отрезанная голова какого-нибудь нефилима, вам обязательно нужно было бы быть с ним знакомым, чтобы не пожелать ночевать в одной комнате с его оскверненными останками?
Третье отчаянное извинение ректора было прервано кашлем Джеймса.
– Я прошу прощения, – сказал он. – Не могли бы вы подсказать, как мне пройти к себе в комнату? Я… я, кажется, заблудился и запутался тут совсем.
– А-а, юный мистер Эрондейл, – казалось, Эшдаун почти обрадовалась, что ее перебили. – Конечно, давайте я покажу вам дорогу. Ваш отец поручил мне передать вам письмо. Я вручу вам его по пути.
Рагнор Фелл сердито хмурился им вслед. Джеймс надеялся, что не завел себе еще одного врага.
– Ваш отец сказал… ах, как все-таки очарователен валлийский язык, вы не находите? Такой романтичный! Ну так вот, он сказал: «Pob lwc, caraid». А что это значит?
Джеймс покраснел. Он считал себя уже слишком взрослым для уменьшительных имен.
– Это просто значит… это значит «Удачи!».
Спускаясь за ректором в вестибюль, мальчик не мог сдержать улыбки. Ну чей еще отец мог совершенно очаровать ректора просьбой передать сыну таинственное послание? Джеймс почувствовал, что он все-таки не одинок.
Ровно до тех пор, пока ректор Эшдаун не открыла дверь его новой комнаты, не попрощалась с ним веселым тоном и не оставила наедине с его ужасной судьбой.
Это была очень симпатичная комната: просторная, с кроватями из грецкого ореха и белыми льняными балдахинами на витых столбиках. Здесь имелся большой резной гардероб и даже книжный шкаф.
А еще здесь обнаружилось одно огорчающее и раздражающее обстоятельство. В лице Мэттью Фэйрчайлда.
Тот стоял перед столом, на котором красовалось десятка полтора щеток для волос, несколько странных бутылок и груда расчесок.
– Приветик, Джейми, – сказал Мэттью. – Мы с тобой соседи по комнате! Замечательно, правда? Уверен, что мы с тобой прекрасно уживемся.
– Джеймс, – холодно поправил Джеймс. – Зачем тебе столько расчесок?
Фэйрчайлд с жалостью глянул на него.
– Ну не думаешь же ты, что все вот это, – он широким жестом указал на собственную голову, – получилось само собой?
– Не знаю. Мне хватает одной расчески.
– Ну да, – заметил Мэттью. – Я так и понял.
Джеймс прислонил чемодан к ножке кровати, вытащил «Графа Монте-Кристо» и направился к двери.
– Джейми? – позвал Мэттью.
– Джеймс! – выплюнул Джеймс.
Фэйрчайлд расхохотался.
– Ладно-ладно. Джеймс, куда это ты собрался?
– Куда-нибудь в другое место, – заявил Джеймс и хлопнул за собой дверью.
Он не мог поверить, что судьба оказалась к нему так несправедлива, назначив делить комнату с Мэттью. Мальчик отыскал еще одну уединенную лестницу и читал допоздна, пока не решил, что уже достаточно поздно и Фэйрчайлд наверняка уснул. Джеймс прополз по коридору, зажег свечу и стал читать дальше, лежа в кровати.
Должно быть, он слишком уж зачитался. Когда Джеймс проснулся, Мэттью в комнате уже давно не было – в довершение всего, он еще и «жаворонок»! К тому же сам Джеймс безбожно опоздал на первый свой урок в Академии.
– Ну чего же еще ждать от Козлика Эрондейла!
Парня, который это заявил, Джеймс видел впервые. Кое-кто захихикал.
Эрондейл мрачно плюхнулся на стул рядом с Майком Смитом.
Хуже всего были те предметы, которые элита изучала отдельно от отстоя. Потому что сесть на них Джеймсу было не с кем.
А может, хуже всего были первые уроки. Потому что Джеймс всегда засиживался до поздней ночи, с помощью книжек отвлекаясь от своих проблем, и каждый день опаздывал. Причем во сколько бы он ни встал, Мэттью в комнате уже не было. Эрондейл начинал подозревать, что тот делает это специально, чтобы подразнить его. Сложно было представить Фэйрчайлда, спозаранку занимающегося чем-то полезным.
А может, хуже всего были практические занятия. Потому что на них Мэттью неимоверно раздражал Джеймса.
– К сожалению, я вынужден отказаться от участия в этом, – сказал Фэйрчайлд на первом занятии. – Считайте, что я устраиваю забастовку. Как шахтеры. Только делаю это гораздо более элегантно.
На следующий день он объявил:
– Я воздерживаюсь от участия в занятии на том основании, что красота священна, а в этих упражнениях нет ничего красивого.
А потом, на третий раз, просто сказал:
– Я протестую из эстетических принципов.
Мэттью и дальше продолжал нести ахинею, от которой всех разбирал смех, пока через пару недель занятий не заявил:
– Я не стану этого делать, потому что Сумеречные охотники – кретины и потому что я не хочу учиться в этой кретинской школе. Почему инцидент, который называется рождением, автоматически означает, что либо тебя оторвут от семьи и родных, либо жизнь твоя будет короткой, ужасной и полной смертоубийственных драк с демонами?
– Вы желаете, чтобы вас исключили, мистер Фэйрчайлд? – загремел преподаватель.
– Поступайте, как считаете нужным, – ответствовал Мэттью, скрестив руки на груди и улыбаясь, как ангел.
Его не исключили. Казалось, никто просто не знал, что с ним делать. От отчаяния его преподаватели начали сказываться больными.
Мэттью выполнял едва ли половину того, что должен был, и ежедневно оскорблял практически каждого в Академии – но при этом оставался невероятно популярным. Томас с Кристофером не отходили от него ни на шаг. Фэйрчайлд разгуливал по залам Академии в окружении поклонников, желавших услышать от него очередной уморительный анекдот. Их с Джеймсом комната всегда ломилась от посетителей.
А Джеймс практически все свободное время проводил на лестницах. И его все чаще называли Козликом Эрондейлом.
– Знаешь, – однажды смущенно заметил Томас, когда Джеймсу не удалось быстро выскользнуть из комнаты, – ты мог бы чуть больше с нами дружить.
– Правда? – Джеймс попытался, чтобы голос звучал не слишком радостно. – Мне бы… мне бы хотелось чаще видеться с тобой и с Кристофером.
– И с Мэттью, – добавил Томас.
Джеймс безмолвно помотал головой.
– Мэттью – один из лучших моих друзей, – почти умоляюще сказал Томас. – Если бы ты проводил с ним хоть немного времени, я уверен, он бы обязательно тебе понравился.
Джеймс глянул на Фэйрчайлда. Тот восседал на кровати и рассказывал очередную байку восьми ученикам, которые сидели на полу и благоговейно не сводили с него глаз. Мальчик перехватил взгляд Мэттью – Фэйрчайлд смотрел в их с Томасом сторону – и отвернулся.
– Общества Мэттью мне и так более чем достаточно.
– Знаешь, из-за этого ты выглядешь не таким, как все, – заметил Томас. – Ты слишком много времени проводишь с простецами. Думаю, именно поэтому прозвище к тебе так намертво приклеилось. Люди боятся тех, кто на них не похож. Они начинают думать, что все остальные тоже чем-то отличаются, а значит, лишь притворяются, что они такие же, как все.
Джеймс изумленно уставился на него.
– Ты советуешь мне избегать простецов? Потому что они не так хороши, как мы?
– Нет, я не… – начал Томас, но Эрондейл уже слишком разозлился, чтобы дать ему закончить:
– Простецы тоже могут стать героями. Тебе это должно быть известно лучше, чем мне. Твоя мать была из простецов! Отец рассказывал мне о ее подвигах – еще до Восхождения. Мы все здесь знаем великих Сумеречных охотников, которые были простецами. С чего ради нам отделять себя от тех, кому хватило храбрости попытаться стать такими же, как мы сами? От тех, кто, как и мы, хочет спасать людей? Почему мы должны считать их ниже себя, пока они не докажут, что достойны этого, – или пока не умрут? Я не буду так себя вести.
Тетя Софи ни в чем не уступала Сумеречным охотникам и еще до Восхождения славилась своей храбростью. А тетя Софи – мать Томаса. Так что Лайтвуды должны об этом знать не хуже Джеймса.
– Я не это имел в виду, – попытался оправдаться Томас. – Я даже не думал никогда об этом… вот так.
Джеймс не мог избавиться от ощущения, что обитатели Идриса вообще ни о чем никогда не думают.
– Может, ваши отцы просто никогда не рассказывали вам семейных историй, как мой папа, – предположил Джеймс.
– А может, никто не умеет слушать истории так, как это делаешь ты? – с другого конца комнаты вклинился Мэттью. – Не все же учатся.
Эрондейл глянул на соседа. Он только что услышал от Мэттью совершенно неожиданные слова.
– Я знаю одну историю, – продолжал Мэттью. – Кто хочет послушать?
